Письма с Донбасса. Всё, что должно разрешиться… - Захар Прилепин

– Бабая не любишь?

– Не то, что не люблю, его вообще не за что любить. Мало уважения к тем людям, которые ставят перед собой задачу и её не выполняют. Не было задачи приехать пострелять и уехать. Коли так получилось, нужно стоять до конца. Но у этих людей нет никакой идеи, нет веры в самих себя. Они приехали, поняли, что им тут придёт пизда – и решили съебаться. Вот и всё. А те люди, которые захотели остаться, – их очень мало.

Возможно, кто-то сделал своё дело, чтоб уйти на определённый этап, и потом зайти обратно. А все те люди, которые прикрывают свою трусость какими-то непонятными фактами: что кого-то отсюда выгоняли, что те, кто пришли первыми, – все они заказаны и их начинают уничтожать по одному… Ну, я не знаю. Уничтожают, уничтожают. Вот у нас четыре человека в подразделении заходили первыми – что-то второй год нас никак не уничтожат местные власти. Всё, вот завтра нас сожрут, наверное, – здесь Моторола молчит три секунды и вдруг добавляет: – Ну, сожрут и сожрут.

– А что нужно сделать, чтоб была ещё одна бутылочка коньяка? – спрашивает, обращаясь как бы в никуда, Поддубный.

– Мотор, а напомни, ты с какого года? – спрашиваю я.

– С 1983-го.

– На первую чеченскую ты не попал?

– Возраст не позволял. Я бы с удовольствием, но… Я был в 2003 и в 2004 году в Введенском районе. Боестолкновения случались, а такого, чтобы лютая война, – не было. Там где-то кого-то обстреляли, тут… Просто едешь на мотоброне – и из какого-то двора в тебя стреляют. Трассера отбились от брони. Никто на это даже внимания не обращал. Это происходило в основном в вечернее время, когда снимают блоки, когда останавливаться нельзя. В тёмное время суток все должны сидеть на жопе ровно.

– Какие-то свои тактические наработки ты здесь уже придумывал? Или что-то из Чечни привёз? Есть какое-то сходство, как ты думаешь, между войной там и войной здесь?

– Нет, чеченскую войну с этой никак не сравнишь. Разве только в том схожесть, что люди убивают людей. А стратегия поведения была отработана уже здесь. Пришлось подстраиваться под события, анализировать, предполагать, как думает противник, опережать его, принимать какие-то меры, какое-то противодействие на его действия. Постоянно приходилось двигаться.

– А вот эту историю с «Аллах Акбар» реально ты придумал первый? Когда в громкоговорителе врубали намаз, и это из раза в раз деморализовало противника.

– Я просто придумал на блокпосту в Семёновке поставить колонки и включать там музыку, что-то говорить по громкой связи. И туда сразу же влились намазы всякие. Потом песня Тимура Муцураева появилась, и пошла вот эта байда. И потом в Семёновке, как это положено по времени, мы начали включать намаз. И если какая-то информация приходила по поводу действий украинских террористов, то сразу же по громкой связи на всю Семёновку: «Внимание гарнизону! Противник может применить дымовые снаряды и высадиться ночью на вертолётах с тепловизорами!» и т. д., и т. п. Или там: «Внимание гарнизону! Приготовиться к ужину!» И они начинали в панике стрелять куда попало. Но так они и не смогли подавить это вещание, которое было всё время. Это была одна из психологических атак – и очень серьёзных.

– Серьёзная психологическая атака была – его автомобиль, китайский джип, – вставляет своё слово Поддубный.

– Какой китайский джип? – пытается вспомнить Моторола.

– Ну, у тебя был какой-то китайский внедорожник. Может быть, не джип, а кроссовер… От него пахло – просто ужас. Я из здания СБУ слышал, как воняла машина Моторолы.

– Ну, бог его знает. Серебристый?

– Да, да, да, вот от него пахло на две версты.

– Потому что на нём постоянно вывозили трёхсотых, двухсотых… Всё стекало в машине.

– …Мне про тебя ополченцы говорили, что у тебя звериная чуйка… – слегка подзадориваю Моторолу я.

– Нет у меня никакого чутья. У меня мордвинское лицо и часть моей крови принадлежит северным народам – может быть, из-за этого обо мне такое говорят. Я на 25 % коми, на 25 % адыгеец, на 50 % русский. Отец моей матери – русский, отец моего отца – адыгеец. Мать моей матери – коми, мать моего отца – русская.

– Ты типа коми-адыгейский охотник…

– Да какой я охотник? Я охоту люблю как прогулку. Как возможность пообщаться с природой.

– Мотор, а почему каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, рядом с тобой нерусские лица? Это случайно так получается?

– Это специально спланированная акция, – посмеивается Моторола, и тут же серьёзно говорит: – Потому что цель, которую я преследую, – достичь того же, что имелось раньше: когда была Великая Российская империя, которая объединила под своим флагом многие народы. Эти народы жили более или менее мирно, по крайней мере, старались, и у них это получалось. Но против общего врага воевали вместе и защищали одно государство.

– Но сопровождающие тебя – часто люди кавказского вида.

– Нет, вот только Гога абхаз – из всего окружения, – говорит Моторола.

– Все русские, конечно, но не совсем русские, – говорю я, поглядывая на входящих в помещение, где мы сидим, бойцов. Согласиться с тем, что они славяне, можно только под угрозой насилия.

– Артём, не только я это заметил, что ты еврей, – не глядя, бросает Моторола бородатому «спартанцу» горячего азиатского типа, вышедшему из соседнего кабинета.

– Я этого не говорил, Артём, – считаю нужным отметить я.

– Нет, просто бороды такие, понимаешь, – поясняет мне Моторола.

– Бороды – понятно. Но почему это чёрные курчавые бороды?

– Потому что некоторые люди отращивают бороду – и она у них почему-то чёрная. После этого я начинаю подозревать их, что их кровь не такая чистая, – смеётся Моторола.

– Хорошо, последний на сегодня научно-популярный вопрос. Учитывая то, что на этой войне ты имеешь опыт, мягко говоря, немалый, ну и чеченскую прошёл по касательной, дети в школах на уроках начальной военной подготовки будут спрашивать тебя: где более сильные бойцы? Те, что встречались в Чечне, или те, что выдают сегодня себя за самых истинных украинцев?

– У чеченцев идея была, за которую они сражались и боролись, – отвечает Моторола, став чуть, что ли, злее, говоря будто бы о чём-то мелком и разговора не стоящем. – А у этих никакой идеи нет. Есть стадо овец, которых гонят вперед. И есть другое стадо овец, которым какую-то мнимую идею втюхали и они пытаются за неё бороться, но бороться на расстоянии. С нами – не соприкасаясь…

29 мая под Славянском ополченцами был сбит вертолёт Ми-8, где находились 11 украинских военнослужащих, в числе которых – начальник управления боевой и специальной подготовки Национальной гвардии МВД Украины генерал-майор Сергей Кульчицкий.

2 июня ВВС Украины разбомбили администрацию в Луганске – погибли восемь мирных граждан.

К лету на Донбассе кипела обоюдная ненависть.

Украина стянула к границам Донецкой и Луганской областей группировку более чем в сорок тысяч человек: ВСУ, МВД, нацгвардия, добровольческие батальоны, разнообразные спецназы. В распоряжении этой армады было до шестидесяти танков, более трёхсот артиллерийских систем всех калибров, миномёты.

Плюс авиационная группа: до двадцати самолётов Су-27, Су-25, Су-24, и столько же вертолётов Ми-8 и Ми-24.

А ополчение? Авиации у ополчения не было; она так и не появится до конца войны. Танков ещё не имелось, разве что один или два, времён Великой Отечественной, всем на удивление сняли с постаментов, и даже завели.

Артиллерия тоже отсутствовала.

Миномёты были.

В Славянске у Стрелкова имелась САУ[8] «Нона», захваченная ещё в апреле у 25-й бригады ВСУ. На эту «Нону», рассказывают, готовы были чуть ли не молиться. Сколько к началу лета было у Стрелкова людей, неизвестно – точный и поимённый учёт не вёлся, – предположительно около пятисот человек.

Понемногу начали тогда складываться разрозненные подразделения в Донецкой и Луганской областях. Появились полевые командиры, которые, благодаря интернету, стремительно получили известность: Игорь Безлер («Бес»), Павел Дрёмов («Батя»), Александр Беднов («Бэтмен»), командир батальона «Призрак» Алексей Мозговой…

Рос, не меньше чем на сотню человек еженедельно, отряд Захарченко.

Самой сильной боевой единицей на конец мая в Донецке был батальон «Восток» бывшего офицера спецназа Александра Ходаковского.

В целом ополчение к началу лета имело под ружьём не многим более десяти тысяч бойцов – в большинстве своём вооружённых, мягко говоря, посредственно.

Разница в количестве и технической оснащённости между киевскими силовиками и ополчением была на тот момент непреодолимой.

Однако эта разница говорит нам вовсе не о том, что украинские силовики воевали плохо (хотя они воевали, как правило, плохо).

И даже не том, что ополчение воевало хорошо – ополчение воевало очень по-разному, иногда с неожиданным успехом, иногда просто чудовищно; зато у ополчения точно было то, что именуется куражом; или можем назвать это – мотивацией. С другой стороны, сильнейшая мотивация была и у добровольческих батальонов.