Ермак - Руслан Скрынников

Черкас возглавлял сибирское посольство, а потому и казаки, и монахи именовали его атаманом. Но он был совсем молодым человеком и не успел заслужить чин на государевой службе. Потому источник, которым пользовался погодинский летописец, упорно называл его не атаманом, а казаком. Это обстоятельство и ввело летописца в заблуждение.

Запись чудовских монахов подтверждает известие Погодинской летописи о том, что царь задержал гонцов Ермака в Москве и те вернулись в Сибирь лишь через три года.

Погодинская летопись сохранила любопытнейшие подробности насчет переписки Ермака и Грозного.

Черкас Александров привез в Москву послание Ермака к Ивану IV. Савва Есипов пересказал это послание в сокращенном виде. Ермак извещал Ивана IV, что казаки «царя Кучюма и с вои его победиша». Автор Погодинской летописи привел куда более полный текст казачьей отписки. Согласно летописи, Ермак писал царю, что он «сибирского царя Кучюма и с его детми с Алеем да с Алтынаем да с Ышимом и с вои его победиша; и брата царя Кучюма царевича Маметкула разбиша ж».

Насколько достоверна эта подробная версия письма Ермака? Не сочинена ли она самим автором Погодинской летописи? Ответить на этот вопрос помогает отчет о «сибирском взятии», составленный дьяками Посольского приказа в 1585 году и сохранившийся в подлиннике. Под руками у дьяков были отписки из Сибири. Воспользовавшись ими, приказные пометили: «государевы» казаки «Сибирское царство взяли, а сибирский царь Кучюм убежал в поле», после чего «племянник Кучюмов Маметкул царевич, собрався с людми, приходил в Сибирь на государевы люди», но те и его «побили».

Данные посольского отчета рассеивают сомнения в достоверности погодинской версии.

Погодинским сведениям чужды летописные штампы. Они мало походят также и на запись воспоминаний очевидцев. В большей мере они напоминают цитаты из приказных документов. Вот один из примеров: «Государь послал (в Сибирь. — Р. С.) воевод своих князя Болховского, да голов Ивана Киреева да Ивана Васильева Глухова, а с ним казанских и свияжских стрельцов сто человек, да пермич и вятчан сто человек и иных ратных людей сто человек». Именно таким слогом составлялись записи Разрядного приказа. Это, бесспорно, самый полный разряд, относящийся к сибирской экспедиции. Иной вопрос: можно ли считать его подлинным? Некоторые детали в нем вызывают сомнение. Почему сибирские летописи и разрядные книги XVII века упоминают о походе только двух воевод — Болховского и Глухова? Почему в них отсутствуют какие бы то ни было указания на Киреева? С. Ремезов утверждал, что с Болховским было 500 человек. В погодинском же разряде названа цифра в 300 человек.

Для проверки разряда можно привлечь подлинную царскую грамоту от 7 января 1584 года. Иван IV направил Строгановым письменный приказ выстроить «под рать» Болховского, Киреева и Глухова пятнадцать стругов, каждый из которых мог поднять по двадцать ратников. Если Болховский рассчитывал разместить воинов на пятнадцати стругах по двадцать человек на каждом, значит, отряд насчитывал до 300 человек. Из грамоты следует, что Киреев был главным помощником Болховского в сибирском походе. Дополнительные сведения Погодинской летописи объясняют причины молчания сибирских источников о Кирееве. Этот воевода пробыл в Сибири очень недолго. Ермак тотчас отослал его в Москву. Киреев увез из Сибири пленного царевича Маметкула.

Итак, погодинский летописец располагал более точной информацией, чем тобольские летописцы! Очевидно, он держал в руках подлинный разряд о походе Болховского в Сибирь.

Составитель Погодинской летописи нашел у Саввы Есипова упоминание о том, что ермаковцы шли в Сибирь «Чусовою рекою и приидоша на реку Тагил». Не удовлетворенный столь неточным описанием, он включил в текст подробнейшую роспись пути Ермака в Сибирскую землю. В ней указывались не только названия рек, пройденных флотилией Ермака, но и много других сведений: где и куда (направо или налево) сворачивали суда, где они плыли по течению, где — против. Очевидно, такая роспись имела не столько литературное, сколько практическое назначение. Воеводы, назначенные в сибирский поход, нуждались в подробной дорожной росписи.

Погодинский автор включил в текст своей рукописи сведения об обстоятельствах, непосредственно предшествовавших походу казаков за Урал. Ермак Тимофеев, записал он, прибыл с Волги на Чусовую в тот самый момент, когда на пермские места напал сибирский царевич Алей с татарами, «а за год до того времени… пелымский князь Аблыгерим воевал… Пермь Великую».

В двух решающих пунктах приведенные сведения полностью совпадают с данными царских грамот 1581–1582 годов. Они вновь подтверждают, что два нападения произошли с интервалом в год и что поход Ермака начался в дни второго набега.

Ни Строгановы, ни чердынский воевода не знали имен «пелымского князя» и предводителя «сибирских людей», громивших Пермский край. Составитель Погодинской летописи располагал лучшей информацией. Он знал, что первое вторжение возглавлял пелымский князек Аблыгерим, а второе — сын и наследник Кучума царевич Алей.

Как можно объяснить редкую осведомленность погодинского автора? Откуда черпал он свои удивительные сведения? Текст рукописи позволяет установить источник его информации. «Три сына у Кучюма… — записал летописец, — а как оне взяты, тому письмо есть в Посольском приказе». Значит, летописец имел доступ к сибирским документам Посольского приказа.

Замечательно, что именно этот приказ на протяжении XVI века ведал делами, относящимися к Сибири. В него, как в резервуар, стекались все отписки из вновь присоединенного края. В Посольский приказ попало и письмо Ермака. По-видимому, приказные допросили гонцов Ермака, с их слов составили роспись пути в Сибирь и записали «сказку» о причинах похода казаков против Кучума.

Дополняя Есиповскую летопись, погодинский автор отметил, что татарский царевич Алей подверг жестокому разгрому Соль-Камскую и «много дурно над православными христианы починил». Соликамские источники подтверждают приведенную подробность. Местные жители помнили об этом погроме вплоть до XVIII века. В память о жертвах набега с 1584 года и до петровского времени население совершало крестный ход к братским могилам.

При чтении Погодинской летописи невольно возникает вопрос: почему осведомленный автор, упомянув о разгроме Соли-Камской, умолчал о последующем нападении Алея на Чердынь?

Это объясняется просто. В день штурма Чердыни Ермак увел свой отряд из Чусовских городков за Урал. Значит, ермаковцы ничего не знали о событиях, разыгравшихся в тот момент на расстоянии сотен верст к северу. Эта небольшая и на первый взгляд несущественная деталь подтверждает предположение о том, что «сказку» о начале сибирской экспедиции, найденную погодинским автором в Посольском приказе, составили скорее всего гонцы Ермака.