Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 1 - Николай Корнеевич Чуковский

Невой, сейчас почти неразличимый, потому что там поднималось солнце, и смотреть туда было невозможно. Справа, на длинном узком плоском острове, лежал Кронштадт, весь в заводских трубах и подъемных кранах, между которыми возвышался собор, похожий на пасхальный кулич. Впереди, на южном лесистом берегу, белели низенькие здания Петергофа и Ораниенбаума. Этот клочок Финского залива в двадцать пять километров шириной, расположенный между Ленинградом и Кронштадтом, самый восточный выступ Балтики, называется Маркизовой лужей. Все Балтийское море, кроме этой Маркизовой лужи, было уже захвачено немцами и финнами. Здесь, в Маркизовой луже, в южной ее части, между Кронштадтом и Петергофом, стоял теперь весь наш Балтийский флот.

Лунин хорошо видел корабли. Они были неподвижны, но башни их двигались, поворачивая стволы орудий. Корабли вели огонь. Все их орудия были повернуты на юг и юго-запад.

Но как раз то, что происходило там, на юго-западе, рассмотреть было невозможно. Огромная туча, серо-лиловая, неподвижно висела над всем южным берегом. Она доползла до береговой черты и застыла, словно какая-то невидимая стена преградила ей путь. Что скрыто под ней, отгадать было трудно. Лунин видел только самый берег, но на берегу не было ничего любопытного, и снаряды корабельной артиллерии разрывались где-то далеко за берегом.

Рассохин довел эскадрилью до тучи и пошел вдоль нее влево, на восток. Справа от Лунина, как горный хребет, вздымались исполинские клубы пара, медленно движущиеся, с глубокими пещерами, полными то лиловым, то перламутровым светом. Дойдя вдоль тучи почти до Ленинградского порта, Рассохин снова повернул на север. Они опять пересекли Маркизову лужу — против устья Невы — и пошли вдоль северного берега на запад. Возле Лисьего Носа — длинного лесистого мыса, вдавшегося в море по направлению к Кронштадту, — снова повернули на юг и опять пошли прямо к туче.

Она росла перед ними по мере того, как они к ней приближались, словно горная гряда, непроницаемая, но колышущаяся и живая, как первобытная мгла. И вдруг Лунин увидел, как из нее стали вываливаться немецкие самолеты.

Они высыпа́лись из клубов пара пачками по восемь, двенадцать, пятнадцать штук в разных концах и на разных высотах.

Сначала их было всего два-три десятка, черных, длинных, довольно медлительных, но они продолжали вываливаться из тучи, как осы из гнезда, пачка за пачкой, и скоро весь край неба от юго-востока до юго-запада был полон ими. Стягиваясь в группы, строясь и перестраиваясь, они двигались к флоту.

Лунин повернул голову и увидел всю эскадрилью Рассохина — шесть маленьких самолетиков.

Стиснув ручку, Лунин глядел на самолет Рассохина. Что сделает Рассохин? Он вспомнил, как Рассохин говорил: «Не связывайтесь с отдельными „юнкерсами“!» А с таким множеством он не станет связываться и подавно. Да, действительно, где уж тут связываться! Вот Рассохин стал слегка заворачивать, менять курс. Сейчас он круто завернет и поведет их на аэродром.

Но Рассохин не повернул. Нацелившись в самую середину вывалившейся из тучи армады, он понесся вперед.

И Лунина, потрясенного, похолодевшего, вдруг охватил восторг. Он видел, как Байсеитов, Кабанков и Чепелкин, увеличивая скорость, понеслись за Рассохиным. Он тоже довел скорость до предела. И обернулся. Серов шел за ним, не меняя дистанции. Вшестером шли они навстречу бомбардировщикам, захватившим уже полнеба от горизонта до горизонта.

Лунин перестал дышать. «Юнкерсы» приближались и росли на глазах — крылья их словно раздвигались. Эскадрилья промчалась над восточной окраиной Кронштадта, и Лунин внизу увидел корабли. Весь воздух — и выше, и ниже, и кругом — был полон внезапно возникающими и потом растекающимися пушинками дыма: это зенитная артиллерия Кронштадта вела заградительный огонь. Лунин понял, что «юнкерсы» идут к кораблям; они стекались к ним с разных сторон, сгущаясь. Нужно опередить их. Он летел на предельной скорости, искоса поглядывая вправо на самолет Рассохина, который несся впереди.

Встретились они как раз над кораблями.

То один «юнкерс», то другой, распластав огромные крылья, появлялся в стеклышке прицела. Но сейчас же выползал из него, потому что все двигалось. Лунин, полный нетерпения, сразу же начал стрелять, хотя до ближайшего «юнкерса» оставалось метров четыреста. «Юнкерс» тоже вел огонь. Длинные огненные жгуты, тусклые при солнечном свете, мотались перед «юнкерсом», как усы. Это были очереди трассирующих пуль.

Через мгновение оказалось, что «юнкерсы» повсюду — и впереди, и сзади, и вверху, и внизу. Куда Лунин ни глядел, он ничего не видел, кроме черных вытянутых тел. Он ворвался в самую гущу их, в кашу. Огненные жгуты скрещивались и сплетались повсюду, окружая его, как сеть. Ему ежесекундно приходилось менять курс, чтобы не врезаться в «юнкерс». Всякий раз, когда один из них попадал в стеклышко прицела — а это случалось почти беспрерывно, — он стрелял. Но они так быстро выплывали из прицела и заменялись другими, что о результатах своей стрельбы он не успевал узнавать ничего. Он только видел, что они боятся его и шарахаются от него в стороны, как коровы от собаки, ворвавшейся в стадо. Это открытие доставило ему наслаждение, и он метался между ними, сбивая их в кучи и разгоняя.

В этой сумятице он давно забыл о том, что надо следить за Рассохиным, и давно потерял из виду и его, и остальных товарищей. Но он чувствовал, что они здесь, неподалеку, когда «юнкерсы» без видимой причины начинали метаться, почти наскакивая друг на друга. Обернувшись, он прямо у себя в хвосте заметил самолет Серова и удивился, как это Серов не потерял его в такой толчее.

Далеко под собой он видел узенькие щепочки кораблей, видел медленно и косо падающие бомбы, видел появлявшиеся рядами на гладкой поверхности моря белые пятнышки взрывов. «Юнкерсы» бомбят, но не попадают. Сбрасывают бомбы, не долетев! Так вот что значит — не давать бомбить прицельно! Их всего шесть человек, но все-таки они добились своего, и бомбы упали в воду! И, возбужденный, обрадованный, Лунин метался среди шарахающихся «юнкерсов», стреляя почти без перерыва.

Каждый «юнкерс», сбросив бомбы, сейчас же поворачивался и уходил назад, к туче. Уходя, они уже не держались вместе, пачками, а, напротив, разбредались в разные стороны, как бы избегая друг друга. Все они тянулись к туче, но до тучи было теперь не так близко, как раньше. Во время боя она отошла, отодвинулась к югу, со всеми своими зубцами, вершинами, башнями, и весь южный берег был теперь залит солнцем, озарявшим стелющиеся и мечущиеся дымы пожаров.

Вокруг Лунина вдруг стало пустынно. Он глянул туда, сюда — ни одного «юнкерса» вблизи. Его поразила такая перемена, и он не сразу понял, что