Изумруды к свадьбе - Виктория Холт

– Вы очень импульсивны, мадемуазель Лоусон. Мне кажется, что реставратор старых картин мог бы обойтись и без этого. Я не говорил вам, что не смогу пригласить женщину для реставрации картин. Это лишь ваше собственное предположение.

– Но я вижу, что вы не одобряете моего пребывания в замке. Этого вполне достаточно.

– А вы ожидали, что я одобрю ваш... обман?

– Господин граф, – сказала я, – я работала вместе с отцом и взяла на себя все его заказы. Вы уже давно условились с ним о его приезде в замок, и я полагала, что договоренность и приглашение все еще остаются в силе. Поэтому не вижу в этом никакого обмана.

– Тогда вы, должно быть, были очень удивлены, увидев всеобщее изумление, вызванное вашим приездом.

– Мне было бы очень трудно выполнять эту сложную и тонкую работу в атмосфере неодобрительного ко мне отношения.

– О, понимаю!

– Поэтому...

– Поэтому? – повторил он.

– Я могла бы уехать уже сегодня, если бы меня довезли до станции основной железнодорожной магистрали. Как я поняла, есть только один утренний поезд из Гайяра.

– Как предусмотрительно с вашей стороны, мадемуазель, что вы все продумали, но я еще раз повторяю, что вы слишком импульсивны. Вы должны понять мое затруднительное положение и извинить меня за мои слова, но вы не выглядите достаточно солидной по возрасту, который мог бы предполагать наличие большого опыта.

– Я много лет работала с отцом. Есть такие люди, которые достигают солидного возраста, но никогда не приобретают мастерства. У человека должно быть врожденное чутье, понимание, любовь к живописи.

– Вы, оказывается, не только художник, но и поэт. Но в возрасте... э-э-э... тридцати лет или около этого... человек еще не может иметь достаточного опыта.

– Мне двадцать восемь! – горячо возразила я и тут же поняла, что попалась в ловушку.

Граф решил сбросить меня с пьедестала, на котором я пыталась утвердиться, и показать мне, что я прежде всего обыкновенная женщина, которая не может позволить, чтобы ее считали старше, чем она есть на самом деле.

Он удивленно поднял брови – этот разговор начинал ему нравиться. Я поняла, что дала ему понять, что нахожусь в отчаянно затруднительном положении, и теперь его жестокий характер вынуждал продлевать мои мучения.

Впервые с тех пор, как пустилась в это авантюрное предприятие, я потеряла над собой контроль.

В течение нескольких минут он разглядывал меня с деланным удивлением. Но как только я направилась к двери, мгновенно оказался рядом со мной.

– Мадемуазель, вы меня не поняли. Возможно, ваше знание французского не столь совершенно, как познания в живописи.

Я взбеленилась:

– Моя мать была француженка. И я прекрасно поняла каждое произнесенное вами слово.

– Тогда мне следует винить самого себя за неумение ясно и четко выражать свои мысли. Я вовсе не желаю, чтобы вы уезжали... пока...

– Ваша манера выражаться предполагает, что вы готовы доверить мне работу.

– Это ваше собственное предположение, мадемуазель, смею вас уверить.

– Так вы имеете в виду, что хотели бы, чтобы я осталась?

Он немного задумался.

– Если вас это не обидит, я хотел бы предложить вам небольшое... испытание. Только, пожалуйста, мадемуазель, не обвиняйте меня в предрассудках по поводу вашего пола. Я готов предположить, что в мире могут существовать замечательные женщины. Я все еще нахожусь под впечатлением ваших слов, когда вы рассказывали о том, как видите и любите живопись. Меня также очень заинтересовало ваше мнение и оценки состояния картин и стоимости их реставрации. Все это было изложено ясно и обоснованно.

Я очень боялась того, что мои глаза выдадут мое волнение. Если, думала я, он понял, насколько важно для меня получить этот заказ, то, наверное, будет и дальше продолжать терзать меня. А он, несомненно, понял.

– Я собирался предложить... Но вы, кажется, приняли решение все же уехать сегодня или завтра...

– Я проделала длинный путь, господин граф. И конечно, я бы предпочла остаться и выполнить работу, – если бы для этого были благоприятные условия. Так что вы собираетесь мне предложить?

– Чтобы вы отреставрировали одну из картин. И, если результат меня удовлетворит, вы сможете продолжать работу над остальными полотнами.

В этот момент я была просто счастлива, потому что ни на минуту не сомневалась в своих способностях. Итак, мое ближайшее будущее было определено. Мне не придется возвращаться в Лондон! Никакой кузины Джейн! Меня охватило чувство радости, нетерпения, волнения. Я была уверена, что выдержу испытание, а это значит, что надолго останусь в этом замке – он станет моим домом на многие месяцы. Я смогу бродить по нему, изучать и созерцать все его богатства и сокровища и удовлетворить свое любопытство в отношении обитателей замка.

Мое любопытство было совершенно ненасытным. Я знала об этом уже давно. Мой отец обратил внимание на это мое качество и очень осуждал его, но я никак не могла удержаться от того, чтобы не стараться узнать то, что скрывают люди за своими словами и поступками. Узнавать и открывать – это означало для меня то же самое, что и снимать налет разрушения со старинной картины. А попытаться узнать, что представляет собой граф, – означало увидеть живую картину.

– Кажется, предложение пришлось вам по вкусу?

– Оно очень привлекательно, – ответила я.

– Тогда мы договорились. – И он протянул мне руку. – Это старая английская привычка, не так ли? Мадемуазель, было очень любезно с вашей стороны, что вы вели наши переговоры по-французски. Так давайте же скрепим нашу договоренность по-английски, рукопожатием.

Пока он держал мою руку, взгляд его темных глаз словно проникал в мою душу, и я почувствовала себя очень неуютно. Я почувствовала себя какой-то безвольной, бессловесной, и, как мне показалось... точнее, я была совершенно уверена, что именно этого он и добивался.

Я отняла свою руку с некоторой заносчивостью, которая, как мне казалось, могла бы скрыть мое смущение.

– Какую же картину вы выбрали... для испытания? – спросила я.

– Что вы скажете о той, которую вы как раз изучали, когда я вошел.

– Замечательно. Она более чем все другие нуждается в реставрации.

Мы подошли к картине и, стоя бок о бок, внимательно стали ее рассматривать.

– С ней обращались очень плохо, – жестко сказала я. Теперь уж я прочно сидела на своем коньке. – Картина не очень старая, ей всего лет сто пятьдесят самое большее – и тем не менее...

– Моя прародительница.

– Очень жаль, что она подверглась такому обращению.

– Да, действительно очень жаль. Но во Франции были такие времена...

– Я предполагаю, что картина долгое время находилась на открытом воздухе. Посмотрите, как потускнел и потемнел даже цвет платья, а ведь ализарин очень устойчив. Я не могу при этом свете как следует рассмотреть цвет камней в ожерелье, так сильно они потемнели! То же самое можно сказать и о браслете и серьгах.