Романовы. Сбывшееся пророчество - Сара Блейк

Глава 14

Марионетка в руках правителей

Двадцатого сентября 1754 года императрица Елизавета стала бабушкой – на свет появился сын императора Петра Третьего, который приходился внуком самому великому Петру Первому. Мальчишку нарекли Павлом. Павел появился на свет спустя десять лет после свадьбы своих родителей – Петра Третьего и Екатерины Второй.

Елизавета не доверяла Екатерине и позаботилась о том, чтобы мальчика держали подальше от нее. Впрочем, она будет стараться избежать участия матери Павла в его жизни до конца своих дней. Сорок дней после рождения Елизавета не показывала Павла Екатерине, а затем, показав единожды, снова забрала его к себе на долгие восемь лет.

Елизавета окружила Павла своей заботой, а также толпами нянек и мамок. Но, как известно, у семи нянек дитя без глазу – как-то утром няньки обнаружили колыбель пустой. Царевич всю ночь пролежал под колыбелью на полу.

Именно своим детским нянюшкам Павел обязан навязанным ему страхам, которые будут преследовать его на протяжении всей его жизни. Они любили рассказывать ему про всяких домовых, ведьм и прочую нечисть.

Когда Павел достиг шестилетнего возраста, Елизавета стала думать о том, что пора передать его на воспитание в мужские руки.

– Графское воспитание, вот что нужно маленькому царевичу! Пускай им займется граф Панин, Никита Иваныч, – отдала Елизавета свой приказ.

Но Панин вряд ли мог быть хорошим воспитателем для Великого царя, да и любого ребенка в принципе. Он был человеком незаурядного ума, желчным и хладнокровным. Он был малоподвижен, сух в обращении и чрезвычайно неохотно общался со своим воспитанником. Павел очень боялся не угодить наставнику, что, вместе с отсутствием физических упражнений, необратимо расшатало нервную систему молодого царевича. Но, несмотря на это, Павел был к Никите очень привязан.

Панин не упустил возможности воспользоваться привязанностью Павла и внушил ему, что именно он – Павел – станет государем России после смерти Елизаветы. Однако же таких указаний Елизавета не оставила, и после ее смерти престол занял Петр Третий, отец Павла. Царствовал он всего лишь полгода, но за это время успел отправить свою законную жену в монастырь (среди Романовых это было модно), а также собирался взять в жены свою любовницу-алкоголичку Елизавету Воронцову. С сыном же он виделся всего два раза: первый раз по собственному желанию, второй – по настоянию Панина.

Петр Третий только и знал, что муштровать своих солдат, пить и курить. Но Павел боготворил своего отца. Для Павла, высокообразованного и начитанного, навсегда останется идеалом его необразованный и полупьяный отец.

Императора Петра Третьего свергли, после чего он вскоре умер. По двору ходили слухи, что в этом ему помогла его супруга Екатерина, взошедшая после его смерти на престол. На жизнь своего сына особого влияния она не оказывала, только пристально следила за каждым его шагом и словом. Позже она позаботилась о снижении влияния Панина на Павла. Внимания она уделяла ему не больше, чем докучливому родственнику. Ранее Павел обожал мать, но теперь это светлое чувство сменилось озлобленностью.

Меж тем, мать по-своему заботилась о своем сыне. Когда ему исполнилось шестнадцать, она решила, что настало время для сексуального воспитания царевича, и подыскала ему вдову тридцати лет для образования в этих вопросах. Женщина хорошо справилась со своей задачей и в итоге родила Павлу сына – Семена, который позже, в возрасте двадцати двух лет, погиб на флоте, наследуя нетерпимость Романовых к жизни.

В это время матушка уже подыскала царевичу молодую невесту. Даже трех – сестриц Гессен-Дармштадских. Павлу только и оставалось, что выбрать одну из них.

Роскошный тронный зал был в этот день излишне переполнен. Никто не позволял себе говорить громко, но от общего шепота и гула у Павла звенело в ушах. На троне, как и всегда, восседала его матушка – императрица Екатерина Вторая. Он сидел подле нее, в кресле пониже, однако же впервые все внимание толпы уделялось именно ему.

В зале появился слуга. Толпа затихла. Слуга аккуратным шагом продвинулся к середине зала. В руках он нес накрытый полотном портрет. Он аккуратно установил портрет на подготовленное для него место. Затем звонко и торжественно произнес:

– Принцесса Амалия Гессен-Дармштадтская! – после этих слов он сбросил с портрета полотно, и оно открылось перед собравшимися в зале.

Толпа ахнула. Амалия, изображенная на портрете, была откровенно безобразна. Но Екатерина быстро подавила эмоции толпы своим озлобленным взглядом и повернулась к царевичу с милой улыбкой на лице:

– Ну, что скажешь, дорогой? – спросила она его.

– Матушка, мне хотелось бы знать: это художник, изображая принцессу, плохо постарался, или же это ее отец не сильно усердствовал, зачиная ее? – поинтересовался Павел в ответ.

В толпе пробежался сдержанный смешок, но смущенная Екатерина поспешила придушить его своим вторым не менее озлобленным взглядом в ее адрес – ведь в зале присутствовал сам Фридрих, король Пруссии. Негоже было вести себя подобным образом в его присутствии.

– Павел, не фамильярничай, – строго обратилась она к нему. – Амалия очень умна и образована, что в полной мере перекрывает ее своеобразную красоту.

– И даже то, что у нее один глаз выше другого? – не унимался Павел. – Извольте, матушка, но если все предлагаемые Вами невесты будут обладать такой, как Вы выразились, «своеобразной красотой», то я, пожалуй, останусь лучше неженатым.

– Внесите следующий портрет! – поспешно велела Екатерина, дабы избежать дальнейшего позора, искренне надеясь, что девушка на втором портрете окажется посимпатичнее.

Слуга накинул полотно обратно на портрет и быстро удалился. Затем он снова появился в зале уже с другим портретом и водрузил его на положенное место.

– Принцесса Вильгельмина Гессен-Дармштадтская! – торжественно произнес он, раскрыв зрителям портрет второй принцессы.

На сей раз в толпе пробежался тихий шепот. Екатерина, довольная реакцией толпы, устремила свой взгляд на царевича.

– Неужели и эту милую девицу ты находишь непривлекательной? – обратилась она к Павлу.

Вторая принцесса действительно была недурна собой. Не то, чтобы первая красавица, но очень даже хороша. Павел помолчал немного, затем ответил:

– У меня есть опасения, что ее красота может говорить об отсутствии у нее надлежащего моему положению ума, – произнес он.

И снова Екатерина залилась пунцовой краской. Да когда же этот наглый мальчишка угомонится?

– Смею тебе возразить, дорогой. С позволения господина Фридриха, замечу, что принцесса Вильгельмина отнюдь неглупа. Не так ли, Фридрих?