В поисках Евы - Вадим Норд

Виталий Максимович взял себя в руки, носом больше не шмыгал и моргал редко.

– Ничего страшного, – сказал Александр.

– Я после вашего визита Любе позвонил, но она как услышала мой голос, так сразу трубку повесила. Я еще дважды перезванивал. С тем же результатом. Но если Эрнест где-то скрывается, то Люба об этом будет знать…

Ева никогда не упоминала про двоюродную тетку. Может, случайно, просто к слову не пришлось, а может, и намеренно. Но пообщаться с теткой можно в любом случае, даже нужно.

Забив информацию в телефон, Александр вспомнил про свою неудавшуюся подачу заявления о розыске Евы.

– Виталий Максимович, – сказал он, убрав телефон в карман куртки. – Вы не собираетесь подавать заявление о розыске Евы? К вам, как к отцу.

– Что вы! Что вы! – всполошился Виталий Максимович. – Во-первых, я совершенно не знаю, какие там обстоятельства, а во-вторых, меня Таня тогда со свету сживет! У вас, кстати, номер моего мобильного, с которого я вам звонил, сохранился?

– Да, – кивнул Александр.

– Если будете мне звонить, то сначала услышьте, что я ответил, а потом уже говорите. – В глазах Виталия Максимовича промелькнул страх. – Таня иногда берет мой мобильный и молчит. Ждет – вдруг там женский голос. Она у меня очень ревнивая.

– Так у меня вроде бы голос мужской, – не без сарказма уточнил Александр.

– Это еще хуже. – Виталий Максимович нахмурился и посмотрел на Александра укоризненно, как на какого-нибудь несмышленыша. – Она может узнать ваш голос, и тогда мне конец! Если что, то вы у меня в телефон забиты как Саша-парикмахер. Для конспирации.

«Кафку бы сюда, – с тоской подумал Александр. – Бедная Ева. Вот уж не повезло человеку с родителями, так не повезло.»

Любимый писатель Александра Рюноскэ Акутагава писал, что ад можно разделить на три круга: дальний ад, ближний ад и ад одиночества.

Ад одиночества. Точнее про жизнь Евы в родительском доме и не скажешь.

9. Мутабор

«Добавлять – не убавлять», – шутят иногда пластические хирурги во время костной пластики, подразумевая, что легче поставить имплантат, нежели стачивать кость. Так оно и есть.

Чересчур «тяжелый» подбородок может существенно испортить жизнь своей обладательнице. Мужчины к этому обстоятельству относятся проще, потому что массивный подбородок традиционно считается признаком твердости характера, мужественности, сильной воли. Женщины же рассматривают «тяжелый» подбородок как эстетический дефект, весьма и весьма существенный, потому что он сразу бросается в глаза.

Чаще всего Александр предлагал не отрезать лишнее, а скорректировать лицевые пропорции другим способом. Увеличение объема в области скул при помощи инъекций коллагеновых препаратов или имплантатов может «скрыть» массивность подбородка, то есть желаемый эффект будет достигнут «малой кровью», более простым способом.

Сегодняшней пациентке он сразу же предложил остеотомию, операцию, во время которой изымается часть кости, потому что все остальные пропорции ее лица можно было бы назвать идеальными. Ни увеличение скул, ни более массивный нос (существует и такой метод), не смогли бы исправить положение, а только бы ухудшили его.

Технически все выглядит просто – через разрез в полости рта (рубцы снаружи никому не нужны) обнажается кость, удаляется все ненужное, и разрез послойно зашивается. Сложности в другом – в том, что около полутора месяцев после операции, а порой и все два, из-за ограничения подвижности нижней челюсти приходится питаться через трубочку жидкой пищей и поменьше разговаривать, потому что говорить в таком состоянии затруднительно. Отек не спадает долго (может и полгода держаться), могут добавляться проблемы с зубами и деснами, вызванные нарушением кровообращения в прооперированной области. Показав пациентке, как она будет выглядеть после операции, Александр долго говорил об осложнениях, разбирал их по пунктам и раскладывал по полочкам. Пациентка ответила, что она все понимает, но тем не менее настроена на операцию, и теперь лежала на операционном столе.

В вестибюле возле ресепшена сидела ее мать, выглядевшая, скорее, как старшая сестра, и ждала окончания операции. Она пришла утром вместе с дочерью и сказала Александру:

– Я подожду окончания операции, ладно? Не для того, чтобы вас нервировать, а для того, чтобы самой поменьше нервничать.

Поцеловала дочь, перекрестила ее, села в кресло, достала читалку и погрузилась в чтение. Когда Александр предложил ей на время операции расположиться в его кабинете, мотивируя тем, что там удобнее и спокойнее, – наотрез отказалась. По лицу было заметно, что женщина волнуется, но старается держать себя в руках.

Закончив операцию, Александр поспешил сообщить матери пациентки, что все прошло так, как планировалось, и, как только дочь проснется после наркоза, она сможет ее увидеть. Выслушал порцию совершенно незаслуженных, по его мнению, комплиментов – операция технически несложная, здесь особого мастерства не требуется – и пошел в кабинет отписываться. Сел за стол, движением мыши оживил компьютер, открыл нужный файл и стал набирать описание операции. Пальцы бегали по клавиатуре, глаза смотрели на монитор, а мысли то и дело переключались на Еву. Не потому, что он собирался вечером, после работы, съездить к ее тетке, а по контрасту – общение с хорошей матерью заставило вспомнить Евиных родителей и ее саму.

«.скальпелем произведен продольный разрез слизистой оболочки.»

Некоторые врачи, экономя время, копируют описание одной из предыдущих операций и вносят в него необходимые правки, считая, что таким образом экономят время. Александр никогда не поступал подобным образом, потому что, сэкономив около пяти минут, можно забыть что-то исправить, и в результате грош цена будет такому описанию. Вдобавок, описывая операцию по ее завершении, он как бы проверял себя в заключительный раз, анализировал все свои действия, еще раз убеждался, что все сделал правильно. Это уже не процедура, а что-то вроде ритуала.

Еву очень интересовали сделанные ей операции. Она задавала такие элементарные, в сущности, вопросы, которые выдавали полное неведение.

– Разве в Таиланде врачи не объясняют пациентам, что они собираются делать? – не поверил Александр.

– Это были особые врачи, – усмехнулась Ева. – К тому же мой инглиш тогда сильно хромал, а тайцы говорят с таким акцентом, к которому не сразу привыкнешь. Меня встретили в аэропорту, привезли в клинику, сдали на руки медсестре-чешке, которая немного говорила по-русски, а через день положили на стол. Доктор Но интересовался только тем, нет ли у меня аллергии и не наркоманка ли я.

– Доктор Но?[10] – переспросил Александр.

– «Нет» было его любимым словом, – пояснила Ева.

Александр сразу же вспомнил, как на лекции, посвященной вопросам деонтологии[11], доцент Борщевский внушал первокурсникам:

– Чем реже вы говорите пациенту слова «нет» и «нельзя», тем выше ваш авторитет и блистательней ваша репутация! Разговаривайте с пациентами, объясняйте им непонятное, и вам не придется запрещать и отказывать, потому что знание приводит к пониманию.

Прав был Борщевский, только на первом курсе мало кто это понимал. Александр считал, что деонтологию надо преподавать не на первом курсе, а на шестом, под занавес, когда студенты уже потрутся в клиниках, кое-какой опыт общения с коллегами и пациентами поднакопят. Чтобы урожай получить, зерно во вспаханную землю бросать надо. С другой стороны, если вдуматься, то этику вообще можно не преподавать, потому что нормальному человеку и так все ясно, это же все от воспитания идет и от личных качеств, а дурака сколько ни учи, толку не будет. «Дурака учить, что мертвого лечить», – это ведь недаром говорится.

Поняв, что от ответов на беспорядочно сыплющиеся вопросы толку будет мало, Александр попросил официанта (разговор шел в ресторанчике, специализирующемся на тайской кухне) принести несколько листов бумаги и пустился в подробные объяснения.

Начал с груди, несмотря на то что с нею все вроде как было ясно – сделали разрез и вставили имплантат. Но это на непрофессиональный взгляд, а профессионал учитывает множество нюансов, начиная с выбора имплантата и заканчивая тем, какой разрез предпочесть – периареолярный, по контуру ареолы соска, субмаммарный, по складке под молочной железой, или же сделать его в подмышечной впадине.

Ева настолько впечатлилась объяснением, что прямо за столиком сдернула с себя топик, чтобы Александр мог оценить качество ее операции. Смелый поступок, даже для видавшего разные виды Бангкока. Александр был немного шокирован подобной непосредственностью. Оценив работу своих тайских коллег как превосходную (кривить душой не пришлось – она и впрямь была такой), Александр попросил Еву надеть топик, мотивируя свою просьбу заботой о самочувствии пожилого джентльмена за соседним столиком. Когда топик вернулся на место, а багровый цвет лица пожилого джентльмена превратился в обычный старческий румянец, Александр мягко объяснил Еве, что с ней он находится исключительно в приятельских отношениях, не являясь ни ее клиентом, ни ее лечащим врачом, и подобная откровенность его смущает. Ева рассмеялась, послала воздушный поцелуй старичку-соседу отчего его лицо снова начало наливаться краской, и попросила продолжить рассказ, пообещав обойтись без демонстрации всего остального.