Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев

При возникновении любой жизненной сложности Иван Иванович тут же спрашивал: «У вас есть телефон?» И рвался позвонить «Николаю Ивановичу», «Владимиру Панфилычу» или даже самому «Семёну Семёновичу» – с тем, чтобы «открыть широкую кампанию».

Павел Лавут потом вспоминал:

«Не раз Маяковский спрашивал знакомых, в том числе и меня, когда я только мечтал об аппарате в новой квартире: „У вас есть телефон?“, и, получив отрицательный ответ или даже не дождавшись такового, тут же сам отвечал, не делая паузы: „Ах, у вас нет телефона!“

Чуть ли не дословно эта фраза и вошла в пьесу. В те времена наличие домашнего телефона выглядело значительным явлением, и со сцены эта реплика звучала злободневно и смешно».

Илья Сельвинский тоже слышал от Маяковского эту «телефонную» фразу и откликнулся на неё стихотворными строками, «подкалывая» поэта-лефовца:

«Это не подвиг – иметь телефон,и, беря заказы с бору да с сосенки,утюжить в берлоге своей тыловойс прозы на стих перелицовывая лозунги».

Поэт Пётр Незнамов тоже оставил воспоминания, связанные с телефоном и Маяковским:

«Как-то один человек сказал при нём: “Мы позвоним”, сделав ударение на 2 слоге. Маяковский рассердился:

– Что это за “позвоним” такое? Звонь, вонь! Надо сказать: позвоним, позвонят, позвонишь».

То есть предлагал делать ударение на третьем слоге.

Но кого же они – Иван Иванович и мистер Понт Спич – изображали?

Это мгновенно становится ясно, когда Понт Спича Маяковский заменил Понт Кичем. Как переводится его имя?

Если бы на месте Маяковского был кто-то другой, ответить на этот вопрос было бы чрезвычайно трудно. Но поэт Владимир Маяковский очень любил играть словами. Вспомним в очередной раз, как описал это Александр Михайлов:

«Имея гениальное лингвистическое чутьё, Маяковский не пропускал ни одного слова, названия, фамилии, примечательных хоть какой-то смысловой, фонетической или грамматической неординарностью…

Переделывал пословицы, сочинял новые слова, комбинации из слов: ки-па-ри-сы, ри-па-ки-сы, си-па-ки-ры, ри-сы-па-ки и т. д.».

Не зашифровал ли Маяковский и имя Понт Кич?

Рита Райт в воспоминаниях написала:

«В “Бане” такая маскировка слов проделана уже совершенно сознательно. Там иностранные слова действительно русифицированы, спрятаны в русский акцент, в русские слова».

Поэтому не мог Маяковский дать своему герою ничего не означавшее имя.

У Маяковского был только один знакомый, говоривший по-английски (с русским акцентом), тративший деньги чужого (не своего собственного) банка и имевший в своей фамилии слово «щека» – Александр Краснощёков!

В «Бане» можно найти ещё одну подсказку: мадам Мезальянсова, которую вместе с другими отрицательными персонажами машина времени не взяла в коммунизм, покидает Победоносикова. В ремарке Маяковского сказано:

«Уходит с Понт Кичем».

Уходит, называя при этом «англичанина» точно так же, как Лили Брик называла Осипа Брика и Владимира Маяковского («Осик», «Волосик»):

«Плиз, май Кичик, май Пончик!» («Пожалуйста, мой Кичик, мой Пончик!»)

Итак, получается, что мистер Понт Кич – это Александр Краснощёков?

Но Маяковский замаскировал его ещё больше – раздвоив героя пьесы на два образа, на два персонажа: один – это говорящий по-английски с русским акцентом Понт Кич, второй – это вхожий к высокопоставленным «Николаям Ивановичам» и «Семёнам Семёновичам» говорун Иван Иванович.

Для чего понадобилось такое раздвоение?

Надо полагать, для того, чтобы его загадку могли разгадать не все, а только те, кому она предназначалась.

Идём дальше.

Отмщение и надежда

О том, кто послужил прообразом «репортёра Моментальникова», было понятно, надо полагать, всем, кто присутствовал на читках «Бани». Это Давид Лазаревич Тальников (Шпитальников), резко критиковавший творчество Маяковского. Вот кредо этого репортёра, звучащее в пьесе:

«Эчеленца, прикажите!Аппетит наш невелик.Только слово, слово нам скажите,изругаем в тот же миг».

Этими рифмованными строчками Маяковский как бы снимал с Тальникова-Моментальникова всю ответственность за то, что выходило из-под его пера. Этот персонаж просто беспрекословно (и весьма услужливо) выполнял то, что приказывали ему высокопоставленные товарищи – ведь слово «эчеленца» («eccelema») в переводе с итальянского означает «ваше превосходительство».

Правда, несколько странно, что в последнем действии этот услужливый репортёр не появляется. Неужели полёт руководящих товарищей в коммунистическое грядущее ему неинтересен?

Скорее всего, Маяковский просто забыл об этом мелком персонаже, уже получившем всё, чего он заслуживал. Или Маяковский не смог придумать, как в столь необычной (предстартовой, как сказали бы в наши дни) обстановке должен себя вести товарищ Моментальников. Жаль, конечно. Образ шустрого, готового на всё репортёра засверкал бы ещё ярче. Но своему обидчику поэт отомстил уже тем, что включил его в состав отрицательных персонажей своей пьесы.

Теперь перейдём к излучающей свет Фосфорической женщине (сначала, как мы помним, Владимир Владимирович назвал её Фосфорической коммунисткой). Она чем-то очень похожа на Солнце из стихотворения «Необычайное приключение, бывшее с Владмиром Маяковским летом на даче». Но вряд ли кто-то из тех, кто присутствовал на «читках», понял, кто же был прототипом этой необыкновенной женщины.

Может возникнуть вопрос: почему отбирать «лучших для переброски в будущий век» была прислана женщина?

Обстановка, складывавшаяся вокруг Маяковского в момент написания «Бани», даёт основания предположить, что этот персонаж явился ответом всем тем, кто препятствовал воссоединению поэта с Татьяной Яковлевой. Маяковский не терял надежды привезти парижскую красавицу в Москву и начать вместе с нею сопровождать в светлое будущее всех, кто этого достоин.

Вполне возможно увидеть в этом образе и Веронику Полонскую, с которой Маяковский (в тот момент, когда сочинял пьесу) собирался создать семью.

Как бы там ни было, но поэту было с кого «срисовывать» этот «фосфорический» персонаж – ведь «фосфор» в переводе с греческого означает «несущий свет» или «несущая свет».