Журавленок и молнии - Владислав Крапивин

В самом деле, почему бы не пойти к Иринке вдвоем? А потом можно вместе в парк или еще куда-нибудь.

— Пойдем, — сразу согласился Горька. — Отец до обеда на работе, я пока вольный.

И они пошли. Но у Иринкиного дома Горька вдруг придержал шаги. Сказал настороженно:

— Здесь одна девчонка из нашего класса живет. Ирка Брандукова. Неохота мне ее видеть.

Журка растерянно остановился.

— Я не знал, что она из вашего…

— А ты что? К ней идешь? — удивился Горька.

Журка виновато кивнул. И сразу рассердился и на Горьку, и на себя:

— А что такого? Разве нельзя?

— Когда это ты успел познакомиться?

— Успел…

— Ну, иди, — примирительно сказал Горька. — А я лучше к ребятам…

— Вы с ней поссорились, что ли? — неловко спросил Журка.

— Да не… — беспечно отозвался Горька. — Просто… Чего мне с ней встречаться? И так надоели друг другу, четыре года на соседних партах сидим… А ты иди.

— Я обещал…

— Ну и давай. А я потом к тебе забегу. Можно?

— Конечно, приходи обязательно, — с облегчением сказал Журка. Сперва ему казалось, что Горька обижается, а сейчас он увидел, что нет.

Иринка встретила Журку, будто ждала у самого порога. Не приглашая в комнату, быстро сказала:

— Поехали в краеведческий музей! Там недавно планетарий открыли…

— Поехали.

На лестнице Иринка оглянулась на закрывшуюся дверь, нерешительно посмотрела на Журку и с тихой досадой проговорила:

— Мама с папой там… выясняют, кто прав, кто виноват. Из-за вчерашнего…

— А что вчера? — с тревогой спросил Журка. — Потому что я приходил?

— Да при чем здесь ты? — удивилась Иринка. — Вчера вечером к папе дядя Иннокентий пришел. Ну, приятель папин… В общем, выпивший он был, расшумелся, расхвастался. Мама его и трезвого не очень любит, а так совсем…

Журка кивнул: понимаю, мол.

Запинаясь от неловкости, Иринка сказала:

— Ты только не подумай, что папа тоже с ним… Просто мама волнуется: у папы сердце неважное, у него по ночам такая аритмия бывает… В общем, ты не обижайся, что я тебя домой не позвала….

— Я понимаю, — сказал Журка. И подумал, что нигде на свете нет полного счастья и спокойствия.

Не игра…

У Горьки не было ясной причины, чтобы не ходить к Ирке Брандуковой. То, что они «надоели друг другу», он придумал. Не могли они надоесть, потоку что друг на друга почти не обращали внимания. Вернее, Брандукова не обращала. Горька-то иногда на нее поглядывал с интересом. Ему нравилось, как Ирка улыбается своим щербатым ртом и как грызет головку авторучки, если решает сложную задачку. Но это был минутный, легкий интерес, и Горька очень быстро забывал думать о Брандуковой, занятый своими заботами и тревогами.

Сейчас он не пошел с Журкой из-за смутного опасения, что будет лишним. Вдруг Ирка глянет насмешливо и тоже спросит у Журки: «Он что, уже в друзья к тебе записался?» К тому же у нее и у Журки свои дела, они о чем-то договорились. А он, Горька, зачем? Журка ни в коем случае не должен думать, будто Горька назойливый. Он вообще не должен думать про Горьку ничего плохого…

Однако если бы Горька знал про то, что с ним случится через полчаса, он пошел бы куда угодно: к Брандуковой, на край света, к черту на рога.

А случилось вот что.

Недалеко от дома, на углу Парковой и переулка с магазинчиком, Горьку неожиданно окликнули:

— Эй, Горислав…

Это был тот парень с велосипедом, что утром искал Капрала. Звали его Студент. На самом деле он был не студент, а, кажется, девятиклассник. Просто отец у него работал профессором в институте, а сынок однажды сказал в ребячьей компании: «Мне пятерочный аттестат ни к чему, дорога и так открыта. Можно считать, что я уже студент». С тех пор кличка прилипла к парню намертво…

Рядом со Студентом стоял Череп — сумрачное неуклюжее существо, ученик восьмого класса той же школы, где учился Горька. У Черепа была яйцеобразная, покрытая мелким пухом голова и длинные ноги в тяжелых ботинках (он всегда волочил эти ботинки, как гири).

Горька остановился. Оклик прозвучал мирно, и драпать, видимо, не стоило. Хотя бы для того, чтобы зря не раздражать Студента и его друзей. Да и не убежать. Череп, конечно, запутается в ботинках, но Студент на велике догонит в два счета…

— Чего? — стараясь быть независимым, сказал Горька.

Студент и Череп медленно подошли.

— Дело есть, — сообщил Студент. — Предложение одно… Пойдем поговорим.

— Мне домой надо, — попробовал отвертеться Горька.

Но Студент ласково и крепко взял его за плечо.

— Да пойдем, не бойся.

Он повел заробевшего Горьку в гараж, который стоял в глубине большого двора. Когда-то в гараже находились «Жигули», но потом папаша сел в тюрьму и машину пришлось продать. А гараж куда денешь? Если бы железный — другое дело, а кирпичный с места не сдвинешь. И теперь в гараже собиралась компания Капрала.

Занимались они там вроде бы обыкновенным делом: ремонтировали старый мотоцикл. Но все ребята знали, что это дело у них — не главное.

Сейчас в гараже сидели на верстаке сам Капрал и вертлявый семиклассник Шкалик.

— Во, — сказал Студент и подтолкнул Горьку вперед. — Нашел. Это геройский парень, сделает все о’кей.

Горька тоскливо подумал, что лучше все-таки драпануть. Но в дверях стоял Череп и смотрел на него с ленивой скукой.

Капрал вдруг соскочил с верстака и резко сказал:

— Череп, сгинь из дверей! Я вас, идиотов, просил добровольца привести, а вы его, будто заложника, притащили! Если не хочет, пусть уходит…

Потом он глянул на Горьку бархатными своими глазами и спросил с участием:

— Они что, силой тебя тянули?

— Не… — пробормотал Горька. — Я сам.

— А! Ну, другое дело… Тогда вот что. Помоги нам по-человечески.

— А чего… — нерешительно откликнулся Горька.

У Капрала затуманилось красивое лицо, он виновато улыбнулся:

— Да дело-то обыкновенное… Честно говоря, перебрали мы вчера на дне рождения у одного корешка. Тебе этого не понять, да и слава богу. Не надо… Только поверь мне, грешному: голова трещит, будто в ней рота барабанщиков, и муторно так, словно мыла наелся… Вон и Студент слегка бледный…

Он говорил тихо, доверительно и смотрел на Горьку с надеждой, словно тот и в самом деле мог помочь.

Горька ощутил симпатию и жалость к страдающему Капралу. И легкую гордость оттого, что знаменитый Капрал не грозит, не требует, а так по-доброму просит о помощи. Но о какой? На бутылку ему, что ли, надо? Горька добросовестно вывернул карманы, вытряхнул крошки и несколько медяков.

— Вот, все… — Он честно взглянул в печальные глаза Капрала.

Капрал вздохнул и качнул головой:

— Да нет, не то. Все на деньги не измерить… особенно, когда их нет… Понимаешь, тут надо немного смелости. Конечно, не как в партизанском отряде, но все-таки… Найдется у тебя?

В Горьке опять задрожала тоскливо-тревожная струнка. Он пожал плечами.

— Найдется, — уверенно сказал Капрал. — Да и задача-то пустяк. У магазина сейчас будут разгружать ящики с коньяком «Белый аист». Никто за ними толком не смотрит, грузчики мотаются туда-сюда. Протопаешь мимо ящиков, дернешь одну бутылку, сунешь вот в эту сумку, обойдешь кругом квартал — и сюда. Нас там всякая собака знает, а на тебя и не взглянут. Сделаешь?

— Нет… — сказал Горька, осипнув от страха. И неловко затоптался на месте.

Капрал без улыбки смотрел, как он топчется. Потом сказал со вздохом:

— Ну, нет, так нет. А может, решишься?

— Нет. Пустите меня, — опять пробормотал Горька, пряча глаза.

— А кто тебя держит? Иди, — проговорил Капрал. — Только условимся по-джентльменски: про наш разговор никому. Понял?

— Понял, — торопливо согласился Горька и оглянулся на дверь. Выход был свободен. Горька обрадовался… и не пошел. Виновато посмотрел на Капрала, будто в чем-то обманул хорошего человека. Капрал сказал ему ласково:

— Ты ведь не боишься. Ты это с непривычки. Думаешь, наверно, что нехорошо, мол… А какая разница, кто эту бутылку выпьет? Мы для поправки здоровья или какие-нибудь алкаши, которые работу прогуливают? Или думаешь, государство обеднеет на десятку?

Горька не думал про государство, он думал про себя.

— Если поймают…

Капрал засмеялся:

— Да кто тебя поймает? Если даже увидят, разве догонят? Да и не увидят…

— Ну, а поймают, так что такого? — с писклявой усмешкой вмешался Шкалик. — Ты скажи, что коньяк хотел вылить, а бутылку сдать, чтобы двенадцать копеек получить.

— Точно, — согласился Капрал. — Посмеются да отпустят. Ну, может, пинка дадут… Да чушь это, никто не увидит. Зато от нас будет тебе вечная благодарность и защита от недругов. А?