Чингисхан-2. Чужие земли - Сергей Волков

Город-крепость махандов, также называемый Махандари, террасами поднимается по склону горы. Он устроен таким образом, что крыша одного дома служит двором для вышестоящего. Частично дома вырублены в скале, частично сложены из камней и бревен. Леса в Махандари много – по склонам гор растут реликтовые рощи из каменного дуба, гималайского кедра, самшита и можжевельников. Там много ягод – облепихи, брусники, черники – и грибов.

Дом князя – самый верхний в крепости. У него остроконечная крыша, увенчанная резным изображением Ахни, бога огня. Маханды чтут Ахни выше других своих богов и приносят ему в жертву драгоценные камни, которые находят в горных ручьях. Особенно ценятся рубины и гранаты – за красный цвет. Считается, что в самоцветах живет дух огня.

Те из обычаев махандов, с которым я успел познакомиться, достаточно самобытны и не имеют аналогов у соседних народов. Очень интересен свадебный обряд. Как и в большинстве архаичных культур, здесь жениха с невестой сводят еще в детстве. Свадьбу играют после того, как юноша пройдет через процедуру инициации, о которой ниже. Брачные узы скрепляет верховный жрец, после чего жених собственноручно прокалывает невесте уши и вдевает в них массивные золотые серьги.

Беременная женщина отселяется от мужа «в женскую половину» – особую пристройку к основному дому. После родов старейшины и жрецы осматривают младенца, выясняя, не является ли он сыном или дочерью горного демона. Если у ребенка обнаруживают хвостик, повышенную волосатость, бесцветные глаза или какие-то явные уродства, его безжалостно убивают, разбивая голову о Священный камень Сив, закопченный огнем жертвенных костров.

Маханды считают, что горный демон, умеющий менять обличие, под видом мужа может возлечь с женщиной, отчего и рождаются демонята. Женщина, обманутая демоном, считается нечистой. В знак того, что она не имеет прав рожать, ей отсекают уши.

Хилых, слабеньких новорожденных подвергают испытанию ночью. Это означает, что ребенка оставляют на ночь во дворе, на голой земле без одежды. Если он после этого не умирает, считается, что бог Ахни даровал ему свою силу. За таким ребенком, особенно если это мальчик, пристально следят старейшины. Во время обряда инициации его подвергают особенно жестоким испытаниям.

Вообще посвящение в мужчины у махандов – длительный и сложный ритуал. Достигших шестнадцатилетнего возраста юношей за две недели до праздника весеннего равноденствия уводят в особую пещеру, где они постятся и общаются с духами предков. В ночь инициации, до восхода солнца, каждый из них должен с завязанными глазами пройти по бревну через пропасть, достать красный камень со дна горного озера Багар, пронести через семь холмов на плечах овцу, пройти босиком по углям священных костров, подняться на отвесную скалу и с первыми лучами солнца войти в Пещеру предков. Там начинается сакральная часть ритуала, о которой мне пока ничего не удалось узнать.

Все эти варварские обычаи, очень далекие от цивилизации, нельзя назвать прихотью чьего-то больного воображения. Их породили суровые условия жизни махандов и их предков. Жесткая отбраковка детей, своеобразная селекция, известна у многих древних народов, достаточно вспомнить тех же спартанцев. Маханды обрекают слабых и больных соплеменников на гибель во младенчестве, чтобы потом не кормить нахлебников.

Генетическая фильтрация тоже имеет объяснимую с точки зрения рационализма причину: непохожий на других человек в условиях постоянной борьбы за существование может оказаться слабым звеном и, в конечном итоге, послужит причиной гибели всего племени. Уничтожение младенцев с атавизмами, альбиносов и уродов широко распространено не только у архаичных народов. В Третьем рейхе генетическая фильтрация была… ».

– Юноша, а вас разве не учили в детстве, что нельзя совать свой нос в чужие записи без разрешения? – Нефедов застает меня врасплох, и несмотря на шутливый тон, он явно рассердился.

Я решаю не обострять конфликт и надменно цежу сквозь зубы:

– Как смеешь ты, слуга, так разговаривать со своим господином? Я велю высечь тебя на конюшне!

– Нет тут никаких конюшен, – ворчит Нефедов, проходя в комнату.

Он отбирает у меня записную книжку, сует в карман. Я тянусь к кувшину с травяным настоем, протягиваю кружку профессору.

– Будешь?

– Нет, – он валится на свое ложе, устроенное у двери, закидывает руки за голову.

Интересуюсь:

– Ты чего такой?

– На душе неспокойно. Валить надо, Артем.

– Чего это вдруг?

– Вдруг – не вдруг… А если, правда, что-то случится? Как будем выкручиваться?

От удивления настой попадает не в то горло. Булькаю, тараща глаза. Наконец мне удается проглотить питье и сказать:

– Вот те нате! Ты ж сам говорил, что торопиться не надо…

– Говорил! – Нефедов раздраженно щурится. – Но сегодня вернулись разведчики. Князь все время посылает дальние дозоры к Пянджу, к границе, в Нуристан. В общем, неспокойно вокруг. Как бы нас не коснулось…

Последние дни мы с Телли почти не видимся. Она с матерью и сестрами все время находится на женской половине княжеского дома. За ворота выходит только в сопровождении пожилой толстой служанки. Я спросил у Нефедова, почему она приходила ко мне, больному, и накладывала целебную мазь? Оказывается, у махандов есть поверие, что рука юной княжны – это длань богини жизни Дзивы. Ее прикосновения исцеляют. Ну а мудрый Риши для подстраховки снабдил Телли, перед тем как ее отправили ко мне, горшком с мазью.

Не знаю, что сыграло главную роль – пенициллин, выращенный на испорченном сыре, отвары и настои или рука Телли и впрямь стала рукой богини – только на второй неделе пребывания в Махандари я наконец-то чувствую себя здоровым.

По этому случаю князь Атхи закатывает праздничный пир, продолжающийся всю ночь. Мы пьем махандское вино и пиво, едим, слушаем игру на местных гуслях, называемых «зузан», любуемся танцами девушек, среди которых особой грацией и статью, конечно же, выделяется Телли. Она пляшет впереди всех, в роскошном, шитом золотом, платье.

Это танец огня. Мне почему-то кажется, что княжна танцует его для меня.

В течение нескольких последующих дней я ищу встречи с Телли, но мне не удается увидеться с ней даже украдкой. Нефедов, мрачный, как туча, время от времени заводит со мной разговоры о побеге, но я его не слушаю.

Сегодняшнее утро – особенное. Ночные стражники, дежурящие на башенках, на рассвете замечают над Буй-саром радугу. Риши, как верховный жрец, сразу объявляет это добрым знаком и маханды целыми семьями тянутся в Пещеру предков – молиться душам давно умерших соплеменников. После обеда во дворах отчаянно блеют жертвенные бараны, а ближе к четырем часам на главной площади происходит обряд жертвоприношения. Лучшие части бараньих туш – печень, сердце, почки, мозги – Риши и старейшины сжигают в огромном бронзовом жертвеннике во славу богов и пращуров.