Зеркальная страна - Кэрол Джонстон

– Люди не меняются, – бросаю я, не в силах сдержаться. И я действительно в это верю.

Росс кривит губы в невеселой усмешке.

– Эл всегда считала, что твоя суперсила – отрицание. – Он открывает дверь и уходит не оглядываясь.

Сижу за кухонным столом и смотрю в окно. Я взмокла от пота, измучена и в то же время напряжена. Достаю из кармана первый листок бумаги и разворачиваю.

10 января 1993 года = 8 лет с половиной

Мама говорит что по ночам Синяя Барада рыщет в поисках новой жены чтобы запереть ее и повесить на крюк когда разозлится. Синяя Барада – трус высшего пошиба.

Она говорит что когда мы плаваем на «Сатисфакции» в поисках капитана Генри и Острова то должны вести себя хорошо и не ссориться иначе Черная Барада за нами придет. Потомучта Черная Барада – самый плохой пират! Он хитрый и подлый только и знает что лжет. Он хочет поймать нас обмануть и бросить на съедение акулам. Но у него ничего не выходит.

Она просто вас пугает говорит Росс.

Глава 7

23 августа 1995 = 9 лет + 2 месяца (почти!)

Нам с Кэт хорошо вдвоем но мне нравитца когда тут Росс хотя нам приходитца играть в то что захочет он вроде спагетти-вестернов.

Сегодня мы были памошниками ширифа в Бумтауне и сдерживали натиск аклахомского зброда (не знаю, как это пишется!). Нам пришлось защищать город самим потомучта шириф Хэнк уехал в Дедвуд и мы не знали когда он вернется. Я спряталась за стеной САЛУНА ТРЕХПАЛОГО ДЖО с КОЛЬТОМ СОРОК ПЯТОГО КАЛИБРА. (Росс запретил клоунам играть – он не боится клоунов как мама или Кэт проста не любит). Беллу и Мышку ранили в ПЕРЕСТРЕЛКЕ потомучта Росс говорит они хриново стреляют.

А мы – МЕТКИЕ СТРЕЛКИ как Энни. Хотя я – получше Кэт.

Мама ВСЕГДА говорит что хороших ПРЕКРАСНЫХ ПРИНЦЕВ как в Золушке или в Спящей Красавице не бывает.

НО если есть пираты и принцессы и феи и клоуны и русалки и дегустаторы ядов и ЗЕРКАЛЬНАЯ СТРАНА то ДОЛЖНЫ БЫТЬ и хорошие прекрасные принцы.

Сегодня Росс держал меня за руку почти десять минут. И улыбнулся мне когда вылезал из нашей ЗЕРКАЛЬНОЙ СТРАНЫ когда нас позвали домой пить чай. Я не сказала Кэт.

Я помню улыбку Эл в тот летний день, когда Росс с матерью переехали в старый дом Маккензи, что стоит рядом с нашим. Он пустовал много месяцев: сначала его заколотили досками, потом железными скобами, и табличка «Продается» на лужайке постепенно заросла сорняками. Эл отвернулась от окна, сама не своя от радости, и широко улыбнулась. Мальчик! Нам было по семь лет. А уж когда Росс выглянул из окошка своей комнаты над садовой стеной и спросил, как ее зовут, Эл взбудоражилась так, что заразила и меня. Я сидела, скрестив ноги, на золотисто-желтом покрывале и читала «Питера Пэна». Меня словно молния пронзила, сердце загрохотало в груди.

В шиферной крыше прачечной было старое окно-люк, черное от палой листвы и грязи. Стены вокруг сада – высокие, не залезешь, и мы прекрасно понимали, что скажет дедушка и как разозлится мама, если нас поймают за игрой с мальчиком, поэтому с самого начала Росс стал нашей тайной, а мы – его. Средь бела дня мы заходили в Зеркальную страну только по субботам после обеда, когда мама пылесосила и мыла полы, а дедушка закрывался в Машинном отсеке, и весь дом содрогался от воплей футбольных комментаторов. Росс перелезал из своей комнаты на крышу прачечной, открывал окно-люк и спрыгивал в Зеркальную страну.

Когда он проделал это впервые, я ужасно смутилась и долго не могла поднять взгляд. Помню, руки стали липкими от пота, а он посмотрел на нас карими, как болотный торф, глазами, криво усмехнулся и заявил: «Вы – одинаковые».

В отличие от меня, Эл вовсе не страдала застенчивостью. Она тут же вывалила на Росса кучу подробностей про нас: сколько нам лет, какой у нас размер обуви, что мы любим, а что нет, и что мы Зеркальные близнецы: редкие и очень особенные, двое на сто тысяч детей. Я и правда ревновала, завидовала ее уверенности в себе, хотела получать больше внимания нового знакомого…

Почти весь первый день мы провели с ковбоями. По субботам мы обычно упражнялись в рукопашной борьбе или в стрельбе по мишеням. Мама говорила, что мы должны уметь защищаться от грабителей и убийц детей, которые прячутся за дверями и крадутся в тени. Эл всегда стреляла гораздо лучше меня, и я вздохнула с облегчением, когда занятие закончилось раньше обычного, чтобы мы смогли помочь Россу сделать рогатку из ветки и резинки.

После этого я тихонько спряталась в самом большом вигваме – шатком каркасе из старых жердей с наброшенной сверху простыней. Вождь Красное Облако, сидевший скрестив ноги в набедренной повязке и головном уборе из перьев, едва удостоил меня взглядом. Индейцы племени лакота-сиу учили нас мастерить из садовых инструментов боевые дубинки и томагавки, показывали, как защищаться от ударов, ставя блоки, как делать захваты и как бить самим, но только не в те дни, которые мы проводили в компании ковбоев.

Я поздоровалась и села, делая вид, что вовсе не прячусь. На подушках напротив вождя развалилась, словно арабская принцесса, Белла. В ее волосах сверкали рубины и длинные серебряные клинки. Она улыбнулась и подмигнула. Из всех обитателей Зеркальной страны больше всего мне хотелось быть Беллой – невероятно красивой, необузданной и бесподобной. Сидевшая рядом с ней Энни фыркнула. Плевать она хотела на мои невзгоды. Как мне кажется теперь, она стала воплощением нашей убежденности в том, что все взрослые женщины подобны маме: суровые, вечно сердитые, внушающие страх. Энни не расставалась с двумя ирландскими пистолетами, от виска к уху у нее тянулся рваный шрам, и по храбрости она превосходила любого из пиратов на «Сатисфакции». Когда Энни стояла на палубе в высоких сапогах с пряжками и в куртке из воловьей кожи с пуговицами из китового уса, то наводила страх на всех без исключения. И она это знала. Энни усмехнулась и прошептала: «Ты просто трусишка!»

Мышка подтолкнула меня локтем и робко улыбнулась. Она подпоясывала веревкой свое черное платье из мешковины и неуклюже рисовала на нем мелом белые линии, имитируя полоски на наших с Эл ситцевых платьицах. Мышка всегда пыталась подражать нам и во внешности, и в поведении, но была слишком покорной, слишком худенькой, коротко стриженной и темноволосой, как и все остальные матросы. Она мазала лицо белым клоунским гримом, красила щеки и губы розовым, как Белла. Мышка воплощала наши страхи и сомнения, мы доверяли ей свои секреты и тревоги, и она впитывала их, словно