Люди в голом - Андрей Аствацатуров

— Два месяца назад мы с Андрюшей, в смысле, с Андреем Алексеевичем, были в Америке. Так вот. Как-то раз нам пришлось провести ночь на квартире у знакомого в Бруклине, в одной постели. Нам обоим не спалось… — Студенты притихли. Те, что писали, подняли головы над своими тетрадками. Болтуны замолчали. Саша обвел глазами зал и продолжил: — Вот все тут говорят: «Америка, Америка». А что Америка? Два преподавателя вынуждены спать в одной постели. Вот вам и Америка. О чем это я? Ах да… Нам не спалось. Мы стали разговаривать на разные темы и вот придумали концепцию этого курса, на которой я сейчас подробнее остановлюсь…

Пока он все это говорил, во мне зрело и росло раздражение. Особенно я был недоволен его штанами…

Вечером того же дня у меня произошел странный разговор с женой, которая тоже присутствовала на нашей встрече со студентами, но потом куда-то ушла. Встретились мы только дома.

— Ты что, спал с Погребняком? — спросила Люся.

— В смысле, «спал»? Мы спали на одной постели… в смысле, лежали на ней… в смысле, мы спали, а не бодрствовали.

— Совсем заврался, Аствацатуров, — покачала головой Люся. — У вас БЫЛО что-то?

— Люся! Люсенька! — взмолился я. — Ничего у нас не было! Просто мы лежали на одной постели. Второй не было.

— Ага! Значит, вы лежали… вы были голые, секса у вас не было… и вы просто трогали друг друга? Но ничего серьезного не было?

Все это было произнесено с журналистской деловитостью и без тени юмора. Я махнул рукой.

— Смешная у тебя Люся! — сказал мне потом Погребняк, когда я ему передал наш с ней разговор.

— Да уж, обхохочешься. И главное, Саша, очень проницательная. А ты тоже молодец! Вырядился, как черт знает что. Да еще штаны эти…

— Эй! — Меня похлопывают по плечу. — Твоему бой-френду это будет стоить всего сто баксов! — Передо мной высоченный негр в вышитом камзоле. На ногах у него космические фиолетовые ботинки, на голове — разноцветный цилиндр. На лиловом лице — невообразимый пирсинг. В руках — огромный пластмассовый жезл. — Твоему бой-френду я отдам эти штаны за сто баксов. Решайся! Десять процентов чистой скидки.

— Listen, — говорю. — Слушай! Он мне не бой-френд. Мы профессора из России… Санкт-Петербург…

— Ну да, — ухмыляется. — А я — Роберт Де Ниро из Алабамы. Штаны берете? Я уже вас видел сегодня, и вы мне понравились. Ведь вы в нашем магазине уже третий раз? Всё ходите, прицениваетесь. Это правильно! I like that! Дискаунт вы заслужили. Скажи своему другу.

«Да, — думаю. — Хрен бы я к тебе три раза стал заходить, если б не этот хренов панк. Друг называется. Выхухоль в зеленых ботинках. Все ему не так да не эдак. Одни штаны слишком узкие, другие — широкие… Достал».

— Спасибо, — говорю я негру и чувствую, как моя физиономия расплывается в очень неестественной, но широкой улыбке. — Пойду друга обрадую. Только он мне не бой-френд. Вы это учтите.

— Не бой-френд, так не бой-френд, — согласился негр и при этом подмигнул кассирше, которая с интересом прислушивалась к нашему разговору.

Я пошел к кабинке, где философ-постмодернист примерял очередную пару кожаных штанов.

— Саша? Ты здесь?

— Чего тебе? — недовольно отозвался он из-за двери.

— Тут это…

— Погоди… у меня тут молния не застегивается… Черт… теперь задница не влазит.

— Саша! Он предлагает скидку десять процентов. Сказал, что мы ему понравились.

— Кто предлагает? Кому мы понравились? — с тревогой спросил Саша.

— Да этому хрену у входа. Он, оказывается, менеджер.

— Негру что ли этому разрисованному?

— Саша, не ори громко.

— А что?

— «Что», «что». Будто не знаешь.

— Ой, да.

— Тут же либерализм повсюду. Политкорректность. Надо говорить «афроамериканец». А не то, сам знаешь… привлечь могут.

Так Саша стал обладателем кожаных штанов.

Саша в ботинках зеленого цвета.

— Саша! Что у тебя за зеленая срань на ногах?

— Это не срань, — ответил Саша и раздраженно добавил: — не понимаешь ничего, так лучше молчи! Это — гриндерсы.

— Значит, эта зеленая срань, что у тебя на ногах, гриндерсами называется?

Погребняк сочувственно посмотрел на меня, покачал головой и устало сказал:

— Андрюша! Ты носишь такое говно, что у меня даже нет сил шутить по этому поводу.

«Ладно, — думаю, — сука, ладно… еще посмотрим!»

Действующие лица:

КОЛОСОВ — Колосов Николай Евгеньевич, 45 лет, декан.

Я — Аствацатуров Андрей Алексеевич.

Колосов: Андрей! Надеюсь, вы все поняли относительно вашей поездки: ваша лекция, которую желательно качественно прочесть, впрочем, я в вас не сомневаюсь, Writing and Thinking, ну, семинар этот «Мышление и письмо», вы помните. И, наконец, Саша Погребняк. Саша Погребняк — это, пожалуй, самое главное… у Саши слабый английский. Помогите ему, пожалуйста. Наша с Динкой личная просьба… не в службу, а в дружбу…

Я: Нет проблем, шеф…

— Саша, — говорю я, — я что-то устал от этих магазинов одежды, в которые мы с тобой заходим каждые пять минут. Давай лучше город посмотрим.

— Давай, — соглашается Погребняк. — Только вот в эти два магазина заглянем… да и потом вот в тот, что на углу… и все…

— Ладно, иди. Я тебя подожду здесь. Покурю на ступеньках.

— Андрюша, а может, зайдешь со мной? А то мне не объясниться с продавцом.

— Ладно. Только я покурю сначала. Ты пока пойди осмотрись.

Проходит минут десять. Я докуриваю, тушу сигарету и захожу в магазин. Саша разговаривает с персоналом по-английски.

Я должен был помочь. Но не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за его общением с продавцом.

Саша держит в руках ботинок. Его лицо напряжено. Продавец-филиппинец, напротив, абсолютно спокоен.

— Зис?! — объявляет Саша. — Зис вот?

— Pardon? — удивленно поднимает брови продавец.

— Ох… ну зис! — Саша тычет пальцем в подошву.

— Sorry… — нежно улыбается продавец и разочарованно разводит руками.

— Ох, елки, ну как же тебе, козлу тупому, объяснить… — тут Саша в сердцах оборачивается и замечает меня: — Андрюша! Ты здесь?! Что ты ржешь, как мудак?! Ничего смешного не вижу! Переведи мне. Спроси, из чего подошва сделана. А то этот кретин, по-моему, по-английски не понимает.

— Умный мужик оказался, — сказал мне Погребняк, когда мы вышли на улицу. — А с виду тупой. Пока ты не появился, он ничего понять не мог. Стоял и глазами хлопал. Я бы так и не купил ничего… Эти ботинки… знаешь… ничего. В них и в универ можно, и за грибами, в принципе.

Первое апреля

За грибами… Или правильнее «по грибы»? В любом случае, если отправился в лес, то надо остерегаться поганок. Мне иногда кажется, что студенты меня остерегаются. Почему? Что я такого им сделал? Подхожу к зеркалу… Все понятно. Усталый человек-поганка. Голый человек на голой земле. И безо всякой частной собственности. Всего-навсего — человек-поганка. В руках — кондуит, в голове — Швамбрания, страна вдохновенной мечты романтического переростка. Такого стоит поостеречься. Может испортить любое грибное рагу. Но, слава богу, таких, как я, немного. В лесу еще остались вполне съедобные грибы.

Моя добрая знакомая Елена Петровна — женщина чрезвычайно чувствительная. Она занимает должность профессора на одной гуманитарной кафедре крупного питерского вуза. Студентов очень любит. Называет их «детьми». Кстати, в Смольном, где я работаю, среди преподавателей тоже существует такое поветрие. Называть студентов «детьми». С легкой руки нашего шефа, Николая Евгеньевича.

— Коллеги! — часто говорит он нам. — Не забывайте вовремя обеспечивать наших детей всеми материалами, необходимыми для чтения и подготовки к занятиям!

Мы, преподаватели, с какого-то момента стали копировать эту манеру любимого шефа.

Особенно Саша Погребняк.

— Как тебе дети на первом курсе? — спрашивает он меня обычно в начале осеннего семестра и, не дождавшись ответа («ты извини, старик, мне на занятие бежать, так что на ходу и очень коротко»), говорит: — А у меня четыре замечательных ребенка. И даже один мальчик. Очень толковый.

Я в ответ обычно киваю, всем своим видом выражая неподдельный преподавательский интерес.

Дети — это важно. Дети — цветы жизни. Молодая поросль. Застрельщики будущего. Словом, те, в чьи руки попадет воздвигнутое нами здание.

Правда, иногда случается, что кое-кто из «детей» оказывается старше своего преподавателя.

В середине 90-х я работал в Институте иностранных языков. И там одним из моих подопечных был весьма солидный товарищ, доцент Морской академии. Звали его Александр Петрович. Зачем-то он решил получить гуманитарное образование.