Малибу - Пат Бут

— Это временные трудности, все наладится, — буркнул он сквозь зубы и быстро оглянулся по сторонам.

В Малибу был острый нюх на неудачников. Кое-кто уже с недоумением и интересом начинал прислушиваться к их беседе. Дик резко оборвал разговор и стремительно отошел от рок-звезды, оставив ее в некоторой растерянности размышлять, какая муха укусила этого сумасброда-миллионера.

То общество, в которое нырнул Дик Латхам, разительно отличалось по манере одеваться от остальных гостей. Здесь не было фрачных костюмов, роскошных вечерних туалетов — от модных и дорогих портных. Здесь был мир маек, теннисных юбочек, шорт, сандалий и пляжных шлепанцев. Украшений почти не было. Кое-что можно было найти в виде стилизации под Валентино, Билли Блэсса и Оскара де ла Рента. Но таких было совсем немного. Особо держалась группа девушек в нарядах от Рифата Узбека. Рядом с ними Дик углядел юную обладательницу неимоверно длинных и стройных ножек, едва прикрытых чисто символическим мини. Дик увидел ее и оттаял. Ринулся к ней сквозь группу чопорно стоящих людей. Пока он пробирался, Дик буквально ощутил, как собраны и внимательны эти люди. От них не дождешься опрометчивого шага, свои действия эти люди рассчитывают на много ходов вперед. И они явно готовили себя к покорению вершин делового мира. Что же, если Калифорния идет впереди Америки, то Малибу идет первым в Калифорнии. Берегись, Америка!

Неожиданно его стремительное продвижение к желанной цели — длинноногому чуду — было грубо остановлено. Чьи-то пальцы вцепились ему в локоть и потащилк в сторону. Их владелец не был ни чопорен, ни холоден, в отличие от высшего света Малибу. Он был неимоверно толст, невысок и бородат. Незнакомец всучил свою ладонь в руку Латхаму и, не отпуская его локоть, буквально впился в него глазами.

— Я — Фэйрхевен, — произнес незнакомец заговорщицким тоном. — Я работаю с Филом Струтерсом, Грейс Харкорт и Фритцем Силвербергом. — Он буднично перечислил эти имена, словно они были его закадычными приятелями. — Мы с вами соседи, я обитаю тут неподалеку. Хочу засвидетельствовать вам свое почтение и поздравить с успехом. У вас такой потрясающий дом! — тараторил, не умолкая, толстяк.

Наконец Латхаму удалось отцепиться от его рук.

— Ну что вы, это всего лишь пляжный домик, — вежливо и холодно произнес Дик, явно надеясь таким способом избавиться от неожиданного и не совсем желанного собеседника. В этот момент длинноногая красотка, к которой он так и не пробился, увидела его.

— Эй, ты! Пляжный домик! А скажи, кто будет директором вашей новой студии? Кстати, у меня есть с собой кое-какие сценарии. Ты можешь стать первым, кто нарушит их невинность и прочитает. А как насчет завтрака? Я бы мог зайти по-соседски.

Фэйрхевен схватился за бокал с шампанским, словно это был спасательный круг. Уткнувшись носом в пенящееся шампанское, он издавал хлюпающие звуки. А у Латхама сразу заныл желудок.

— Мы не обсуждаем здесь кадровые вопросы. И кинобизнес тоже, — резко бросил Дик.

В отдалении девушка вытянула ноги вперед — мини не могло скрыть белизну трусиков, подчеркиваемую загаром стройных ног.

Фейрхевен понял, что его невежливо «отшили», и не остался в долгу.

— Послушайте, Латхам. Вы здесь новичок. А я перебрался сюда уже целых пять лет назад. Вы богач, вы стали владельцем киностудии. У вас действительно все в порядке. Но когда вы начинаете произносить все эти слова об общем благе — вы становитесь просто смешным. Вы разве не понимаете, что ваши слова просто летят на ветер? И еще: обычно весь подобный вздор может до конца выслушать только один человек в Малибу — Бен Алабама. — Фейрхевен невольно оглянулся. — А его сегодня как раз и нет здесь! — Толстяк посмотрел на Латхама, желая убедиться, что достал этого странного человека. Но, как ни старался, не смог ничего определить по лицу хозяина дома. Сам же Латхам уже во второй раз за последние десять минут чувствовал себя полным идиотом. Неиз-вестно, кто имел наглость в его доме отзываться об Алабаме! О хранителе традиций в искусстве, мотоциклисте, о наиболее известном в Америке профессиональном фотографе! Алабама стал живой легендой, явлением. Он был так, же велик в своем мастерстве, как горы, среди которых он жил, которые любил и защищал. Алабама унаследовал после смерти своего друга Анселя Адамса известный «Сьерра-клуб», в котором собирался местный интеллектуальный и спортивный цвет общества. Помимо этого, Алабама стал президентом Общества сохранения культурного наследия округа «Санта-Моника». Если Алабама не гонял по горам у Рок-Хауса, что в Семиноле, округ Хот-Спрингс, вместе со своими обожаемыми любителями велосипедной езды, то, значит, он был на приеме в Белом доме. И каждый конгрессмен от демократов, каждый сенатор с Капитолийского холма в Вашингтоне знал его лично и считал своим долгом пожать ему руку. А. еще Алабама иногда продавал свои знаменитые фотопейзажи дикой природы по несколько тысяч долларов за экземпляр. А принесшие ему широкую славу фотопортреты стоили и того дороже. Бену Алабаме было уже шестьдесят, но, невзирая на возраст, он был крепок и мускулист…

Конечно же, Алабама получил приглашение на вечер Латхама, Дик был в этом абсолютно уверен. Однако этот проклятый фотограф так и не пришел. А без него, без его влияния на жителей Малибу, все попытки добиться чего-то осязаемого, были заранее обречены на провал.

Провал. Снова это слово огненными буквами вспыхнуло в воспаленном мозгу богача. В ушах забили барабанные тревоги. Черт! Он снова сорвался и во второй раз бросил своего гостя, оставив Фэйрхевена в полном изумлении догадываться о том, чем же он оскорбил хозяина вечера. Ну и вечерок! Сначала ему ткнули в нос, что он не в состоянии справиться с трудностями, переживаемыми его любимым детищем — журналом. Теперь этот чертов Алабама просто взял и проигнорировал его, Латхама, приглашение. А он так сейчас нужен! Без участия Алабамы все природозащитное движение экологистов было стадом, потерявшим своего вожака.

Так размышлял Латхам, глядя на продолжающееся веселье в своем доме. Впрочем, Латхам уже догадывался, почему не пришел Алабама. Это все произошло давно, двадцать пять лет назад, в Париже. Латхам надеялся, что время излечило старые обиды, но, судя по всему, Алабама ничего не забыл. И сейчас все начинает выглядеть так, словно их прошлая вражда, нисколько не уменьшившись за прошедшие годы, грозит продлиться и в будущем.

Внезапно ему стало тошно от его приема. И это в то время, когда любой газетный репортер мог бы поклясться здоровьем своей мамы, что никогда еще не видел такой роскоши, что устроил Дик Латхам в Малибу. А знаменитому Джорджу Кристи, ведущему репортеру из «Интервью», показалось, что он уже умер и снова воскрес где-то в раю… И только Дику Латхаму было плохо во всем этом великолепии красок, буйстве танцев и смеха. Не обращая внимания на призывно полуоткрытые губы калифорнийских красавиц с мировыми именами, провожающих его взглядами, Дик вырвался на воздух. Сбросил модельные ботинки, ожесточенно стащил скандинавскке носки, сорвал с себя тысячедолларовый пиджак и швырнул его оземь так, словно разбивал вдребезги сердце самой красивой девушки в мире. Латхам молча, ожесточенно шагал по песчаным дюнам, сбивая их гребешки. Шел в мареве зноя, не разбирая куда идет, не жалея ни своих ног, ни брюк.