Поспорь на меня (СИ) - Эн Вера

Рома отпер замок и распахнул перед ней дверь. Одежда была в порядке. В одной руке Катюха держала оставленный вчера у Карпоноса рюкзак, а в другой — учебник Письменного — Ромин, новенький.

— Рад видеть тебя, Сорокина, в добром здравии, — не слишком любезно проговорил Рома и посторонился, пропуская ее в квартиру. — Или не рад: что мне там положено по сценарию изображать, чтобы наш Отелло не расстроился?

Саркастический тон появился сам собой, когда на шее проходившей мимо Сорокиной Рома рассмотрел откровенный засос. Настроение, и так не балующее с самого утра, упало ниже критической отметки. И кто, спрашивается, из них двоих с Карпоносом Отелло? И какого лешего Рому вдруг стали задевать любовные похождения Сорокиной?

— По сценарию мы с Олегом помирились, — заявила Катюха и вызывающе уставилась на Рому. Он пожал плечами: или она думала, что от этого известия он пустится в пляс?

— Весьма благоразумно, Сорокина, — сообщил он и направился на кухню. Картошка скворчала с опасным намеком на скорое сгорание. — Только сделай милость, потяни хоть пару недель с его безоговорочной победой, — крикнул он уже от плиты. — У меня пока денег нет на ящик пива. Вот разберусь с новым заказом…

В коридоре послышался шум и шуршание, и следом в кухню ввалилась взъерошенная Сорокина — в пуховике, но без сапог. Их, что ли, снимала?

— Да ты что?! — возмущенно воскликнула она. — И не думай даже! Я сама все куплю: я же поспорить тебя заставила! Не хватало, чтобы ты еще из-за меня последние деньги тратил!

Ее пыл Роме понравился. Ее жалость — нет.

— Не последние, Сорокина, не волнуйся, последние не отдам! — отозвался он и кивнул на картошку. — Видишь, разжился немного с твоей легкой руки. И перспективы вполне радужные, так что могу даже тебя на ужин пригласить и не считать, сколько картофелин ты у меня съела. Или ты сыта?

По всем правилам после своих косяков Карпонос просто обязан был сводить Катюху в кафе, но время было слишком ранее, чтобы заподозрить ее в возвращении со свидания. И Катюха в подтверждение замотала головой.

— Олег… — совсем не с того слова начала она. — Он собираться сегодня поехал. У них игра в воскресенье в Казани, а поезд завтра с самого утра. Так что мы расстались сразу после уроков.

Интересно, она действительно считала, что Рома хочет об этом знать?

— Я должен посочувствовать? — через плечо бросил он и принялся снова мешать картошку. Настроение не возвращалось.

Сзади раздался виноватый вздох и еще более виноватый вывод:

— Я должна была позвонить.

Пока Рома пытался сообразить, о чем она говорит и как бы поироничнее ответить на сие сообщение, Катюха продолжила — немного грустно:

— Ром, ну извини, а? — попросила она и снова вздохнула. — Я вела себя сегодня с тобой, как последняя дура! И я приму любые твои упреки, потому что у меня было почти двенадцать часов, чтобы попросить у тебя прощения, а я все откладывала, не зная, как начать.

Рома был уверен, что за все эти двенадцать часов она ни разу не вспомнила о его существовании, но озвучивать эту мысль почему-то не стал.

— Забей, Сорокина, — сухо посоветовал он, по-прежнему не оборачиваясь, будто важнее картошки ничего на свете не существовало. — Я не в обиде: уговор есть уговор. Надеюсь только, дальше ты сама справишься? Без моего благословенного участия?

Катюха снова вздохнула, и это могло значить что угодно. И Рома только надеялся, что дальше не последует очередная жалоба на непонятливого Карпоноса и очередное же ожидание Роминой помощи.

— Ну не смогла я позвонить, Давыдов! — неожиданно в голос выдала Катюха. — Трусихой оказалась, стыдно мне было, что я так тебя подставила! Номер набирала и тут же сбрасывала — на, можешь посмотреть! Вживую проще показалось. Но ты заставишь меня об этом пожалеть!

Рома усмехнулся: в этом была вся Сорокина. Впрочем, он давно понял, что так она защищается. Еще когда в школе она устраивала великие наезды на одноклассников, не желающих перетаскивать стулья в актовый зал или танцевать вальс на последнем звонке. Ей же как президенту поручили, она была ответственна за выполнение учительской просьбы. А попробуй заставь таких великовозрастных лоботрясов сделать что-то против их воли. Вот и приходилось требовать, угрожать, где-то даже шантажировать, чтобы худо ли бедно ли сдвинуть кого-нибудь с места.

Рома, кстати, среди этих самых пофигистов был на лидирующих позициях, порой беся своей неуступчивостью Сорокину до пара из ушей. Чего же теперь строил перед ней оскорбленную невинность, заставляя унижаться? Кажется, он уже вырос из подростковой строптивости.

Он резко повернулся — и тут же сбил дыхание. Катюха, желая до него достучаться, подошла слишком близко — так, что он едва не коснулся своей грудью ее, обтянутую тонкой, искушающе закрытой водолазкой. Мысли из головы тут же устремились совсем в иное место. Чертовщина какая-то! И отступать некуда — позади сковородка с жарившейся картошкой. Правда, Рома, кажется, прожарился еще быстрее.

— Раздевайся! — бахнул он, прежде чем сумел сообразить, что говорит. Катюха хлопнула глазами, а у Ромы предательски загорелись уши. Да хоть шаг назад сделай, Сорокина! Что ж ты такая непонятливая? А еще отличница!

Взгляд, воровато отведенный от Катюхиной груди, упал на учебник в ее руках. Мозги попытались встать на место. Рома выдохнул.

— Куртку снимай, руки мой, — чуть хрипловато пояснил он и боком выскользнул из этой ловушки, почти впечатавшись в раковину. — Матан только после ужина. На голодный желудок я бешусь сам и бешу других.

Уф! Спасибо, Письменный, выручил! Давно Рома в такую засаду не попадал. А может, не попадал вовсе.

— Да я… не за этим же… — начала было Катюха, но вдруг осеклась, отпрянула, бросила учебник на стол и выскочила в коридор. Еще пара секунд — и хлопнула входная дверь, окончательно приведя Рому в себя. Он выключил плиту и потерянно осмотрелся вокруг. И что это было?

Сорокина ненавидит жареную картошку? Сорокина вспомнила, что у нее сейчас убежит молоко? До Сорокиной наконец дошло, из-за чего так торкнуло бывшего одноклассника, и она решила не искушать судьбу? Тогда совсем невесело. Тогда больше не вернется.

Рома посмотрел на полную поджарок сковороду, но есть почему-то расхотелось. Кой черт дернул его связаться с соседским семейством? Одна нервотрепка и никаких дивидендов!

Строев сегодня полчаса его мариновал, выясняя, по какой такой причине «Катюша» решила заниматься математикой именно с «Романом», припоминая, что «Роман» попал на кафедру вовсе не за прекрасные знания, что, очевидно, обесценивало их в его отношении в любом виде, а также намекая на то, что будет, если «Роман» вдруг решит воспользоваться ситуацией в неправедных целях. Рома терпеливо напомнил, что у него было два года, чтобы раскрутить Сорокину на «неправедные цели», не дожидаясь момента, когда его будущее будет напрямик зависеть от ее отца, а после предельно ясно посоветовал решать проблемы с дочерью не за его, Ромин, счет. Кажется, декан остался не слишком доволен разговором, но его удовлетворение было последним из Роминых желаний. Он дал себе зарок держаться подальше от всего этого семейства, а спустя всего три часа жалел о том, что сумел избавиться от первого. Кретин!

Дверь снова хлопнула, заставив глупо замереть в ожидании. Снова шорох, топот ног, журчание воды в ванной. Руки отправилась мыть? Она с ума его сведет.

Не представляя, чего дальше ожидать от Сорокиной, Рома достал две тарелки и наполнил их картошкой с горкой. Аппетит вернулся к привычному состоянию, а аромат свежепожаренной картошки после двенадцатичасового голодания рождал неукротимое неправедное желание опустошить обе тарелки, ни с кем не делясь. Но Рома благочестиво подавил его, за что был вознагражден появившейся на кухне Катюхой с горящими глазами и двумя стеклянными банками в вымытых руках.

— И не смей отказываться, Давыдов! — заявила она, ставя банки на стол и позволяя разглядеть в одной из них аккуратные маленькие огурчики, а в другой — белые резаные кусочки еще каких-то солений. Рома явно сегодня вытянул счастливый билет. — Я последние из кладовки стащила — все ради матана, — с улыбкой продолжила Катюха и, взяв в руки тарелку, с удовольствием вдохнула аромат. — М-м, как я по жареной картошке соскучилась! — неожиданно сообщила она. — Мама, как замуж вышла, в изыски ударилась, чтобы мужа любимого баловать. Сегодня у нас дома на ужин котлеты из креветок с киноа. С киноа, Давыдов, представляешь? Нет, я не против, конечно, что-нибудь новенькое раз в неделю попробовать, но за твою картошку душу продам.