Жизнь зовет - Агния Кузнецова (Маркова)

Пели они по утрам вечную песню гор о том, что все вокруг родится и умирает, радуется и страдает. Только скалы стоят, год за годом, век за веком – бесстрастные и спокойные.

За высокими скалами, за быстрыми реками затерялась в тайге небольшая деревенька. Жил в той деревне пастух Егор – самый счастливый человек. С птицами он умел песни петь, с зверями разговаривать. Солнце улыбалось ему, а ветер стихал по его повелению.

Но вот промчался над деревней кровавый ворон, воронками изрыл поля, сжег леса и дома, в цепких когтях своих унес всех малюток, всех девушек. И среди них – ту красавицу Настю, которую давно уже полюбил Егор.

Затосковал Егор, разучился песни петь, не стал повелевать ветром. И солнце перестало ему улыбаться.

С утра он выгонял в поле коров, ложился на траву и грустил, глядя на небо.

Как-то раз он услышал над собой шум крыльев. Привстал Егор и видит, что на землю спустился Орел. Он сидел, гордо подняв голову, изредка ощипывая свои блестящие перья.

«Погибнешь здесь от тоски, Егор, – сказал ему Орел, сверкая глазами. – Садись лучше мне на спину – унесу я тебя к могучим скалам, и научат они тебя спокойствию. Разучишься и страдать и радоваться, смеяться и плакать».

И согласился Егор. Подхватил его Орел на спину, унес и опустил на скалу-монахиню.

День, другой, месяц и год слушает Егор песню скал, бродит у их каменных подножий, смотрит на редкостные самоцветы. Но не становится легче на его сердце. Тоска давит грудь, томит одиночество…

Ваня замолчал. Ребята оглянулись и молча стали смотреть на берег, туда, где высятся две скалы – одна пирамидообразная, серая, покрытая клочками моха, другая – поменьше, красноватого цвета, покрытая сверху молодым лесом.

– Дальше, Ваня! – нетерпеливо просит Рита.

– Подошел Егор к подножию большой скалы, закинул голову, сложил рупором руки и крикнул:

«Не по пути мне с вами, бесстрастные камни! Нет ничего хуже одиночества, особенно когда человек в горе. На людях и смерть красна!»

Глухим эхом рассмеялась скала-монахиня, шумом обвалов раскатилась ее сестра.

А человек пошел прочь от скал, к людям…

Ваня замолкает, оглядывает товарищей и смеется.

– Сам сочинил? – допытываются одноклассники.

– Нет! – не очень убедительно отказывается Ваня.

Его сказка дает повод продолжать самодеятельность. Схватив руками друг друга за плечи, двенадцать мальчиков, как один, «отхватывают» на палубе «Яблочко», представляя себя настоящими моряками.

Капитан довольно ухмыляется в усы. Никогда еще не было такого веселья на его «Ермаке».

Баян Тихона заливается замысловатыми переборами.

– Ты послушай, Павка, как я играю! – сам себе удивляется Тихон. – Скажешь, не здорово?!

– Здорово! Здорово! – отвечают товарищи.

– Какой же ты скромный, Тихон! – смеется Рита.

Незаметно для себя Павел оказывается рядом с Ритой.

– Ну, какая же третья истина? – спрашивает она.

– Я еще не уточнил ее, – говорит Павел, понижая голос, потому что окружающие их восьмиклассники притихли и навострили уши.

– Тебе же ее сказал председатель, – удивляется Рита.

Павел хитро улыбается:

– Рита, прости меня, я немножко тебя обманул…

Брови Риты изумленно поднимаются, глаза становятся круглыми.

– Истины эти я сам придумал для себя. Они вроде вывода из всей моей жизни, из жизни Василия Ильича, из того разговора, который так неожиданно произошел у меня с ним. А вот третью истину все никак не могу ухватить – крутится в мыслях какими-то обрывками, а ясной формулы нет.

– Ну, а приблизительно скажи ее смысл, – допытывается Рита.

– Приблизительно – это то, о чем сейчас рассказывал Ваня. Что-то о людях и об одиночестве… Человек в несчастье не должен быть один.

– На людях и смерть красна, – подсказывает Рита, заглядывая в лицо Павлу.

– Вот это самое, – соглашается он.

А пароход уже приближается к пристани. Над рекой встает большой город – могучий, шумный, зовущий, окутанный легкой серой дымкой.

Павел смотрит вперед ясными, широко открытыми глазами, и кажется ему, что изогнутый мост, высокие трубы заводов, многоэтажные здания с детства знакомых улиц говорят ему:

«Жизнь зовет тебя к исполнению самых заветных твоих мечтаний! Будь же ты счастлив, Павел!»

1957