Мрачный Жнец (перевод Н.Берденникова под ред. А.Жикаренцева) - Terry Pratchett
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– неужели! да ну! друг, быть может, ты был крут при жизни, но сейчас ты есть всего лишь дырявая простыня! да! а, и тебе тоже Один-Человек-Ведро не нравится…
– Мам, он снова затеял драку, – сказала Людмилла, свернувшаяся клубком у кухонной плиты. – Он всегда называет кого-нибудь другом, прежде чем пустить в ход кулаки.
Госпожа Торт вздохнула.
– Судя по всему, он собирается драться с целой толпой, – заметила Людмилла.
– Ладно, ладно… Принеси мне вазу, только подешевле.
Многие полагают, но наверняка не знает никто, что у каждого есть сопутствующая духовная форма, которая после кончины существует некоторое время в продуваемом насквозь промежутке между мирами живых и мертвых. Это очень важный факт.
– Нет, не эту. Эта ваза принадлежала твоей бабушке.
Сей промежуток призрачного выживания длится не слишком долго, ибо сознанием не поддерживается, но все зависит от того, что вы задумали…
– Ага, эта подойдет. Мне никогда не нравился ее узор.
Госпожа Торт взяла из лап дочери оранжевую вазу с рисунком из розовых пионов.
– Эй, Один-Человек-Ведро, ты еще здесь? – спросила она.
– хау, Один-Человек-Ведро заставит тебя пожалеть о том, что ты умер, о скулящий…
– Лови.
Она бросила вазу на печь. Ваза разбилась.
Спустя мгновение с Другой Стороны донесся странный звук. Как раз такой, как если бы один мятежный дух ударил другого призраком вазы.
– вот так! – возопил Один-Человек-Ведро. – если хочешь, получишь еще, понял! да!
Торты, мама и ее волосатая дочка, кивнули друг другу.
Вскоре опять послышался звенящий от удовлетворения голос Одного-Человека-Ведра.
– небольшая размолвка по поводу старшинства, – пояснил дух. – не разделили личное пространство, здесь много-много проблем, госпожа Торт, настоящий зал ожидания…
Послышались пронзительные бесплотные крики:
– вы не могли бы передать господину…
– скажите ей, что мешок с монетами лежит на полочке в дымоходе…
– Агнес не имела права на серебро после того, что она сказала о нашей Молли…
– у меня не было времени покормить кошку, может, кто-нибудь…
– заткнитесьзаткнитесь – это снова завопил Один-Человек-Ведро. – вы ничего не понимаете, да! да! и это говорят духи? покормить кошку! «Я здесь очень счастлив и жду, когда ты ко мне присоединишься», – вот чего от вас ждут, а вы…
– послушайте, если сюда еще кто-нибудь явится, мы будем стоять друг у друга на головах…
– не в этом дело, не в этом, слушайте Одного-Человека-Ведро. Нужно знать, что говорить, когда становишься духом. хау! Госпожа Торт?
– Да?
– вы должны рассказать людям о том, что здесь творится.
Госпожа Торт кивнула.
– А теперь все убирайтесь, – сказала она. – У меня от вас голова разболелась.
Хрустальный шар замер.
– Здорово! – воскликнула Людмилла.
– Жрецам ни словечка не скажу, – твердо заявила госпожа Торт.
Не то чтобы госпожа Торт не была религиозной женщиной, скорее наоборот, как уже упоминалось, она была крайне религиозной особой. Не было в городе храма, церкви, мечети или груды камней, которые бы не посетила госпожа Торт. А потому ее боялись больше, чем грядущего Просвещения, и один вид ее пышных телес на пороге мог прервать на полуслове молитву любого жреца.
Мертвые. Причина была в них. Все религии придерживаются твердых взглядов на общение с мертвыми. Взгляды госпожи Торт были также невероятно тверды. Жрецы считали такое общение грехом, а госпожа Торт – простой вежливостью. И обычно это приводило к жарким церковным спорам, в результате которых госпожа Торт делилась со старшими жрецами тем, что она называла «частичкой своего разумения». По всему городу было разбросано уже столько таких «частичек», что все удивлялись – и как это госпожа Торт совсем не лишилась своего разума. Самое странное, эти «частички» нисколько не оскудевали, наоборот, сил у госпожи Торт только прибавлялось, и каждый раз в спор она вступала все с большим пылом.
К тому же существовала проблема Людмиллы, причем достаточно сложная. Покойный господин Торт, да-упокоится-душа-его-с-миром, ни разу даже мусор в полнолуние не выкинул, не говоря уж о том, чтобы превращаться в кого-нибудь, поэтому госпожу Торт терзали смутные подозрения, что в Людмилле проявились черты далеких предков, живших в горах, или что она в детстве подцепила какую-нибудь заразную генетическую болезнь. Мать госпожи Торт как-то осторожно заметила, что двоюродный дядя Эразмус иногда ел под столом, и эти слова запали Эвадне в душу. Как бы то ни было, каждые три недели из четырех Людмилла была воспитанной, скромной девушкой, а все оставшееся время месяца – примерной, умной, мохнатой волчицей.
Но жрецы[11] не всегда придерживались ее точки зрения на Людмиллу. И всякий раз начинали общаться за нее со своими богами, что легко выводило из себя госпожу Торт. А поскольку к этому времени госпожа Торт уже заканчивала ту благотворительную работу, которую выполняла, как то: составление букетов, удаление пыли с алтаря, уборка в храме, чистка жертвенного камня, почетное восхваление рудиментарной девственности, ремонт подушечек для коленопреклонения, – уход ее из храма сопровождался полным разгромом оного.
Госпожа Торт застегнула пальто.
– Ничего не получится, – сказала Людмилла.
– Попробую поговорить с волшебниками. Им-то обязательно нужно знать, – сказала госпожа Торт, дрожа от болезненного самомнения и тем самым походя на маленький разгневанный футбольный мяч.
– Конечно, но ты ведь сама утверждала, что волшебники никого не слушают.
– И тем не менее попробовать стоит. Кстати, а почему ты не в своей комнате?
– Мама! Ты же знаешь, как я ее ненавижу. Нет никакой необходимости…
– Осторожность не помешает. Вдруг тебе вздумается погоняться за соседскими цыплятами? Что скажут соседи?
– За курами я никогда не гонялась, – устало ответила Людмилла.
– Или побегать с лаем за телегами.
– Мама, лают собаки.
– Будь послушной девочкой, вернись в свою комнату и займись шитьем.
– Но чем мне держать иголку? Лапами?
– Ты можешь хотя бы попробовать. Ради своей матери.
– Хорошо, мама.
– И не подходи к окну. Не нужно лишний раз раздражать людей.
– Да, мама. А ты не забудь включить свое Предвидение. Сама знаешь, обычное зрение у тебя уже не то.
Госпожа Торт проследила, чтобы дочь поднялась наверх. Затем заперла входную дверь и направилась в Незримый Университет, в прибежище, как она слышала, всякой глупости и суеверий. Любой человек, наблюдающий за продвижением госпожи Торт по улицам, не может не заметить некоторые странные детали. Несмотря на ее неверную походку, никто ни разу на нее не наткнулся. Специально госпожу Торт никто не избегал, просто ее не было там, где оказывались люди. Один раз она вдруг замерла на мгновение и шагнула в узкий переулок. Через секунду на то место, где она только что стояла, рухнула огромная бочка, сорвавшаяся с разгружавшейся у таверны телеги. Госпожа Торт вышла из переулка, перешагнула через обломки и, что-то едва слышно ворча, направилась дальше.
Ворчанию госпожа Торт уделяла много времени. Ее губы постоянно пребывали в движении, как будто она все время пыталась извлечь застрявшее между зубов зернышко.
Наконец госпожа Торт приблизилась к высоким университетским воротам, рядом с которыми и остановилась, будто прислушиваясь к внутреннему голосу. После чего отошла в сторонку и принялась терпеливо ждать.
Билл Двер лежал в темноте сеновала и тоже ждал. Снизу доносились лошадиные звуки Бинки – движение копыт, чавканье.
Билл Двер. Теперь у него есть имя. Конечно, у него всегда было имя, но означало оно то, чем он занимался, а не кем был. Билл Двер. Просто и солидно. Уильям Двер, эсквайр. Билли Дв… нет, только не Билли.
Билл Двер зарылся в сено, залез в карман и достал золотой жизнеизмеритель. Песка в верхней части заметно убавилось. Кроме того, появились «сны». Он знал, что это такое, потому что люди уделяли им достаточно много времени. Они ложились, и наступал сон. По-видимому, он служил какой-то цели. Билл Двер с интересом ждал, когда же он наступит, чтобы подвергнуть это странное состояние подробнейшему анализу.
Ночь парила над миром, настигаемая хладнокровно приближающимся новым днем.
В курятнике на другом конце двора началось шевеление.
– Ку-ка… э.
Билл Двер таращился на крышу амбара.
– Ку-ка-ре… э.
В щели сочился серый свет.
Надо же, а всего несколько минут назад сквозь них проникал красный свет заката!
Шесть часов просто испарились.
Билл быстро достал жизнеизмеритель. Уровень, несомненно, понизился. Пока он ждал наступления сна, кто-то украл часть… часть его жизни. А он этого даже не заметил…
– Ку-ку… ку-ка… э.
Он спустился с сеновала и вышел в легкий предрассветный туман.
