«Если», 2004 № 05 - Александр Громов

Интересно, охранники по-прежнему пытаются замкнуть его в кольцо? Он набрался храбрости и оглянулся, но сначала ничего не увидел. Вот он, мужчина в черной куртке, всего в тридцати футах и продолжает наступать, но…

И тут Хэммонд споткнулся о тележку, столкнулся с носильщиком, но успел вовремя вскочить, извиниться и перелезть через гору чемоданов. Всего пятьдесят ярдов между ним и эскалатором. Он ускорил шаг.

— Сэр! Минуту, сэр! — раздался голос сзади. Хэммонд сделал вид, что не расслышал. Всего тридцать футов. Кровь колотилась в висках. Стук звенящих по полу шагов отдавался в ушах. Кажется, пора.

Отбросив притворство, он пустился бежать.

— Остановитесь, сэр!

Щелчок взведенного курка. Хэммонд оцепенел.

— Медленно поворачивайтесь. Руки вверх.

Хэммонд повиновался. Перед ним стоял коротко остриженный охранник лет пятидесяти с пистолетом наготове.

— Вы делаете большую ошибку, — пробормотал Хэммонд.

— На колени! — велел охранник.

Хэммонд встал на колени, не сводя глаз с охранника. В животе неприятно засосало.

— Отпустите меня, — попросил он. — Я должен сам положить этому конец. Что-то преследует меня из-за моей книги…

Откуда-то сверху несся громкий перестук. Охранник поднял голову и побелел, как полотно. Прямо над ними висели темные непонятные скульптуры, гладкие декоративные предметы, до ужаса напоминавшие керосиновые лампы. Но сейчас они угрожающе раскачивались, как неправильной формы маятники, постепенно увеличивая амплитуду.

Охранник в оцепенении застыл, и в этот момент один из предметов сорвался с проволоки и ударил его прямо в лоб, свалив на пол. Пистолет выстрелил, и пуля разбила окно.

Хэммонд поднялся. Кругом падали предметы, звонко ударяясь о кафель. Но даже рухнув, они продолжали двигаться: переваливались на круглых основаниях, скапливаясь вокруг охранника, словно обнюхивая неподвижное тело, надвигаясь на него, как стая пингвинов.

И в этот момент Хэммонда осенило. Уже повернувшись и ринувшись к эскалатору метро, он понял, почему Странные предметы показались такими знакомыми. Такими тревожащими. Так его бесили.

— Похоже на шахматные фигуры, — заметила Лайм.

Весь участок вокруг эскалаторов был огражден. Лайм и Хуанг разглядывали скульптуры, усеявшие пол вестибюля.

— Что-что? — удивился Хуанг.

Лайм встала на колени и подняла предмет.

— Посмотри сам, разве не похоже?

Она задумчиво взвесила предмет в руке.

— Совершенно не представляю, что здесь произошло.

Хуанг вытащил блокнот.

— Я сумел восстановить картину. Хэммонд добрался на метро до «Южного» и решил купить билет до Нью-Йорка. Кассир узнала его по фото в «Глоб», которое висело за стойкой, и вызвала охрану.

— А потом?

— А потом началось непонятное. Видишь эти штуки на полу? Стоило охраннику подойти к Хэммонду, они начали валиться с потолка. Одна ударила стража по голове и сбила с ног. В суматохе Хэммонд сбежал.

Лайм уставилась в потолок.

— И они ни с того ни с сего стали падать?

— Выходит, так.

— Хэммонд что-то сказал охраннику?

— Да.

Хуанг нашел нужную страницу в блокноте.

«Что-то преследует меня из-за моей книги».

— Его книги.

Лайм вытащила из кармана газетную вырезку, разгладила и показала фото Хэммонда со штопором.

— Смотри! Что у него в руке?

— Штопор, — кивнул Хуанг.

— Нет. В другой руке.

Хуанг присмотрелся. Снимок с одного конца был обрезан, но еще можно было различить плоский прямоугольный предмет.

— Конверт из оберточной бумаги?

— Рукопись, — пояснила Лайм, сунув вырезку обратно в карман.

— Хэммонд был переводчиком. Мы знаем, над чем он работал?

— Судя по тому, что мы обнаружили в пишущей машинке, это перевод на иврит, — сообщил Хуанг, вновь открывая блокнот. — Вот послушай: «Шалтай-Болтай сидел на высокой стене, скрестив по-турецки ноги. На такой узкой стене, что Алиса только диву далась, как он не падает».

— Погоди, — остановила его Лайм. — Это же из «Алисы в Зазеркалье»!

— На иврите, — добавил Хуанг.

— Наводит на размышления, правда? Кто убивает людей, тех, у которых расположение внутренних органов является зеркальным, и одна из предполагаемых жертв переводит на иврит Льюиса Кэрролла.

— Хочешь сказать, что убийства как-то связаны с книгами об Алисе?

— Пока бы я поостереглась что-то утверждать. Но все улики указывают на серийного убийцу — фетишиста, охотящегося на людей с «Situs inversus» по какой-то причине…

— Вроде одержимости «Алисой в Зазеркалье»?

— Это еще далеко не самый странный психоз, приводящий в действие механизм очередной «серии»…

Лайм еще раз оглядела гротескные шахматные фигуры на полу, подтолкнула одну мыском туфли.

— Я ведь не говорю, что за этими убийствами стоит Хэммонд, — выговорила она наконец. — Но, бьюсь об заклад, он знает об этом больше нашего.

— Следующая остановка — Бойлстон.

Хэммонд сидел в углу поезда. Конверт лежал у него на коленях. Глаза за темными линзами были закрыты.

Двери разошлись. Поезд подкатил к платформе Бойлстона. Хэммонд покачнулся, но тут же оперся о спинку: секунду спустя двери снова закрылись, и поезд двинулся вперед.

Здесь он чувствовал себя в безопасности, и, хотя уголком сознания понимал, что полиция скоро начнет обыскивать станции, продолжал менять поезда. Стук колес и ритм движения каким-то образом уменьшали давление на мозг.

Хэммонд выпрямился, вынул из конверта перевод «Зазеркалья» и стал проглядывать главу за главой, пытаясь отыскать след… свидетельство… решение.

Он как раз дошел до одного из любимых мест, где Алиса гадает, можно ли пить зазеркальное молоко. Оказалось, нет. В химии есть вещества, являющиеся зеркальным отражением друг друга, лево- и правосторонними вариантами одной сложной молекулы. Большинство организмов способны переварить только один из вариантов. Взять хотя бы лактозу. Добавьте бактерии в раствор лево- и правосторонних молекул лактозы, и они станут питаться только правосторонними, оставив левосторонние нетронутыми.

Хэммонд представил подобного хищника, только питающегося людьми, оставляющего в покое большинство женщин и мужчин и пожирающего тех, чьи тела, подобно его собственному, стали своеобразными перевертышами.

Тварь из Зазеркалья, которая питается людьми из Зазеркалья.

Он прижал руку к правой стороне груди и ощутил нервное биение сердца. Еще ребенком он понял, что отличается от остальных людей, И с тех пор чувствовал некоторое родство с миром Зазеркалья. Именно это и привело его к книгам Льюиса Кэрролла, к зеркалам и даже к лучшему пониманию иврита. Языку Зазеркалья, шагающему по странице справа налево.