Взгляд Горгоны - Чингиз Абдуллаев

– Вы знаете, кто пытался убить Сашу? И кто меня шантажировал? – не поверил Горбовский. – Вы вычислили «Медузу горгону»? Тогда говорите. Расскажите мне обо всем.

– Прежде всего я хочу вам сообщить, что Наташа уехала…

– Как это уехала? – дернулся Роман Андреевич. – Сейчас только восемь часов утра. Куда она могла уехать? Она спит.

– Два часа назад она покинула вашу дачу, – сообщил Дронго, – она улетает во Францию. У нее есть там давний друг, к которому она собирается вернуться. Она просила меня передать вам, что очень вам благодарна. И больше всего на свете любила только вас. Но она больше не может обманывать вашу жену. К тому же она невольно стала виновницей всех событий, которые случились в вашем доме за последние дни. Этого она уже вынести не могла. И поэтому приняла решение покинуть ваш дом. Я ее проводил до ворот, и ваш дежурный, уже знавший меня в лицо, открыл двери для Наташи. Она уехала отсюда прямо в аэропорт. Сейчас она уже в полете. Адреса своего во Франции она мне не оставила. Решила, что так будет лучше. В ее спальне остался ее мобильный телефон.

– Вы с ума сошли, – прошептал Горбовский, – что вы наделали? Какое вы имели право лезть в мою жизнь? Кто вы такой?

– Не кричите, – оборвал его Дронго, – все еще спят. Или почти все, – добавил он.

– Значит, это была Наташа? – спросил Горбовский с недоброй усмешкой.

– Нет. Но она невольно оказалась виновницей всех событий, – снова повторил Дронго, – дело в том, что у вас с сыном оказались одинаковые вкусы, Роман Андреевич. Он тоже влюбился в няню своей сестры, как и вы.

– Антон? Вы с ума сошли. Ему только девятнадцать. Она старше его на… в общем, она намного старше…

– В таком возрасте и влюбляются в женщин старше себя, – заметил Дронго, – он влюбился в нее так же сильно, как и вы.

– Да не может этого быть. Что за чушь? Он еще ребенок.

– Уже нет, – сказал Дронго, – он пытался добиться взаимности, но у него ничего не получалось. Однако несколько дней назад он вышел из дома, чтобы идти к бассейну, и увидел, как на вас напал неизвестный, размахивая ножом. Конечно, он хотел вам помочь, но неожиданно вы толкнули нападавшего, и тот упал. После этого вы ушли в дом, чтобы перевязать руку, а когда вернулись, фотографий уже не было. Их забрал Антон. Он прошел к убитому, взял фотографии и вернулся в дом. Представляете его потрясение, когда он увидел эти фотографии? Что с ним случилось? Он чуть с ума не сошел. Ведь он любил не только ее, но и вас.

– Господи, – прошептал потрясенный Горбовский, – значит, это был мой сын. Господи, этого не может быть.

– Может, – сурово сказал Дронго, – фотографии были у него. Он был убежден, что вы не любите Наташу и она для вас всего лишь очередная любовница. Именно поэтому он написал вам это письмо, решив передать деньги женщине, которую вы оба любили. Его друг должен был забрать деньги, которые вы должны были выбросить в чемодане с северной стороны. План, конечно, был наивный. Но он считал, что вы выполните все условия, так как побоитесь огласки вашей связи с Наташей. Антон уже знал, что она собирается уезжать.

– Господи, – продолжал шептать Горбовский, слушая своего собеседника.

– После первого письма он собирался положить вам на стол и второе. Но, увидев меня в доме, понял, что вы вызвали эксперта. Я ведь сразу подумал об Антоне, как только узнал, что конверт не положили на стол, как раньше, а бросили в комнату. Он побоялся входить в ваш кабинет, узнав, что я провожу расследование. Когда я спустился вниз, чтобы сообщить вам о визите Наташи, оставившей и свое письмо, он бросил тот самый конверт.

После этого он, конечно, не спал, чутко прислушиваясь ко всякому шуму в доме. И услышал, как мы пришли к его бабушке и стали расспрашивать про журнал, из которого были вырезаны буквы. Он вдруг вспомнил, что журнал и газеты сложены у гаража. Но добежать туда он бы не успел, так как ему пришлось бы делать большой крюк. Однако Антон – хороший пловец. Он выбежал из дома в трусах и майке, скинул их у бассейна, прыгнул в бассейн, проплыл пятьдесят метров и увидел копавшегося в старых газетах Сашу. Конечно, Антон не хотел его убивать, он взял полено, чтобы оглушить Сашу, что он, собственно, и сделал. Затем, забрав журнал, который мы искали, снова вернулся обратно тем же путем. Вы еще говорили, что никто бы не успел добежать до гаража за такое короткое время. Конечно, никто не успел бы добежать. Но доплыть мог только ваш сын. Вы, наверно, приняли меня за сумасшедшего, когда я везде трогал траву. Так вот, трава рядом с упавшим Сашей была мокрая, а трава у дома уже сухая. А ведь Акоп начал поливать от гаража. Я слышал, как он об этом вам говорил, перед тем как уехал домой. Почему там трава была мокрой, а рядом с домом сухая?

– Я об этом не подумал, – признался Горбовский.

– Ваш сын проплыл обратно, оделся и вернулся в дом. Как раз в тот момент, когда мы вышли из комнаты его бабушки и постучали в дверь комнаты вашего брата. Вот тогда Антон и вышел, демонстрируя свое алиби. Он был очень напуган. Ну а потом вы обманули его друзей, перебросив чемодан, набитый старыми газетами. И он понял, что вы все равно не заплатите. Тогда он послал все фотографии Наташе, которая их уничтожила. Вот, собственно, и все. «Медузой горгоной» был ваш собственный сын Антон.

– Нет, – выдохнул потрясенный Горбовский, – я вам не верю. Этого не может быть. Я вам не верю. Вы лжете. Мой сын… нет, я не верю…

– Очень легко доказать все мои слова, – грустно улыбнулся Дронго, – достаточно запросить в конце месяца счет за мобильный телефон вашего сына, который наверняка вы и оплачиваете. Проверьте, кто именно разговаривал сегодня в пять часов утра и позже. Я не думаю, что кто-то из ваших близких вел интенсивные переговоры именно в это время. Посмотрите на время, и вы убедитесь, что я сказал вам правду. Это можно проверить и сегодня, если есть крайняя необходимость, как мы и предполагали сделать.

– Нет, нет, – шептал Роман Андреевич, – я вам все равно не верю. Бедный Антошка. Такого не может быть. Я не знал, что она ему нравилась.

– Существуют законы, которые нельзя нарушать, – строго сказал Дронго, – нельзя заводить любовницу в собственном доме, разрешая ей оставаться под одной крышей с вами и вашей женой. Рано или поздно это кончается трагически. Хорошо еще, что кончилось именно так. Антон, конечно, безутешен, он тоже любил Наташу, но в его годы подобные неудачи легко забываются. А вот фотографии, которые он нашел, ему так легко не забыть. На вашем месте я бы сейчас пошел к нему, чтобы попытаться поговорить с ним, постараться объясниться. У вас есть уникальная возможность, Роман Андреевич, спасти ваши отношения с сыном. Я думаю, что не он виноват в том, что произошло, а вы. Только вы.

– Я еще должен просить у него прощения? – разозлился Горбовский. – Он чуть не убил Сашу, меня шантажировал, из-за него Наташа уехала. А я должен у него прощения просить? Я его в лучший институт устроил, плавательный бассейн ему построил, такую машину купил. И еще я виноват?

– Да, – сурово сказал Дронго, – виноваты только вы. Однажды вы уже сделали ему больно, разведясь с его матерью. Сейчас вы сделали ему больно во второй раз, когда он узнал, что вы всем врете и обманываете свою вторую жену, встречаясь со своей любовницей прямо у себя в доме. Причем с женщиной, которая нравилась и ему. Извините меня, Роман Андреевич, но я действительно считаю, что в ваших запутанных отношениях виноваты только вы. И у вас сегодня утром остался последний шанс исправить отношения с собственным сыном. Хотя, как вам будет угодно. В конце концов, это уже ваше личное дело, а в личные дела я не обязан вмешиваться. В любом случае тайны больше не существует. «Медуза горгона» – ваш собственный сын Антон.

Дронго тяжело поднялся из своего кресла. И пошел к выходу, ничего больше не сказав. Его шаги долго раздавались в доме, а затем на посыпанной гравием дорожке, ведущей к воротам. А Горбовский еще минут двадцать сидел, словно прикованный к своему креслу. Но он все-таки был сильным человеком. И поэтому, заставив себя подняться, он пошел деревянными ногами к лестнице. Медленно поднялся на второй этаж и прошел к комнате своего сына. Толкнул дверь. Сын спал, раскрывшись. У него было обиженное, заплаканное лицо. Наверно, события сегодняшней ночи не прошли для него бесследно. Увидев лежавшего в крови Сашу, которого он хотел только оглушить, несчастный парень бросил полено и убежал в смятении. И утром, когда выяснилось, что вместо денег в чемодане была старая газетная бумага, а Наташа все-таки уезжает, он плакал от досады и обиды.

Горбовский подошел к его кровати, сел рядом, поправил одеяло, укрывая сына. И положил руку ему на голову.

– Антошка, – неожиданно выдавил он, – простишь ли ты меня когда-нибудь?