По лезвию ножа, или В погоне за истиной. Книга 2 - Максим Окулов

— А что Ковалева? Вы уверены, что она… Ну это… ЭПЛ?

— Светлана, позволю себе заметить, что я никогда не утверждаю того, в чем до конца не уверен. В данном списке представлены энергопотребляющие личности, которые однозначно мешают нормальному развитию компании. Впрочем, вы можете продолжить управление организацией без моей помощи, как это делали ранее. Я не смею на чем-то настаивать, — Радош слегка подался вперед, словно собираясь встать.

— Нет, нет! Что вы! Я очень ценю вашу помощь и, конечно, исполню ваши рекомендации. — торопливо сказала Светлана Леонидовна.

— Вот и славно. Да, у меня есть серьезные сомнения по поводу еще одного сотрудника. Это ваш коммерческий директор Синицын.

— Павел? А что с ним? — ее голос дрогнул.

— Понимаете, иногда ЭПЛ удачно маскируются, и их трудно распознать. Синицын — темная лошадка, и к нему надо как следует присмотреться. Ну да ладно, это дело времени.

Радош пробыл недолго. Через полчаса он откланялся, пообещав завтра в десять утра быть у Светланы дома. Триш же в сопровождении директора отправился в свой новый кабинет. Светлана Леонидовна вызвала начальника охраны, а также все высшее руководство компании и официально представила им нового зама. Вернувшись в свой кабинет, она пригласила секретаря и продиктовала ей текст приказа об увольнении семи сотрудников. Даже у абсолютно флегматичной Леночки глаза округлились в пол-лица. Светлана воздержалась от комментариев, подписала распечатанный приказ и уехала домой. У нее были более важные дела, а фирма теперь находилась в надежных руках. В этом она не сомневалась…

Елена Зарубина стояла на крыльце скромного деревенского дома и нервно давила на кнопку звонка. С бабой Дусей Елена познакомилась вскоре после выхода из СИЗО в таком далеком 1998-м. Зарубина не могла себе объяснить, почему, каждый раз приезжая к этой пожилой женщине в подмосковную Баковку, она испытывает сильное душевное волнение — тягостное и мрачное. Однако бабушка реально помогала решать конкретные проблемы, и визиты к ней становились все чаще. Вот и теперь, когда проблемы сыпались одна за другой, Елена отправилась по знакомому адресу, предварительно позвонив по телефону.

Дверь наконец открылась, на пороге стояла хозяйка дома — сухонькая сгорбленная старушка с очень недружелюбным колючим взглядом. Ни слова не говоря, она отправилась вглубь дома, шаркая рваными тапками, скорее всего, подаренными ей в день совершеннолетия. Елена прикрыла входную дверь и отправилась следом. Приемная бабы Дуси представляла собой небольшую гостиную, в центре которой стоял большой круглый стол. Баба Дуся традиционно расположилась на крохотном диванчике в углу, а гостья — в глубоком кресле напротив. На столе лежали Крест с Распятием, Евангелие, старинная икона, а также стояла горящая свеча.

— Слухаю тебя, — прошамкала бабушка беззубым ртом, сверля посетительницу колючим взглядом.

— Проблемы у меня, баба Дуся. Даже и не знаю, что делать…

— Это понятно, что проблемы. Сюды, милая, без проблем никто не приходит. Вижу, что со здоровьем все в порядке. Ну-ка, ну-ка… — бабушка прищурила глазки: — Ну понятно, лихие люди покоя не дают.

У Елены между лопаток пробежал холодок. Каждый раз бабка каким-то неведомым образом открывала ей то, что никак не могла знать.

— Да, баба Дуся, наехали на меня бандиты. Даже и не знаю, что теперь будет?

— Ну, это дело поправимое, — хозяйка кряхтя слезла с диванчика, подошла к столу и взяла Евангелие в позолоченной металлической оправе, украшенной драгоценными камнями.

— Баба Дуся, все хотела спросить вас, откуда такая красивая вещь?

— Это из церквы, милая, из церквы. Родитель мой, значить, покойный, в этих краях руководил изъятием церковных ценностей. Вот, значить, и взял себе. Говорил, что притянула его к себе ента книга. Она в церкве на столе их главном лежала[7]. Поп местный все сокрушался, что папка мой ее берет. Не знал, беднай, что не о том ему сокрушаться-то надоть было, — губы старушки исказила кривая усмешка, — папка мой его — попа ентого — егойным шарфом, который они всегда в церкви носють, и удавил[8], — бабушка зашлась старческим смехом, похожим на скрип несмазанного колеса телеги. — Вот так, а книжка-то дома осталась, вот теперь людям служит. Ну-ка, подь сюда! — Елена подошла к бабе Дусе и опустилась на колени. Старушка открыла две металлические скобки и протянула Евангелие гостье. — Открывай! — Зарубина наугад открыла книгу. — Таперяча тычь пальцем! — Елена указала пальцем на строку, начинавшуюся с какой-то цифры. — Ну вот, а таперяча читай!

Елена взглянула на старославянский шрифт и растерялась.

— Ну чего?! Не могёшь? И чаму вас в школах-то учють! Слухай! — бабка начала читать по слогам, запинаясь: — В том же дому пребывайте, ядуще и пиюще яже суть у них: достоин бо есть делатель мзды своея. Не преходите из дому в дом. И воньже аще град входите, и приемлют вы, ядите предлагаемое вам. И исцелите недужныя, иже суть в нем, и глаголите им: приближися на вы Царствие Божие[9].

— И что? — Елена выглядела растерянной. — Я ничего не поняла.

— А чего тут не понять-то?! — баба Дуся начинала сердиться. — Все у тебя будет хорошо!

— Вы уверены? — спросила Елена с явным сомнением.

— А как же?! — Изумилась старушка. — Вот жа здеся пишуть, гляди сама: «в дому том оставайся» — поняла? Останется работа твоя с тобой. А вот здеся: «делатель достоин мзды» — ну награды то-есть! И денюжки твои с тобой останутся. А вот ищо: «и если придете в город какой — примут вас» — глядитко! В других городах ищо работать начнешь!

«А почему бы и нет? — подумала Елена. — Этот красноярский лох хочет Москву покорить, но, если я его обую, то вполне могу его бизнес к своему пристегнуть!»

— Ну спасибо, баба Дуся, вот успокоили!

— Ну дык, для того здеся Богом и поставлена, шоб людям помогать! — старушка просто светилась от гордости. Казалось, даже ее колючий взгляд неведомым образом потеплел. — Ты, милая, вот еще что сделай. Ты в церкву-то давно ходила?

— Вот еще! Чего мне там делать?

— Ну это ты зря, милая, зря! Попам, конечно, верить нельзя и слушать их не след! Но вот сходить в церкву-то, да съесть там, что попы раздают, можно и нужно.

— Что съесть? — искренне изумилась Елена.

— Ой, ну откуда вас таких непутевых ко мне присылають! Ну Причастие съесть! Каждое воскресенье утром в церквах служба идеть, ну и всем это дают в ложке. Так ты тоже подойди, как все, и тебе дадут. Ты только попов, чего они говорят, не слушай, а сделай, как я тебе говорю. И не сомневайся, пользу получишь!

— Как, вот так просто прийти и…

— Да! Утречком встань, чайку попей и иди. Не пожалеешь! Тока смотри, чтобы тебя не распознали, юбку надень длинную, платок на голову, да морду не крась!

— Спасибо, баба Дуся, огромное спасибо! — оставив на столе пухлый конверт, Зарубина с облегчением покинула дом колдуньи.

В ближайшее воскресенье Елена проснулась в легком волнении. Она понимала, что ничего страшного в церкви с ней произойти не может, но все равно нервничала. Легко позавтракав и одевшись, как велела баба Дуся, Зарубина поехала на Воробьевы горы. Эту церквушку она помнила еще по похоронам своего мужа.

В храме было многолюдно. Елена нашла свободное местечко слева недалеко от входа и встала, незаметно оглядываясь. По соседству расположилось молодое семейство: мама, папа и трое маленьких детей. «Плодятся, как морские свинки, — с неприязнью подумала Зарубина. — Сначала нарожают нищету, а потом требуют, чтобы государство их кормило! Ну да ладно… Мне ведь в банке тоже кому-то полы мыть надо», — от этой «светлой» мысли она даже заулыбалась.

— Простите, — шепотом обратилась Елена к молодой маме.

— Да-да? — с улыбкой ответила та.

— Вы не подскажете, скоро ли будет Причастие?

— Уже скоро, минут через пятнадцать.

— А это будет э-э-э-э…

— Вот там, в центральном приделе, — показала женщина рукой.

— Спасибо вам огромное! «А одета-то, одета! Кошмар! Морду, поди, сроду толком не чистила — вся в прыщах, в угрях — одним словом православная!» — Елена «благодарно» улыбнулась.

Как и сказала эта молодая мамаша, через пятнадцать минут вышел пожилой священник с Чашей в руках. Он прочитал молитву, а потом обратился к собравшимся:

— Братья и сестры, напоминаю вам, что дети старше семи лет и взрослые могут причащаться только после Исповеди, получив на это благословение священника. Взрослые причащаются строго натощак.

— Угу, знаем, ученые, — с сарказмом прошептала Елена. Несколько минут она внимательно присматривалась, как подходят люди к Чаше, как держат руки и что говорят. Уяснив для себя эту нехитрую последовательность действий, Зарубина наконец встала вместе с другими причастниками, медленно продвигаясь к священнику. Казалось, что никаких сюрпризов быть не может: один за другим верующие подходили к Чаше, называли свое имя и причащались без лишних вопросов. Наконец подошла очередь Елены.