Три подруги и пустынная кошка (СИ) - Анастасия Солнцева

Наши дни

Безмолвную тишину незаметно подкравшейся ночи разрезал телефонный звонок.

Отставив почти допитый стакан, Ян подошел к стене, где на полке стояла станция радиотелефона и снял трубку.

— Да, — проговорил он.

— Говорят в город прибыло что-то вроде главного пугала, — зловеще выдохнул на другом конце провода голос, который сразу же показался вампиру знакомым. — Ничего не знаешь об этом?

— Нет, — ответил вампир сухо. — С чего бы мне знать об этом?

— Потому что ты всё всегда узнаешь первым, — противно захихикал собеседник. — И когда кто-то где-то хоронит тайну, обычно именно ты прячешь за спиной лопату.

— Ааа, — холодно протянул вампир в ответ. — Так вот, что это такое, оказывается! А я думаю, на что я постоянно натыкаюсь? А оказывается, на лопату.

Но старался зря, его ехидный выпад проигнорировали.

— Имечко у пугала — дай боже, — продолжал нашептывать голос. — Чума. Его называют солдатом удачи, борцом за идею. А знаешь, что самое смешное? Некоторые считают, что оно — баба! Но это же чушь собачья! Баба бы не смогла запугать столько народу до такой степени, что её имя произносят с благоговейным придыханием, одновременно испуганно вертя башкой по сторонами. Мужик это, под бабским именем прячущийся, чтобы всех обмануть! Но меня не проведешь!

— Допустим, — проронил сквозь зубы вампир. — И что дальше?

— Что дальше, что дальше… — проворчали в трубку. — А ничего дальше! Будь на чеку, кровопийца, проверяй тыл и следи за горизонтом. Кто знает, по чью душу убийца явился в наш город.

И разговор оборвали короткие гудки.

Князь вернул трубку на станцию и отправился за новой порцией алкоголя.

Про Чуму он знал. Знал больше, чем кто-либо еще в городе. Знал то, чего другие не знали, например, что Чума — действительно «она».

И «она» не приехала в город.

«Она» сюда вернулась.

Потому что здесь был дом той, которую все боялись, зная — у каждого из них есть что — то, за что можно предъявит счет.

А еще он знал, что «она» — никакое не пугало.

«Она» — прекрасная в каждом своем движении, каждом взгляде, каждом вздохе девушка.

И он сделает для неё всё.

Все, что только она попросит. Все, что она прикажет. Потому что он, Ян, знал, зачем Бель вернулась в город. Она вернулась за той, которая однажды, в безумную ежегодную ночь, под первые звуки танго, королевы того бала, источая аромат моря, ответила ему «нет».

Глава 5

Утром на следующий день, проведя ночь в мучительных раздумьях, Ян быстро умылся, оделся и, выйдя из дома, направился к припаркованному поблизости белому джипу. Сам он за рулем ездил редко, предпочитая прибегать к услугам водителей, благо в штате его домашней прислуги таковых имелось целых три человека, а вернее — три вампира. На самом деле, хватило бы и одного, но в его замке в принципе имелось прислуги больше, чем ему требовалось. Зачем он поселил в своем доме столько вампиров, большая часть из которых была обращенными, Князь и сам порой не мог объяснить, возможно, так проявлялась его тяга к благотворительности и широким жестам.

Но сегодня был особенный случай, сегодня он собирался сесть за руль лично, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь был в курсе его планов. В такие дни, как этот, когда прошлое врывается в жизнь и начинает угрожать будущему, важно быть предельно осторожным.

Отперев дверь, вампир быстро запрыгнул внутрь, вставил ключ в замок зажигания и завел мотор, который тут же мягко заурчал, словно приветствующий давнего друга дикий зверь, распространяя по автомобилю легкую вибрацию. Сверившись с часами, вампир выехал с парковки и направился… в океанариум.

Даже сама мысль о посещении подобного заведения казалась странной, но, тем не менее, это было так. Князь собирался посетить один из крупнейших в стране музеев живой морской природы. Самое главное — именно в этом музее была собрана самая большая коллекция акул, за поведением которых можно было понаблюдать на расстоянии вытянутой руки.

Внимательно следившему за дорогой вампиру вдруг пришла в голову мысль — а как бы Ди отреагировала на его затею посетить океанариум? Наверняка, она разозлилась бы или оскорбилась. Для неё, нереиды, дочери стихии, рожденной беспрепятственно преодолевать бескрайние просторы морей и океанов, подобное обращение с подводными обитателями, скорее всего, являлось чем-то преступным, варварским, практически чудовищным. Никто не хочет сидеть в клетке, а для таких, как Ди, свобода — сама суть существования. Так что, вряд ли она согласилась бы отправиться с ним на экскурсию, рассматривать аквариумы и зачарованно глядеть на рыб, которых вырвали из естественной среды и посадили за стекло на потеху публике. Скорее всего, она прочла бы ему большую лекцию о неприемлемости подобного развлечения, а после, с тщательно скрываемой обидой, за себя и за них, порабощенных и лишенных дома, удалилась бы.

Хотя она никогда не умела этого делать — скрывать, всё её эмоции были настолько честными, чистыми и сильными, и хлестали из неё таким бурным потоком, что не распознать их было невозможно даже слепцу.

Ян представил себе лицо Ди, сообщи он ей об этих своих наблюдениях лично, и не удержался от смеха, когда перед его внутренним взором всплыло её лицо с забавно искривившейся в изумленном скепсисе мордашкой. Забавная. Всегда, и в его мыслях в том числе, она была забавной. Даже когда стремилась к кардинально противоположному поведению, нечто такое, живое, теплое, простое и яркое вырывалось из неё. Даже когда она играла во взрослость и рассудительность, внутри неё словно сияло солнышко. Ян видел это свечение, которое будто подсвечивало её изнутри, заставляя сверкать глаза, искриться волосы, переливаться кожу и выделять её из толпы таким образом, как если бы весь остальной мир был черно — белым. И только её он видел в цвете.

Черно — белое…

Бель тоже была черно — белой. На самом деле, черного в ней теперь было больше, а белое — практически отсутствовало. Не потому что она была или стала плохой. Ян категорически отрицал дуальность этого мира, не веря в деление по категориям «плохое» и «хорошее». По его мнению, не было стопроцентного зла, как не существовало и однозначного добра. Всё условное, зыбкое, тлеющее в огне страстей человеческих. И в этом мире Бель — темная, мрачная,