Порно - Ирвин Уэлш

Но вместо этого я говорю ей вот что:

— Замечательно я себя буду чувствовать, потому что по крайней мере я там была, на обложке. По крайней мере я чего-то достигла. Добилась, чего хотела. Вот о чем речь. Я хочу быть наверху. Хочу жить, петь и плясать. Я, понимаешь?! Я хочу, чтобы все видели, что я есть. Что есть на свете такая Никола Фуллер-Смит.

Лорен смотрит на меня в сильной тревоге, как мать — на ребенка, который вдруг заявляет, что ему что-то не хочется идти в школу.

— Но ты же есть…

Но меня уже несет. То, что я говорю, — это бред, но бред из тех, в которых всегда есть доля правды.

— А после любительской порнушки я хочу сняться в настоящем, профессиональном порно, а потом я хочу стать продюсером или режиссером. Чтобы самой всеми командовать, понимаешь? Я. Женщина. Сама по себе. И вот что я тебе скажу: порнография — это единственное, где я смогу чего-то добиться своими силами.

— Ерунда. — Лорен трясет головой.

— Ничего не ерунда, — говорю я. Что она знает о порнографии? Она ни единого фильма не посмотрела, никогда не изучала специфику порновидео, никогда не работала в сфере секс-услуг, даже ни разу не заходила на порносайт. — Ты не понимаешь.

Лорен подбирает с пола бумагу и табак и кладет их обратно на стол.

— Это не твои слова. Наверное, этого… как его… ну, приятеля Рэба, — дуется она.

— Не глупи. И если ты имеешь в виду Терри, то мы с ним пока и не трахались, — говорю я, и мне неприятно в этом признаваться.

— Пока — ключевое слово.

— Да вряд ли у нас что-то будет. Он мне даже не нравится, — огрызаюсь я. Я слишком много говорю. Лорен знает обо мне все, а я о ней — ничего. У нее есть свои секреты, и я надеюсь, ради ее же блага, что это что-то действительно интересное. Она скорбно глядит на меня:

— Я никак не пойму, почему ты так плохо к себе относишься, Никки. Ты самая красивая девушка… женщина из всех, кого я знаю.

— Ха, скажи это тому парню, перед которым я только что выставила себя полной дурой, — фыркаю я, но после слов Лорен мне действительно становится легче. Уж такая я женщина — падкая на лесть. С виду я этого не показываю, но губы непроизвольно растягиваются в улыбке, а в животе возникает какое-то напряжение, которое распространяется до самых кончиков пальцев на руках и ногах. Ничего не могу с собой сделать.

— Какому парню? — Лорен чуть ли не пищит, волнуется, трогает оправу своих очков.

— Да так, просто парень, ну, ты знаешь, как это бывает, — улыбаюсь я, хотя знаю, что она не имеет ни малейшего представления о том, как это бывает, и она вроде как хочет сказать что-то еще, но тут из прихожей доносится скрип ключа в замке. Это вернулась Диана.

12. Цари и ханы

Группа стала как суп, брат. Теперь это, типа, ну, основная пища социального плана, которую получает малец Мерфи. Когда мы с Али лежим в постели, и она всякий раз отдергивается, когда я к ней прикасаюсь, — это погано, брат, чисто погано. Я так прикинул, она просто берет свое, мстит за все те разы, когда я лежал рядом, слишком обдолбанный для занятий любовью, просто смотрел в потолок или сворачивался, как зародыш, в ужасе перед наступающей ломкой, и вся постель пропитывалась моим потом. Теперь обычно я лежу в кровати, как доска для серфинга; голова гудит от мыслей, сам весь на нервах, и я никак не могу уснуть, пока она не поведет малыша в школу.

В последнее время живу как бы разными жизнями, брат. Когда это все началось? На пьянке у Мони? Забавно выходит: всегда начинается с маленького расслабона, потом переходит в недельный запой, а потом вдруг понимаешь, что твоя жизнь — вроде как и не твоя, то есть живешь типа в том же пространстве, но в параллельной вселенной, вот так-то. Так что эти занятия мне подходят, стараюсь ради Али и малыша, понимаешь?

После кофе Эврил опять собирает нас вместе. На самом деле мне не особенно нравится эта комната. Это здание старой школы, и тут такие неудобные стулья: красные пластиковые сиденья и черные рамы. Надо как следует поднапрячься, чтобы усидеть на таком, а если тебя всего крутит от наркоты или ты себя чувствуешь не фонтан… вообще сидеть невозможно на этой конструкции. Эйв стоит у большой классной доски, укрепленной на трех алюминиевых ножках, и пишет синим «волшебным» маркером:

МЕЧТЫ

Потом она говорит, что мечты — это важно, только мы как-то слишком уж быстро от них отказываемся. Ну, перестаем мечтать. А ведь верно, если подумать. Но тот прикол про астронавтов; ну, те первые пиплы на Марсе, о которых мы столько в свое время переговорили с моим старым дружком Рентсом, в том смысле, что здорово, если бы это были мы, только на самом деле все это было так… несерьезно. Открытый космос, конечно, да, но на земле все-таки проще: не надо столько готовиться.

Старина Ренте. Тот еще крендель был. Строил меня, как хотел.

Эврил говорит, что не надо отказываться от своей мечты, что мы должны потакать своим фантазиям. Джой Парк выдает что-то вроде:

— Нас же посадят, если мы будем того… ну, фантазиям своим потакать. В рот пароход! — Он оборачивается ко мне. — Эй, Урод, слышь чего, ты своим-то фантазиям потакай! — Я смеюсь, а Моника, та самая девчонка, которая кусает себе пальцы, вгрызается в них еще яростнее.

А потом Эйв спрашивает у всех в группе, чем бы мы хотели заниматься, ну, в идеале: если бы мы могли делать абсолютно все что угодно. А я, дело такое, был малость ширнутый. Обычно я так на занятия не хожу, просто в последнее время у меня совсем уже сильный стресс приключился, и мне, чисто, надо было слегка расслабиться. Без всякого уважения к продукту я смешал его с коксом, но на занятия все же пришел, чтобы никто потом не говорил, что меня не было на занятиях, что-то типа, ну, ради группы. Однако теперь все молчат, так что я, ну, вношу свою лепту и говорю, что хотел бы сделаться агентом.

— Как агенты у футболистов? Они хорошо зарабатывают, — говорит Эйв.

Джой Парк мотает головой.

— Паразиты. Им только деньги нужны, а на игру им плевать.

— Нет-нет-нет, — объясняю я. — Я насчет этих блондинистых штучек, которых показывают по ящику, ну, вроде Ульри-ки Джонсон, Зои Болл, Дениз Ван Оутен, Гейл Портер и все такое. Я бы заделался к ним агентом. — Потом я добавляю, немного подумав: — Но мне это не светит. Я знаю парней, которые займут эту нишу. Псих и компания. Псих — это мой старый приятель, да. Уж он-то задаст этим кошечкам работу, будь здоров.

Псих. Тот еще крендель.

Эйв слушает вроде внимательно, но не сказать, чтобы она была так уж впечатлена. Джой высказывается в том смысле, что хочет быть наркоцарем. После чего кое-кто из собравшихся начинает гнобить эту работу и парней, которые занимаются этим делом, а по мне, так это неправильно.

И я встаю на его защиту.

— Не, брат, я думаю, эта идея — супер, а то в последнее время травы нормальной не купишь, качество — никакое. Пора бы правительству что-то уже с этим делать, вместо того чтобы сажать народ за решетку. То есть по моему скромному мнению.

Паренек по имени Алфи ухмыляется по-идиотски и отворачивается. Парки смеется, качая головой. Он говорит:

— Нет, Урод, ты не с того краю подходишь. Этот парень хотел оградить тебя от наркоты. Ну, чтобы ты не потреблял.

Это заставляет меня задуматься, и мне даже жалко этого чудика, что у него вся работа на фиг прекратилась. Я имею в виду, что на собственном опыте знаю, как трудно заставить наркота не принимать наркоту, себя самого трудно заставить, не говоря уже о других. Неблагодарное у него занятие, у бедняги. Я только не понимаю, почему эту работу поручили какому-то русскому парню, что, в Шотландии мало народу, кто мог бы этим заняться?

А они все продолжают этот разговор. Что в этой группе полезного, так это то, что мы больше времени проводим за разговорами о наркотиках, чем под их воздействием. Иногда, когда ты на чистяке, от подобных бесед очень хочется вмазаться, вроде как они напоминают тебе о кайфе, когда ты об этом и не думаешь, понятно? Но этот русский наркоцарь снова напомнил мне про ту книжку Достоевского, ну, которую читал в тюрьме. «Преступление и наказание». В тюрьме всегда есть один экземпляр, который ходит по рукам, но раньше меня это не волновало, ну, я никогда не был большим любителем почитать. Однако эта книженция мне понравилась и заставила задуматься о страховке. Про страховку — отдельная тема. Сидел я себе как-то дома, крэк мутил, никого не трогал, и тут заявляется страховой агент, страховки, стало быть, продает. Ну я того… послал его куда подальше. А книжку прочел и задумался.

Так вот, про книжку. Там один крендель мочит бабульку-процентщицу, которую все ненавидят. И я, значит, подумал: вот я сам пойду кинусь, это будет, чисто, самоубийство, и никто по страховке не выплатит. Но что, если меня убьет, ну, то есть зверски убьет кто-то другой? Ага, надо оформить страховку; для Али и мальца. Это выход из положения. Я ведь хроник, брат, то есть все уже — абзац, так что стоит подумать о близких. Ну, чтобы хоть что-то оставить. Я люблю их до смерти, но давай смотреть правде в глаза, брат, я — сплошная обуза. Не могу зарабатывать деньги, не могу завязать с наркотой. Только и делаю, что приношу горе в дом. Я медленно убиваю свою жену, брат, скоро она сама снова начнет колоться, а потом малыша Энди у нас заберут. Нет, я этого не допущу. Так что страховка нужна, брат. Оформить страховку и тихо убраться. Оставить кое-какие деньжата, чтобы уж быть уверенным, что Али-киска и котенок Энди обеспечены. Это как в том толк-шоу, «Семейное счастье», где у народа спрашивают, что они выберут: страховку на двадцать тысяч фунтов или задолбанного бедного неумеху, наркомана к тому же, с сильной, уже хронической зависимостью, от которой так просто не избавишься. Небольшой выбор для человека в здравом уме, брат. Так что пора что-то делать, но надо все сделать правильно.