Свет былого - Боб Шоу

Научный успех, однако, никак не отразился на том факте, что хранимую информацию раньше времени не извлечешь. Будь период задержки прямо связан с толщиной, можно было бы рассечь ретардит на листы потоньше и получить информацию быстрее. А так любая попытка — сколь угодно изощренная или деликатная — приводила к почти мгновенной дестабилизации набора напряжений. Наружу не вырывалось ни единого лучика света — материал просто «отпускал» прошлое и становился черным как смоль стеклом, ожидающим поступления свежих впечатлений.

Хотя времени на исследовательскую работу становилось все меньше, Гаррод сохранил личную заинтересованность в решении проблемы искусственной эмиссии. Отчасти это объяснялось ревниво-собственническим отношением ученого к своему открытию отчасти — смутным осознанием того, что медленное стекло причиняет подчас поистине танталовы муки тем, кому жизненно необходимо испить из чаши знаний немедленно. Совсем недавно Гаррод прочитал в газете о судье, который умер спустя несколько месяцев после пятилетнего ожидания ответа. Пять лет ждал судья. Пока медленное стекло, единственный свидетель совершенного убийства покажет однозначно, действительно ли был виновен тот, кого он приговорил к смерти… Гаррод не запомнил имени судьи, но страдания этого человека поневоле отразились на его мировосприятии.

Панели медленного стекла над автострадой изливали голубизну дневного неба, и казалось, будто мчишься по широкому туннелю с прямоугольными прорезями наверху. В одной из них мелькнула серебряная точка самолета, пролетевшего здесь раньше.

Ночной охранник приветливо махнул рукой из своей будки, когда Гаррод подъехал к административно-исследовательскому корпусу. Почти все здание скрывалось во тьме и лишь ярко золотились окна Макфарлейна. Гаррод по пути стянул с себя пиджак и, войдя в лабораторию, швырнул его на стул. Вокруг одного из столов собралась группа людей — все в рубашках, кроме Макфарлейна, который по обыкновению был в аккуратном деловом костюме. Говорили, что, возглавив научно-исследовательские работы, он ни разу не взял в руки паяльника, но руководство осуществлял твердо и с глубоким знанием дела.

— Как раз вовремя, — сказал Макфарлейн, кивнув Гарроду. — У меня ощущение, что мы на пороге успеха.

— Продолжаете воздействовать модифицированным излучением Черенкова?

— И вот результаты. — Макфарлейн указал на укрепленную в раме панель черного ретардита, которую окружали осциллографы и другие приборы. — Вчера этот кусок трехдневного стекла был стерт. Поступающие с тех пор изображения должны выйти завтра, но, полагаю, мы извлечем их пораньше.

— Почему ты так думаешь?

— Посмотри на дифракционную картину. Видишь, как она отличается от той, что мы получаем обычно, просвечивая ретардит рентгеном? Эффект мерцания указывает, что скорости прохождения образа и черенковского излучения начинают уравниваться.

— Может, вы просто замедлили черенковское излучение?

— Бьюсь об заклад, мы подстегнули изображение.

— Что-то не в порядке, — спокойным тоном заметил один из техников. — Кривая «расстояние-время» приобретает… экспоненциальный характер.

Гаррод посмотрел на осциллограмму и подумал о световом излучении, которое вливалось в медленное стекло на протяжении примерно полутора суток, а теперь концентрировалось, формировало волну, пик…

— Закройте глаза! — закричал Макфарлейн. — Назад!

Гаррод заслонил лицо локтем, техники шарахнулись прочь, и в это время беззвучная, ослепительная вспышка взрывом водородной бомбы поразила сетчатку и сжала сердце Гаррода. Он медленно отвел руку. Перед глазами стояла мутная пелена, на которой плясали зеленые и красные пятна. Панель из ретардита была такой же черной и такой же мирной, как накануне.

Первым приглушенно заговорил Макфарлейн.

— Я же обещал выдавить из нее свет — и вот, пожалуйста.

— Все в порядке? — Гаррод оглядел людей, вновь настороженно подходящих к столу. — Успели закрыться?

— Нормально, мистер Гаррод.

— Тогда на сегодня достаточно. Запишите себе полную ночную смену и обязательно дайте глазам хорошенько отдохнуть, прежде чем ехать домой. — Гаррод повернулся к Макфарлейну. — Тебе следует продумать новые правила безопасности.

— Еще бы! — Глаза Макфарлейна болезненно щурились за уменьшающими стеклами очков. — Но мы извлекли свет, Эл. Впервые за девять лет упорных попыток воздействие на пространственную решетку ретардита не просто разрушило структуру напряжений — мы сумели извлечь свет!

— Да уж… — Гаррод подхватил пиджак и медленно двинулся к кабинету Макфарлейна. — Утром сразу же свяжись с нашей патентной службой. Среди твоих ребят словоохотливых нет?

— Они не дураки.

— Хорошо. Я пока не представляю, какие могут быть применения у этого твоего устройства, но, думаю, их найдется предостаточно.

— Оружие, — мрачно бросил Макфарлейн.

— Вряд ли. Слишком громоздко, да и радиус действия, с учетом рассеивания в атмосфере, невелик… Но, к примеру, фотографирование со вспышкой. Или подача сигналов в космосе. Уверен, что если забросить зондом пятилетнюю панель хоть до Урана и там инициировать ее, вспышку можно будет наблюдать с Земли.

Макфарлейн открыл дверь кабинета.

— Давай отметим. У меня припасена бутылочка на случай праздника.

— Не знаю, Тео.

— Брось, Эл. К тому же я придумал новую фразу. Послушай. — Он скорчил зверскую гримасу, вытянул палец и закричал: — Оставь в покое этот пояс, Ван Аллен!

— Недурно. Не могу сказать, что блеск, но недурно.

Гаррод улыбнулся. Еще в колледже у них родилась шутка, основанная на выдумке, что все великие ученые, чьими именами названы открытия, — ученики в классе. Каждый еше в юном возрасте, так или иначе был связан с областью, в которой позже добьется триумфа, но затюканный учитель, естественно, не знает этого и пытается навести порядок. Пока он выкрикивает: «Что там у тебя в бутылке, Клейн?» начинающему топологу; «Не мельтеши, Броун» будущему первооткрывателю молекулярного движения и «Решись наконец, на что-нибудь, Гейзенберг!» мальчишке, который со временем сформулирует принцип неопределенности. Гаррод практически спасовал перед сложностью выдумывания фраз с необходимой степенью универсальности, но Макфарлсйн не прекращал попыток, в каждую неделю выдавал новую реплику. У двери Гаррод остановился.

— Праздновать пока рановато. Нам предстоит выяснить, почему возникла лавинообразная реакция и что с ней делать.

— Теперь это уже вопрос времени, — убежденно сказал Макфарлейн. — Гарантирую: через три месяца ты сможешь взять кусок медленного стекла и при желании просмотреть любую сцену — словно кинопленку в домашнем проекторе. Только подумай, что это значит.