Гадюкинский мост - Ростислав Марченко

Повторять ошибки не хотелось, надо было побеждать. Ведь последний раз победа была как сексуальный агент Скалли – где-то рядом…

В этот раз скорость движения колонны я выдерживал максимальную, поэтому к Коровино и госпиталю мы прибыли заметно раньше, чем в предыдущих эпизодах моей жизни, и, возможно благодаря, тому, что в Коровино мы не задержались, охрана госпиталя не успела занять оборону в парке.

Машины влетели на площадку перед усадьбой и остановились рядом с полуторками. Под взглядами десятков глаз из окон и дверей госпиталя я выпрыгнул из башенного люка и спокойно зашел в здание, столкнувшись в вестибюле с уже начавшей мне надоедать рожей госпитального особиста, держащего руку возле кобуры и, судя по тремору, не знающего, вытаскивать ему свой наган или нет.

Далее последовал ставший уже традиционным тычок пальцем в его физкультурную грудь:

– Что на фронте прорыв, знаем? Обрывайте все провода, звоните кому хотите, но чтобы в кратчайшие сроки на станции был эшелон для эвакуации госпиталя. Времени у вас – до темноты. Если нам очень повезет, то на Гадюкинском мосту смогу выиграть сутки. Немцы в десяти километрах. При вызове железнодорожного транспорта уточните, что требуется восемь большегрузных платформ для совершенно секретной техники специальной танковой группы, вставшей в прикрытие эвакуации. Сдача секретных машин врагу даже в поврежденном виде является преступлением, которое будет расследоваться Москвой, и мало никому не покажется. И вам в первую очередь. Вам понятно?

Особист растерялся. Так с ним кроме начальства явно никто не разговаривал.

– Вам понятно, что я сказал? Где начальник госпиталя?

– Слушаю вас, товарищ! Вы что-то хотели? – сверху спускался Заруцкий, за ним бежал тот самый политрук с гитлеровскими усиками.

– Я хотел ознакомить вас с обстановкой, товарищ военврач. Немцы в десяти километрах. Моя специальная танковая рота встает в заслон у Гадюкинского моста и постарается выиграть вам время для эвакуации. Бейте тревогу, рвите радио, обрывайте телефоны, но чтобы к вечеру, максимум ночью у вас на станции стоял эшелон. Связь между нами – офицерами связи. Отправите мне его, как начнете погрузку. При вызове железнодорожного транспорта обязательно побеспокойтесь о восьми большегрузных платформах для сверхсекретной техники моей группы. Ее потеря будет расследоваться на уровне Москвы, в бой вступаю только ради вас. У меня все.

Я повернулся к временно забытому особисту:

– И еще, небольшое предупреждение. Если меры по эвакуации госпиталя вами приняты не будут, заслон с моста будет немедленно снят, техника у меня не просто секретная, а сверхсекретная, и даже ее обломки немцам достаться не должны. Я заеду сюда, возьму самых везучих раненых и проследую дальше на восток. Но перед этим расстреляю тут всех предателей, в результате своего бездействия сдавших немцам их невезучих товарищей. Я вас предупредил!

Растерянный руководитель особого отдела, которому еще вряд ли когда в жизни в лицо угрожали расстрелом, смог только кивнуть. Хе-хе, пусть, сука такая, знает десант! Всю свою службу мечтал этой братии стволом в морду потыкать! Я свою детскую психическую травму и развившиеся из неё комплексы до конца жизни тешить буду!

– Не прощаюсь. Как примете меры к эвакуации – сообщите. Опорный пункт располагаю на высотках у Гадюкинского моста.

Я повернулся и вышел, карту в этот раз просить не стал, чтобы не возбуждать лишних подозрений. Растерянный особист и военврач Заруцкий смотрели мне в спину. Проводить экскурсию по госпиталю в этот раз я тоже не собирался, мне нужно было выиграть время до подхода основных сил противника.

Замысел предстоящего боя у меня уже сложился, нужно было претворять его в жизнь. Присутствие немецких мотоциклистов в роще перед мостом портило мне буквально всю малину – какой бы вариант действий я не начинал обдумывать, он обязательно спотыкался об этих уродов. Было бы вполне логично их прихлопнуть, пока не подтянулись основные силы. Собственно, если этот взвод зачистить удалось бы достаточно быстро, открывались возможности устройства засады на дороге, а то и не одной.

Данный вариант грозил определенными потерями у стрелков, отчего ранее не рассматривался, однако теперь мое терпение к немецким мотоциклистам серьезно истощилось, а на войне без потерь воевать трудно. В любом случае уничтожение немецких разведчиков серьезно упрощало бы обстановку в районе моста, что даже само по себе окупало потенциальные жертвы. Благо наличие у моих бойцов прикрытия боевыми машинами, средств индивидуальной бронезащиты и автоматического оружия, в значительной части оснащенного оптическими прицелами, обещали свести данные потери к минимуму.

Мой замысел боя был в принципе прост. По выходе в район моста занять боевыми машинами высоты 44,8, 41,2 и окраину Гадюкино, используя тепловизионные каналы прицелов, локализовать нахождение противника перед собой, после чего выдвинуться вперед, окружить его и полностью уничтожить. Далее выдвинуться вперед, устроить огневую засаду на подходящую немецкую колонну, разгромить ее авангард, после чего выйти из боя, вернуться на свой берег, спрятать машины на задних скатах высот и за домами Гадюкино и ждать неизбежного появления противника. При его выходе к мосту, используя запредельную эффективность для середины XX века систем управления огнём и вооружения боевых машин, а также очень удобные для обороны обширные приречные луга, пушечно-пулеметным огнем загнать в лес и заставить там сидеть до темноты. В темноте же мои преимущества вообще обещали стать подавляющими, особенно, когда фон остынет и повысится контрастность целей на экранах моих прицелов.

В данной ситуации основное было не торопиться и позволить противнику понаделать достаточно ошибок, главной из которых была бы попытка немецкого командира взвода занять Огурец, где немца вместе с его взводом я похоронить и собирался. Размеры рощи, помимо ее блокирования огнем боевых машин и пулеметно-гранатометного отделения с высоты 44,8, позволяли огнем боевых машин поддержать стрелков в ходе боя на ее окраинах.

Вводить машины в рощу не хотелось, но при случае метров до полста вглубь – это, как мне думалось, было возможным без серьезных проблем с выбором маршрута. Лес местами был достаточно редким. Я планировал повторить свой предыдущий маневр с введением наблюдателей в заблуждение, выскочить немцам в Огурце в тыл и, спешив отделения, используя превосходство в огневой мощи, выдавить фрицев на восточную опушку, после чего совместными усилиями стрелков в лесу, боевых машин по периметру и пулемётно-гранатометного отделения на противоположном берегу реки их уничтожить.

Мрачные гранатометчики копали, то и дело бросая злобные взгляды на БМД Никишина, что, выставив башню из-за гребня высоты, наблюдала за обстановкой, и углубились в землю уже по пояс, когда от машины Бугаева, спрятавшейся на окраине Гадюкино, пришел сигнал:

– Топор Десять – Двенадцатому. Фрицы на дороге, поодиночке и мелкими группами перебегают из Дальней в Огурец. Прием.

– Принято, Топор Двенадцать, считай. Стрелять даже не думай! Мне нужно, чтобы в роще их всех до единого закопали! Слышишь меня?

Командовавший машиной наводчик-оператор Юнусов в ответ невежливо хмыкнул, подтвердив прием, и через десять минут доложил:

– Более тридцати человек, три-четыре пулемета и что-то похожее на противотанковое ружьё.

Прелестно, меня в прошлый раз одно-единственное противотанковое ружье и уделало. Я почувствовал, как во мне опять просыпается бешенство.

– Взвод к бою! Покажем этим п…аршивцам! За мной! – Наушники шлемофона донесли одобрительные возгласы личного состава.

Взвод на максимальной скорости преодолел Чернянку, поднимая фонтаны воды и подняв над собой облако пыли, как и прошлый раз, понесся на север. Спрятавшись от наблюдения противника из Огурца за Дальней, машины чуть сбросили скорость и повернули влево, после чего почти на том же месте, что и в прошлой жизни, встретили оставленную немецкую технику. Пожалуй, первый раз в данном инопланетном эксперименте от дежавю приключилась хоть какая-то польза.

Машины опять не останавливались, разве что привычно сбросили скорость до 10–15 километров. Мотоциклы разлетались на куски, взрывающиеся бензобаки и канистры поднимали фонтаны пламени рядом со срубленными снарядами деревьями… В немецкий автомобиль, что был побольше, в подвешенное в нише между дверями запасное колесо попал 100-миллиметровый снаряд, с грандиозной вспышкой сдетонировавшего горючего разорвав машину пополам и окатив пылающим горючим и осколками стоящего рядом младшего брата, определённо машину той же фирмы, отличающуюся только что размерами. Буквально за минуту всё было кончено.