На южном фронте без перемен - Павел Яковенко

От занимательного наблюдения за тщетными попытками личного состава заставить гореть сырые палки меня оторвал капитан Донецков. Он принес плоскогубцы, отвертку, нитки и пластилин.

— Будем выверять ваше орудие для стрельбы прямой наводкой, — сказал он.

Я, каюсь, этого делать не умел, (да я вообще на кафедре изучал исключительно минометы), и был искренне благодарен капитану за помощь. При этом я старался запомнить на будущее весь порядок работы, и с удовлетворением убедился, что ничего сложного здесь нет.

Мы разобрали затвор, так что через него стало видно выходное отверстие ствола, сделали на этом отверстии крестик из ниток, закрепив их пластилином, затем навели перекрестие ниток на ориентир, а потом на тот же самый ориентир навели перекрестие прицела. Вот и все. Теперь и перекрестие прицела и ствол смотрели в одну и ту же точку. Собрали затвор, и пожали друг другу руки.

Донецков подбадривающе похлопал меня по плечу и удалился куда-то в тыл.

Вскоре пришел Зарифуллин. Командир батареи принёс новость, внесшую еще больше разнообразия и в без того крайне содержательный день: приехал с колонной командир дивизиона майор Бабаян и привёз кухню(!), снаряды и взрыватели к ним.

— Да, Паша. Присмотри, пожалуйста, за нашей связью. Телефоны, кабели, то, сё, пятое, десятое, ну, в общем, ты понял. Они в машине у Гарри, — добавил, уже уходя, Рустам.

Слово «пожалуйста» меня в заблуждение не ввело — это был приказ.

Во, блин, гоблин! Теперь еще голова будет об этом имуществе болеть. И даже не о том, чтобы не сперли — кому нужны допотопные телефонные аппараты — а в том, чтобы не выкинули из машины или просто не сломали.

О Гарри надо сказать особо. Гарри, в миру сержант Гарифуллин, плохо говорил по-русски, как-то невнятно, но был здоровым, крепким, и к радости всех начальников, (включая и меня, разумеется), весьма исполнительным человеком. Да плюс ко всему малопьющим. Напился в части он только однажды, но этот день многие запомнили надолго: пришедший от какой-то старой обиды в ярость, Гарри принялся крушить и без того убогую казенную мебель в древесные отходы и металлолом, причем его несчастные собутыльники давно уже пребывали в ауте; скручивала Гарри вся его рота, вследствие чего многим потом строем пришлось идти в бригаду к дантисту, и с тех пор татарину наливать остерегались. Хорошо еще, что он сам не просил, а то отказать ему было бы весьма затруднительно.

Ладно, здесь он точно не напьется — нечего пить. Надо ему просто сказать, чтобы Гарри свалил всю нашу аппаратуру в своей машине в кучу и приглядывал за ней. Хотя… Хотя нет. Ничего не выйдет. Приглядывать за кучей придется самому. Гарри все это по барабану. Пусть хотя бы сложит, и хватит с него.

Глава 15

Я перетаптывался с ноги на ногу и тихо тосковал. Вот уже и позиция казалась тем местом, где мне бы хотелось сейчас оказаться.

Вместо этого приходилось стоять в строю и выслушивать яркую эмоциональную речь нашего комдива. За его спиной стояла группа контрактников, которые, по тем или иным причинам, не отправились бороться с Радуевым сразу, вместе с нами. (Я только охнул).

Причиной такого бурного красноречия послужили два факта.

Во-первых, не у всех бойцов оказались на месте ремни. А во-вторых, и это было уже гораздо серьезнее, исчезло с десяток штык-ножей. («Зачем только я их выдал», — пульсировало у меня в голове).

— Когда вы успели их продать! — орал Бабаян.

«Неужели и правда, продали»? — думал я. — «Но когда? Когда успели? Неужели по дороге из части? Что-то сержант Узунов больно подозрительно был мужественен в ту тяжелую ночь…».

Личный состав молчал: кто-то опустил голову в землю, кто-то сделал каменное отрешенное лицо, кто-то вообще громко шмыгал носом.

Рустам стоял красный как рак и тоже ничего не мог сказать в свое оправдание.

Я не сомневался, что часть обвинений достанется и мне, и постарался как-то незаметно укрыться за спинами бойцов. Но именно это движение, как назло, привлекло взгляд Бабаяна, и он нашёл новый объект для обличительного сарказма:

— Чем вы занимались здесь, товарищ лейтенант? Спрятались в кабине и не вылезали, да? Хрен с ней, с армией, с войной, с личным составом?.. Не молчите, товарищ лейтенант, промычите хоть что-нибудь!

Мычать мне не хотелось. Оправдываться тоже.

«Ну а что я должен был делать, а? Что я не сделал такого, чего должен был? Надо было строить батарею каждые десять минут и проверять наличие имущества? Штык-ножей этих самых? Ну и как бы это все выглядело? Есть, в конце — концов, командир батареи, есть командир батальона. Поставили задачу — выполняю. Не поставили — не выполняю. Что вы еще от меня хотите?!».

Но ругался я, конечно, мысленно. А так оставалось только закатить глаза к небу, и ждать, что когда-нибудь и это пройдёт.

И правда — прошло. Раскрасневшийся майор прервал свою филлипику, посмотрев на часы. Крик — криком, а пора было заниматься делом. Нужно было выгрузить снаряды, перетащить их на позиции, вкрутить взрыватели и тщательно очистить от смазки. Между тем темнело. Зимний день короток, не успеешь оглянуться, а уже наваливается темнота. Так что нельзя было терять ни минуты, пока скудный дневной свет не исчез окончательно.

Я не поверил своим глазам! Ящик тащили Лисицын и Шиганков, ящик тащили Коломейчук и Серый, (причем Серый выглядел так, как будто у него сейчас пупок развяжется), и ящик тащили Волков и Дынин! Вот это номер! Два сержанта буквально в одной упряжке! Неужели они прониклись ответственностью предстоящих событий, и не отделяют себя от серой массы подчиненных?

Пока я гадал, они все снова вернулись за ящиками. Причем отстающего Серого Волков усердно подгонял солидными пинками.

Нет, братцы, тут что-то не так! Я задумался…

Ага! Ну, все ясно! Как же я сразу-то не допер! Тара! Тара! Деревянная тара! Которая прекрасно горит, потому что просушенна до невозможности. Кого здесь интересуют снаряды? Зато все крайне заинтересованы в топливе.

Как будто в подтверждение моих слов, рядовой Гаррифулин хотел пристукнуть хитрого казаха Калиева.

Могучий Гарри пытался разом утащить сразу два ящика. Но даже у него это никак не получалось. Наивный Гарри! Он попытался спрятать один из двух ящиков за колесом «Урала», даже не подозревая, что за ним уже следят чьи-то внимательные и зоркие глаза. И как только Гарри убежал к своей берлоге с ящиком на плечах, рядовой Калиев немедленно вытащил заныканный ящик из-под колес.

Однако и у хитрого казаха вышла промашка. То, что Гарри не мог сделать с двумя ящиками, у Калиева не получалось даже с одним. И пока он кряхтел, пыхтел и приноравливался, Гарри вернулся.

Наверное, казах все же что-то почувствовал. Он резко обернулся, увидел озлобленного татарина, и рванул с низкого старта — только его и видели.

Наблюдая, как Гарри поднимает себе на плечи чудом сохраненный ящик, я вспомнил о поручении Рустама, и уже было дернулся догнать татарина… Но потом подумал: «А зачем? Время еще есть», и отправился в зону своей ответственности, чтобы проследить, как расчет обслуживает полученные боеприпасы.

Когда совсем стемнело, Рустам собрал всех офицеров, прапорщиков и контрактников батареи, чтобы распределить часы дежурства на позиции. Совещание прошло на удивление спокойно. Никто не спорил, молча выслушали график, составленный комбатом, и разошлись.

Мне досталась первая смена, чему я, честно говоря, даже обрадовался. Во-первых, спать все равно не хотелось, а, во-вторых, выползать после сна на холод, (что при второй или третьей смене неизбежно), занятие не самое веселое. Уж лучше сразу отстоять свое, а потом спокойно дрыхнуть, пока сам не проснешься.

Я побрел к расчету. Под мою ответственность попала зона от перекрестка и вдоль линии канала вплоть до соединения с пехотой. Честно говоря, соседей слева я толком и не видел. Шарахался там кто-то, не из нашей части даже, по-моему. Днем мне не было не до них: своих забот хватало.

На позицию я прибыл не в лучшем настроении, но увидев почти идиллическую картину, не смог не улыбнуться. Весело потрескивал костер из первого разукомплектованного ящика, мои бойцы, словно индейцы, сидели вокруг него на касках, крепко вбив их в землю собственными пятыми точками, курили «трофейный» «Космос» и жевали ужин, который уже, оказывается, успел приготовить начальник ПХД дивизиона прапорщик Ахмед.

Я мысленно зааплодировал Ахмеду. Это был не совсем обычный прапорщик — это был прапорщик в очках. Офицеры в очках попадались сплошь и рядом, а вот прапорщика я знал только одного. И у меня никогда не поворачивался язык назвать его просто папоротником. Не из-за очков, как вы могли бы подумать, а потому, что это был по-настоящему хороший человек: в меру деловой, в меру серьезный, в меру обязательный, и без этой… как ее… армейской специфики. Наверное, тоже с «гражданки» от безработицы пришел.