Гиностемма - Катерина Крутова

слиться в единое. С каждой секундой, проведенной рядом с Рейнаром, сопротивляться первобытному естеству становилось все труднее. Стебли клематиса вились по нервам, пульсировали на кончике жаждущего поцелуя языка, но упрямая девчонка силилась сохранить контроль над происходящим, вопреки предрешенному выбору, сделанному поколениями Повилик до нее. Гарнье эту задачу даже не думал упрощать — продолжая движение, мужская ладонь отодвинула кромку пледа, скользнула под широкий рукав футболки и задрала его до самого плеча. Обнаженный клематис довольно вспыхнул молочно-белым, красуясь перед благодарным зрителем.

— О чем ты думала, приглашая меня остаться? — вкрадчивый тихий шепот согрел теплотой дыхания контуры рисунка.

— Уж точно не о том, как лежа на полу буду соблазняться идиотскими разговорами… — не успела Полина закончить фразу, как губы Рейнара коснулись сердцевины клематиса, цветок в ответ восторженно затрепетал лепестками и заставил хозяйку забыть продолжение заготовленной тирады.

— Значит, в планах я соблазнял тебя молча? — мужчина оторвался от татуировки, напоследок мазнув по извилистой лозе кончиком языка. Кожа в ответ вспыхнула ознобом мурашек, Рейнар удовлетворенно улыбнулся и обжег дыханием девичью шею. Невесомые, мажущие поцелуи постепенно поднимались от горловины футболки вверх и замирали, не коснувшись губ. Полина буквально потеряла дар речи — происходящее завораживало и совсем не настраивало на разговоры. Все еще теша себя контролем над ситуацией, девушка прошептала, и слова ее не успевали обрести звук, осев на приоткрытом рте Гарнье:

— Я не представляла ничего подобного…

И тут же была наказана кольцом смыкающихся объятий и обжигающей ухо неторопливой речью:

— Брось, твое воображение явно богаче моего, а уж я-то представлял себе всякое… — Рейнар чуть прикусил мочку. Полина шумно вздохнула и, закрывая глаза, признала поражение. Тело отказывалось соблюдать приличия — оно жаждало продолжения, в откровенности своих желаний подводя хозяйку, лишая тяги к сопротивлению и отрицанию.

— Представлял? — через тонкую ткань девушка чувствовала, как два сердца торопятся навстречу друг другу.

— С той секунды, когда обморок уронил тебя в мои объятья. Но, признаюсь, квинтета храпящих соглядатаев скудная фантазия не рисовала.

Мысли о спящих гостях пронзили неприятным напряжением. Девушка дернулась, желая оглянуться на постояльцев эллинга, но ладонь Рейнара уже нырнула в волосы на затылке, придавая беспокойной девичьей голове единственно верное направление — вперед, туда, где в теплом облаке дыхания ждали мягкие настойчивые губы. Поцелуй снял с языка слова сомнения, смял и отбросил за морской горизонт робость, подчинил и повел в страстном танце, разгоняя по телу сок желания.

Пока губы вторили откровенности ласк, теплота рук пробралась под футболку, изучая изгибы и линии, шелковыми касаниями гладя бархат кожи. Дыхание все больше походило на стоны, буквально снимаемые с кончика языка.

— Не сегодня, — хрипло сорвалось с губ Гарнье, когда Полина разомкнула поцелуй, мучительно нуждаясь в глотке воздуха. На невысказанную требовательную мольбу, отчаяньем вспыхнувшую в темных от разбуженной страсти глазах, Рейнар, с трудом выговаривая слова, пояснил:

— Не прощу себе, если первый раз окажется на полу при толпе ненужных свидетелей.

И хотя в глубине сознания, где под океаном бушующих чувств еще пытался вещать отринутый разум, Полина ощущала правильность слов Гарнье, обида внезапной отверженности ударила в голову, заставляя резко заметить:

— Но ты возбужден!

— О, а ты разбираешься?! — усмехнулся мужчина и слегка отодвинулся, позволяя девушке гордо вскинуть голову и с вызовом продолжить:

— А то! Каждую субботу посещаю занятия по рисованию обнаженной натуры. В эту пришлось пропустить — на тебя понадеялась. Как видно, зря. — Полина демонстративно отвернулась и натянула плед по самую шею.

— То есть тебя не обидело, что едва знакомый мужчина на втором свидании лезет к тебе под одежду, но задевает, что я одумался и решил сделать все правильно? — Рейнар приподнялся на локте и попытался заглянуть девушке в лицо, но та лишь плотнее закуталась, удостоив его в ответ хмыканьем, в котором слышалось всхлипывание сдерживаемых рыданий.

— Тшш, прости… Я увлекся и не подумал…. — не зная, что еще сказать, он пододвинулся, обнимая за плечи, принялся ласково целовать растрепанную макушку и успокаивающе баюкать.

— Ты же звезда — привык, что девушки на тебя вешаются… — спустя несколько минут пробормотала Полина.

— И ты решила не уступать безмозглым фанаткам? — Рей улыбнулся, ощущая как тело в его объятьях успокаивается, а в речь девушки возвращаются привычные интонации. Полина неопределенно пожала плечами — сейчас она и сама не могла объяснить случившегося несколько минут назад помешательства. Вероятно, всему виной повиликовая тяга побыстрее закрепить за собой господина. Как при такой силе инстинктов ее мать и тетка умудрялись долго сохранять невинность? Судя по дневнику Виктории «Барвинок», к двадцати пяти годам зов природы становится невыносимым — не иначе, Повилики прошлого обладали значительно большей силой воли, чем она — Полина Эрлих. Ирония предначертанного — клематис распустился на плече самой слабой и похотливой из рода. О каком спасении мира может идти речь, если ей не уберечься даже от своих желаний?!

— Рей, к чему это нас приведет? — вслух спросила она.

— К долгой и красивой истории, полной любви и нежности. Так, по крайней мере, я надеюсь, — признание прозвучало искренне, и Полина поверила, прижимаясь спиной к теплой, мерно вздымающейся груди.

— А мой знак? Предсказание о спасении мира — с этим что делать?

— Не знаю. Я специалист по трактованию искусства, а не пророчеств древних ведьм. Но мой дядя изучает семейную историю всю жизнь, думаю, ты должна с ним пообщаться. Поехали завтра вместе — к полудню будем в Антверпене?

— Не могу. Обещала крестному помочь со спуском яхты. Может на следующей неделе?

— Дядя улетает вечером в Нью-Йорк на собрание совета директоров.

— Что ж, мировому злу придется подождать, пока супергерой Полина Клематис обнаружит в себе сверх способности и научится ими пользоваться, — усмешка едва скрыла царящее в душе замешательство от происходящего.

— Кстати, о способностях. Ты видишь прошлое? — Рейнар поднял интересующую его тему.

— Да, но не всех и не все, — отрицать смысла не было, девушка сама проговорилась днем, да и сейчас, лежа на лоскутном одеяле у выходящего на ночное море окна, она безоговорочно доверяла мужчине, держащему ее в объятиях. — Только прошлое своего рода. С живыми достаточно нащупать ветвь и получить разрешение, а с мертвыми всегда лотерея — большей частью бестолковые обрывки и образы, но изредка выпадает суперприз.

— Как с картиной? — понимающе кивнул Гарнье.

— Да, как с картиной. Там было полное погружение в чужую реальность. А вот с дневником Ларус не вышло, я замусолила его почти до дыр, а узнала только вкус любимого чая Виктории, прелести погоды в Северной Ирландии и то, что моя пра-прабабка была невыносимо капризным ребенком.

— Ларус?