Богатые — такие разные. Том 2 - Сьюзан Ховач

Ради Милдред я делал все возможное, чтобы дать Корнелиусу понять, какой тернистый путь он выбрал, но меня удивляло, что он не обращал на это ни малейшего внимания. Я решил: будь что будет. Если Милдред была права, то у него уйма времени на то, чтобы себя разрушить, а если ошиблась, то она всю жизнь будет им гордиться. С течением времени я начал думать, что Милдред беспокоилась напрасно. Корнелиус мог разделять спальню со своим возлюбленным, но они спокойно жили в доме Иола на Пятой авеню, и, когда удостаивали партнеров приглашения, их обеды были пристойными и здоровыми, как яблочный пирог, и почти такими же обычными и наводившими скуку.

— И ни одного педераста в поле зрения! — с интересом замечал я Кэролайн, — разумеется, за исключением Корнелиуса.

— Может быть, оба они и невинны! — предположила Кэролайн, охваченная похотливым любопытством. — Два этаких ребеночка на опушке Центрального парка! — А когда я высмеял эту мысль, она сказала тихо, словно взглянув на сцену под другим углом: — Знаешь, Стив, я прихожу к выводу, что Корнелиус действительно довольно мил. Мне думается, что в его прекрасных глазах вполне могла бы заиграть сексуальная искра, если бы он настроился на это. И эта его прелестная улыбка…

— Кэл!

У меня не было слов, чтобы выразить ужас, который внушал мне ее отвратительный вкус. Но, увидев выражение моего лица, она рассмеялась и сказала, что всегда предпочла бы мои яйца сексуальным глазам Корнелиуса.

Жизнь каким-то чудесным образом окрасила мой брак по-новому. Кэролайн всегда проявляла большой интерес к моей карьере, и ее нараставшее восхищение моими успехами в компании «Ван Зэйл Партисипейшнз» било прямо через край в спальне. Интерес Кэролайн к сексу мог раньше стремительно падать от ста до зеро, теперь же, к моему удовольствию, я постоянно убеждался в том, что зеро вообще перестал выпадать на колесе сексуальной рулетки, тогда как сотня появлялась поразительно часто. Весной 1928 года я даже осмелился спросить ее, не изменила ли она свое мнение и не хочет ли обзавестись еще одним ребенком, но потерпел фиаско. И больше об этом не заговаривал, хотя и был очень огорчен. К тому времени Скотт и Тони уже ходили в школу, и было бы совсем неплохо, чтобы еще один малыш ползал по полу в детской. Я всю неделю не видел мальчиков, так как работал до позднего вечера, но каждую субботу, в полдень, увозил их на Лонг-Айленд, где мы ходили в походы и устраивали пикники.

Я был поглощен деловой жизнью, но не настолько, чтобы забыть об убийцах Пола, и к весне 1928 года мне удалось занять позицию для нападения. Сначала я взялся за Грэга Да Косту. Он был досягаем, в противоположность словно исчезнувшему с лица земли О'Рейли. Разумеется, роль Грэга в заговоре была в основном пассивной, но Дайана Слейд доказала, что ему было заранее известно о готовившемся убийстве, и этого для меня было совершенно достаточно.

Через своего брата Мэтта, наделенного какой-то просто фатальной способностью встречаться с людьми, которые чувствовали бы себя как дома у Борджиа, я познакомился с неким господином Федерико Диакони, делавшим деньги в большом гостиничном бизнесе в Калифорнии. Имея в виду прежде всего Грэга Да Косту, я согласился помочь Диакони в его героических усилиях законным образом накопить деньги, чтобы обеспечить себе достойную жизнь на пенсии. Мы оба понимали, что ему придется, в свою очередь, помочь мне. Грэг Да Коста всегда стремился к быстрым деньгам. И он, недолго думая, принял предложение Диакони поступить к нему на службу. По моим последним сведениям, он управлял одним из отелей. Мне никогда не приходило в голову, что за словом «отель» может скрываться высококлассный публичный дом, с чем вполне сочеталось сутенерское прошлое Грэга, всегда чуевшего носом, где поблизости играют в покер. Поскольку его доходы, по всей вероятности, поступали из разных источников, как законных, так и незаконных, господин Диакони тактично намекнул на то, что какой-нибудь из его бухгалтеров мог бы «прибрать к рукам» финансовые аферы Грэга.

Зная Грэга, я подумал, что пройдет еще много времени, прежде чем он поймет, что налоги на его законно получаемые деньги нужны ему больше, чем федеральному правительству. По сигналу господина Диакони я мог бы конфиденциально информировать о его комбинациях Службу внутренних доходов. Это поставило бы Грэга в трудное положение. Разумеется, он обратился бы за помощью к господину Диакони, и тот мог бы подыгрывать ему, пока Грэг, соблазнившись легкими деньгами, не попытался бы пойти на шантаж, связанный с незаконной деятельностью его отеля.

После этого я мог бы с уверенностью возложить все остальное на господина Диакони. Заказные убийства были в то время таким же обычным делом, как в наши дни посещение церкви, и единственное различие между Лос-Анджелесом и Чикаго заключалось в том, что Аль Капоне предпочитал Западному побережью Средний Запад.

Со смертью Грэга Да Косты я получил бы возможность объявить Брюсу Клейтону, что, поскольку Грэг признался, игра окончена. Брюс мог бы обвинить меня в обмане, но, учитывая его недавнее психическое нездоровье, я сомневался, что он это сделает. Я подождал бы, дав ему шанс поступить правильно, а он был не из тех, кто задумывается над тем, что именно правильно.

Тогда остался бы Теренс О'Рейли — самый твердый орешек из всех, но я бы справился как-нибудь и с ним, появись он снова в поле зрения. Исчезновение О'Рейли теперь меня не беспокоило. Со времени убийства прошел двадцать один месяц, а он все еще не показывал носа в город, чтобы сделать предложение невесте. Я настроился на то, что после второй годовщины смерти Пола снова организую полномасштабный розыск Теренса.

В одну из суббот в конце апреля все мои планы превратились в дым. Я помогал мальчикам восстанавливать их разрушенный зимними грозами шалаш, и, когда приколачивал крышу, на пляже появилась Кэролайн.

— Стивен.

Взглянув на ее лицо, я понял, что случилось что-то важное.

— Что произошло? — спросил я жену.

— Только что позвонила Сильвия Ван Зэйл. Она сказала, что Брюс Клейтон утром утонул в Монтоуке.

Предполагалось, что то был несчастный случай. Разумеется, он делал все, чтобы оградить свою семью от неприятностей, но плавать в апреле в волнах Лабрадорского течения, не будучи отлично натренированным атлетом, было безнадежным делом, а Брюс никогда не слыл выдающимся спортсменом.

Я понял, что не найду покоя, пока не выясню, оставил ли он семье записку о самоубийстве.

Я вернулся в город. Мне не хотелось беспокоить переживавших утрату родственников, но я понимал, что выбора у меня нет. В доме на Грэмерси Парк Элиот Клейтон сказал мне, что Элизабет не принимает посетителей, и намекнул, что мне следовало бы уйти. Всегда считая его обманутым женой ничтожеством, я очень удивился решительности Элиота, но после его категорического заявления о том, что никакой записки не было, я понял, что мне не остается ничего другого, как ретироваться, сознавая свое поражение.