Спасти Каппеля! - Герман Романов

— Дак как же? По монбилизации подводной всю осень гоняли, тока щас ослобонили. Вот и возим потихоньку. Не убраны же поля.

— Ну, бог вам в помощь! — отнюдь не пролетарски попрощался с селянами красный командир, или краском, как привыкли сокращать наименования коммунисты. Что приводило иногда к курьезам — так заместителя командующего по морским делам могли именовать — «ЗамКомПоМорДе».

Краском поднял бинокль к глазам и внимательно осмотрел раскинувшееся в трех верстах село. Нет, все спокойно. Мальчишки глазеют на подходивших военных, мужики живо расходятся по домам, а за поскотиной мелькнули фигурки в наброшенных платках. Улыбка наползла на губы молодого командира — девки хоронятся, боятся, что изнасилуют. Вроде все спокойно в богатом и многолюдном сибирском селе, даже церквушка изрядная.

— Товарищ Рокоссовский! Пехота Саломатина подтягивается!

Командир кавдивизиона оглянулся — из-за опушки показалась длинная серая лента, чередуемая большими рыжими или белыми пятнами. То уставшие лошади еле тащили нагруженные сани. Ну что ж, надо поторапливаться, люди вымотались, не кормлены с ночи, да пять часов на морозе. В селе отогреются — от такой мысли у Рокоссовского застонало уставшее тело, он представил желанное тепло русской печи.

Больше суток длился этот суматошный марш, и первый раз без толку. От Покровского поляки отбили их бригаду бронепоездами, а за спиной белые в Ачинск вошли. И все торопливость начбрига Грязнова, в памяти услужливо зазвучали его страстные слова:

«Товарищи, скорее, скорее вперед, нагоняйте белогвардейцев. Иначе они могут легко оправится, и нам тогда несдобровать, так как мы слишком зарвались и малочисленны. Не давайте врагу опомниться от понесенного ими поражения. Не теряйте времени на чай, обед и ужин, вперед, вперед!»

Да и он сам часто говорил своим кавалеристам знакомую поговорку — недорубленный лес скоро вырастает — и всячески поторапливал бойцов. А те понукали заморенных лошадей, так что сейчас его эскадроны уже не ехали, а плелись шагом.

Но успели прийти вовремя, Красновское белые не заняли. Ночью бригада пошла сюда форсированным маршем, дав только пару часов на отдых в переселенческом поселке. Нужно было поторапливаться, но уже не вперед, а назад. Белые все же опамятовались, ударили по Ачинску, оторвав их от своих и нанеся поражение 89-й бригаде.

Весь перегон битком набит колчаковскими частями, которые сразу насели на одинокую бригаду — слева поляки, справа казаки. И Грязнов, по мнению Рокоссовского, принял правильное решение — отходить к дивизии, обойдя Ачинск с севера, через Красновское. Для вящей надежности лучше было бы идти еще дальше, через Бычковское. Но легко сказать, а проделать лишних десять верст пути для усталых бойцов было бы неимоверно трудно. Но успели, упредили — сейчас займут село, приготовятся к обороне на всякий случай и будут ждать два отставших полка с начбригом.

Лошадей не пришлось понукать — умные животные, предчувствуя сено, отдых и теплые попоны, сами прибавили шагу. Миновав поскотину, отряд бодро затрусил по пустынной улице, селяне попрятались по домам, бросив посреди дороги двое груженных соломой саней. Рокоссовский чуть усмехнулся — чего убегать-то, свои, чай, не тронем.

И оглянулся назад — пехота Саломатина, еле волоча ноги, двигалась вдоль копенок, не обращая внимания на работающих мужиков. Да и зачем останавливаться, если их уже опросили, а заветное тепло домов манило бойцов. Вперед, только вперед — замерзшие красноармейцы жаждали отдыха.

И в тот же миг копешки разметало по сторонам, будто пронесся вихрь. И ударила знакомая дробь, зачастила. Уши разом оглохли, но краском не мог отвести взгляд. Десяток замаскированных пулеметов скашивал уставших бойцов Саломатина быстрее, чем остро отточенная литовка высокую траву. Батальоны за секунды смешались, больше половины солдат попадало. Из-за опушки уже выезжали всадники, разворачивая сверкающую шашками лаву.

— Измена, това…

Звонкий крик на секунду заглушил выстрелы и оборвался. В тот же миг Рокоссовский почувствовал, что он падает, но тут же понял, что это валится его лошадь. Командир успел выпустить стремена и соскочить в сторону. И пронзительно осознал — погибла не только пехота, сейчас из пулеметов уничтожают его эскадроны самым страшным продольным огнем. Это умело подготовленная засада — из впереди стоящих саней очумело хлестали очередями прикрытые соломой «максимы».

Падали лошади, хрипло кричали избиваемые в упор бойцы — ужас объял его душу, хоть прошел он войну и видел много смертей. Но к удивлению, пули пока пролетали мимо, сзади раздавались стоны — свинец все же находил своих жертв.

Несколько бойцов кинулись в открытые ворота, стремясь укрыться за стеной дома. Это было разумно, на открытой улице положат всех, а там можно уцелеть и попытаться отстреляться. Командир рывком поднялся из-за конской туши и рванулся к дому. Он почти добежал до ворот, как тут раздались выстрелы, и его бойцы стали падать у качавшихся створок. А под вереей навстречу ему уже бежали вражеские солдаты со знакомыми синими погонами на плечах, грозно уставив штыки.

Рокоссовский попытался выхватить наган, хотя видел, что не успевает. Оставалось принять смерть, но граненый штык вильнул в сторону, зато в лицо устремился винтовочный приклад. И яркую вспышку в мозгу тут же поглотила липкая темнота…

— Господа министры! Раз прения закончены, то я думаю, нам следует принять закон об Иркутском казачьем войске со всеми предложенными поправками. Раз никто не возражает, то данный закон будем считать принятым, — Вологодский обвел всех взглядом и повернулся к Гинсу.

— У меня есть возражения, Петр Васильевич.

Все повернулись к Арчегову в изумлении — командующий активнее всех пробивал этот закон и несколько минут назад выступал за его принятие резче кого-либо, даже войскового атамана Оглоблина, которого само положение обязывало. А тут такое неожиданное заявление.

— Возражение касается одного момента по наделению землей, вернее пункта, где говорится о дополнительном наделении землей в соответствии с законом об армии. Его надо убрать.

— Почему?! — Вологодский выразил общее удивление.

— Казаки получают увеличенные наделы за службу. Они поголовно выходят, за исключением священников и немощных. Спрашивается — за чей счет проводить увеличение, если не служивших просто нет и быть не может. Вроде благая поправка, а на самом деле она внесет смуту в казачьи станицы и вызовет склоки. Я требую отменить ее, а в закон внести поправку — по отношению к казачеству он не действует. Единственное, что можно сделать, — это закрепить за казачьими вдовами и сиротами право пользования полным земельным наделом до совершеннолетия детей. В проекте говорится о половинном наделении.

— А ведь верно?! — потрясенно заметил побледневший генерал Оглоблин. Он тут же побагровел и метнул ненавидящий взгляд на безмятежного Яковлева. Но этой секунды Арчегову хватило для понимания, откуда ветер дует. И он мысленно сделал зарубку.

— «Так вот ты какой, Павел Дмитриевич? Решил за старое взяться? Ну что ж, тогда ход за мною», — Константин удовлетворенно улыбнулся.

— Против поправки никто не возражает? — Вологодский подождал и обратился к Гинсу: — Поправка принята единогласно. Так же как и поправка о зачислении всех бурят по правобережью Ангары в особый национальный округ, а не в состав Иркутского казачьего войска. Оформляйте указ с учетом этих замечаний. А теперь, господа министры, прервемся на чай.

Арчегов встал и быстро вышел из салона. В купе оделся, прошел по коридору и спустился на перрон. Там происходил развод — рота десантников была построена ровными шеренгами. Курить на улице офицерам невместно, а потому полковник с удовольствием вдыхал морозный воздух. И не он был один такой — оба адмирала, военный министр Сычев и атаман Оглоблин решили сделать так же, и подошли к нему. Вот только обмен мнениями не состоялся, так как Оглоблин тихо обратился к Арчегову.

— Константин Иванович, вы не уделите мне пару минут? Прошу прощения, господа.

Они отошли чуть в сторону, и полковник вопросительно посмотрел на несколько смущенного атамана.

— Спасибо вам, Константин Иванович. Вы вовремя углядели, а я обмишулился. Это же какой ущерб был бы…

— Это так, вредительство какое-то, прямо слово.

— Не верьте Яковлеву, ваше превосходительство. Он будет пакостить, натура у него такая, гнилая!

— А я не верю! Просто сейчас и он должен сделать свое дело. А там посмотрим. И если надо, то примем меры.

— Если что, можете рассчитывать на меня и моих казаков…

— Спасибо, Прокопий Петрович, но я справлюсь своими силами. — В голосе Арчегова проскользнула стальная нотка, и атаман чуть кивнул, для него все стало окончательно ясным и обнадеживающим.