Кто на свете всех смешнее? - Анатолий Трушкин

Шел мужик по дороге. Шел, шел, шел, шел, шел, шел – долго шел. Еще немного прошел – чувствует, завелась в нем нужда, так себе нуждишка, ничего особенного, но все-таки.

Свернул он в лес, в кусты, приготовился избавиться от нужды, вдруг кто-то громко над самым ухом:

 – Стой!

Оборачивается мужик, видит – поляна. На поляне сидят все партии, которые у нас есть: коммунистическая, демократических много, лейбористы там, ну где всех упомнить, партий пятьдесят, чтобы не соврать, или около того.

 – Чего ты хочешь, мужик? – спрашивают.

 – Да я вот, – простая его душа, – по малой нужде.

 – Погоди, – ему говорят, – не торопись, сейчас момент судьбоносный.

Сгрудились тут же, стали спорить, как помочь мужику в его нужде, справится ли он сам, так ли всё сделает как надо или он свой путь найдет неповторимый.

Сошлись на том, что для начала надо издать Указ о помощи мужику в случае нужды. Мигом создали комиссию (восемь подкомиссий), издали закон, где подробно расписали, что надо делать мужику в случае нужды (права там, обязанности).

В ту же секунду отправили закон к президенту на подпись, и уже будто подписал он, но тут случился с мужиком детский грех.

Срамота, конечно, но зато стало окончательно понятно, что невоспитан он, ленив и много пьет.

А от чего же еще с великим народом детский грех может случиться?

Мелочь

Благородный человек?.. Это у нас такой человек, который страдает, когда ворует.

Общечеловеческая ценность. Это то, что ценно для них и для нас. Значит, это то, что очень хочется, но чуждо. Как много на свете общечеловеческих ценностей!

Светлое будущее наступило – слева светло, справа ничего нет и впереди шаром покати.

Первая ветвь власти говорит про вторую и третью: воры и проходимцы.

Вторая то же самое говорит про первую и третью.

Третья то же самое про первую и вторую.

Кто прав?.. Самое страшное, если правы и те, и другие, и третьи.

Девиз на все времена: «Всё для народа!.. ничего для человека».

Очищающий смех

Когда смеются над каким-то пороком, с которым ничего поделать не могут, так уж смеются... для очистки совести.

Письмо Аркадию Арканову, человеку и врачу

Аркадий, я только что с первенства Москвы по пьяным шашкам. Там вместо шашек рюмки, у одного с водкой, у другого с коньяком. Съел шашку, ее же и выпил. То есть там действительно царил олимпийский принцип: «Главное – не победить, главное – участ-в... у-част-во-вать».

Только что добрался до дома. САМ добрался. Звоню тебе – у тебя занято. Значит, думаю, с кем-то он разговаривает по телефону. Сел писать письмо.

Аркадий! Пьяные шашки – это ключ к будущему России!

Боюсь, что ты не сразу поймешь меня или поймешь превратно. Пожалуйста, соберись с мыслями.

Возьмем наш футбол – наш позор, нашу скорбь. Кто мы на первенстве мира?.. Никто! А пьяный футбол?.. Игроки носятся по полю за мячом, за соперником, друг за другом, просто так. Мы можем отставать в технике, но не в выпивке. Какие тогда бразильцы нам соперники?

Преступность, Аркадий! Наш позор, наша скорбь. Отчего у нас так много нераскрытых преступлений?.. А оттого, что преступления совершаются в основном в пьяном виде, а раскрыть их пытаются... в основном в трезвом.

Тебе, наверное, так вот с ходу трудно понять, к чему я клоню. Постарайся хотя бы схватить суть.

Вот наше правительство. Как их ни покажут, они все на заседании трезвые и здоровые.

И никто тревоги не бьет... Трезвые люди, Аркадий, осторожничают, не пускают деньги в оборот. То есть мы никогда не разбогатеем. У пьяницы деньги появились – он их тут же... пускает в дело.

То есть! Заседания правительства должны проходить так. Премьер выпивает – все выпивают. Смотрят, кто трезвее остальных. Кто трезвее всех, тот слабое звено. Прощайте! Через неделю в правительстве слабых звеньев не будет.

Я боюсь, что все-таки ты не до конца понимаешь, о чем я. Это меня страшно огорчает. Пожалуйста, не отвлекайся по пустякам.

Берем образование – наш позор, позор и еще раз позор. Детей перегружают. А выпивший учитель что скажет детям?.. Он скажет: «Отдохните, дети, поиграйте... Однова, – скажет он им, – мы все живем. Пошалите, дети, а я пока посплю». Вот и нет перегрузок.

Медицина! Врачу – стакан, больному – стакан. И кому тогда плохо?.. Все чувствуют себя хорошо. Этот не видит болезни, тот не видит врача. Аркадий! Государственная дума. Это не позор наш, нет!.. Это – наш срам. Шум, крик, драки, споры. А если каждый день каждому с утра по бутылке?.. Как это будет называться?.. Это будет называться КОНСЕНСУС.

Если моя мысль тебе неподъемна, не тужься, читай как художественную литературу. Тебе так будет легче соображать. Главное – не теряй нить. Аркадий! Народ в целом! Я уже не говорю, что пьяный демографический взрыв мощнее, чем три трезвые спорадические перестрелки. Но культура народа! Если пьяны все, мат на улицах, в помещениях, в транспорте, по телевидению не так будет резать ухо. Согласен?

Боюсь, что ты все-таки ничего не понял. Что-то я даже не думал, что ты такая бестолочь.

Попробую объяснить тебе на самом сокровенном... для тебя.

Нет! Речь не об искусстве. Речь о женщинах. Я задыхаюсь от одной мысли. Не надо будет врать об одиночестве, о том, что тебя никто не понимает. Вранье так унижает человека! «Не пугайтесь, ради бога, я с хорошими намерениями». Как это унижает! Ты просто говоришь ей: «Меня зовут Николай...» Ты понял, Аркадий?.. Ты говоришь ей: «Меня зовут Николай». На всякий случай. Тебя зовут Аркадий, но ты говоришь: «Меня зовут Николай». Господи, ну что я тебя учу, Николай?.. А где Аркадий?

Аркадий, чувствую, что напрасно, но в последний раз попробую объяснить тебе, что к чему... Как, однако, трудно с тобой. Легче ребенку объяснить тригонометрию. Надо было тебе в молодости поучиться где-нибудь.

Слушай. Ты... приходишь... не в трезвый... в пьяный магазин. Тебе тележку и стакан. И ты поехал! Ты набираешь, что тебе нужно и что не нужно, за пять минут, потому что ты не смотришь на срок годности. Товарооборот ускоряется, растет. Страна резко развивается, выходит на первое место.

И последнее. Нельзя не коснуться писателей. К нашей чести, уже сейчас много литературы, которую нельзя читать трезвым.

Всё! Прощай. Жаль, что ты так ничего и не понял.

Аркадий! Получишь письмо – выпей и позвони, поговорим по пьяному телефону.

Всегда-то твой!.. Всегда-то... дато... Ох, ё!..

Всегда датый?.. Всегда-та... Дата!

Первое апреля 2003 года

Кто там?

Сели вчера с женой ужинать, и не понравилось мне – она сразу подавилась. Обычно не сразу, а тут сразу. Я ей еще сказал: «Не заглатывай кусками! Что ты как волк? Что ты торопишься, мы сегодня не ждем никого».

Только сказал – звонок. Подошли тихонько к двери. Жена спрашивает:

 – Кто там?

Оттуда:

 – Не пустите ли переночевать?

А мы в Москве живем, в центре... на шестом этаже.

Жена остолбенела, но через пять минут встряхнулась, спрашивает:

 – Кто там?

 – Не пустите ли переночевать, люди добрые? Как в старину – стучали в первую попавшуюся избу, их пускали.

 – Кого?

 – Незнакомых людей.

Глазка у нас нет, но по голосу – мужчина лет сорока... рожа бандитская, два метра ростом.

Калошницей дверь подперли. Я говорю:

 – Первая попавшаяся дверь – на первом этаже, а вы на шестой забрались.

 – Я выбирал, куда наверняка пустят. Храни вас Господь! Здоровья вам и вашим детям!

На жену смотреть жалко, но она взяла себя в руки, перекрестилась три раза, спрашивает:

 – Кто там?

 – Не пустите ли переночевать?

Я говорю:

 – Мы с удовольствием пустили бы, как в старину, но не можем дверь открыть – замок сломался.

Бандит:

 – Так все равно дверь надо ломать, давайте я помогу.

Жена бледная стоит, ни кровинки в лице, но из последних сил собралась, спрашивает:

 – Кто там?

 – Путник.

 – А вы к кому?

 – К вам.

 – А чего?

 – Не пустите ли переночевать?

Она вдоль стенки сползла на пол, затихла. Я говорю:

 – Мы пустили бы, да у нас холера.

 – Очень хорошо. Как раз холерой я уже переболел. Пустите ради Христа.

Жена не поняла, спрашивает меня:

 – От кого он?

 – От Христа.

 – Скажи: мы не знаем такого.

Потом она поднялась кое-как на ноги... стала вылитая мать... в гробу, только глаза открыты, один смотрит влево, другой вверх. Спрашивает:

 – Кто там?

 – Путник запоздалый.

 – К кому вы?

 – К вам.

 – А чего?

 – Не пустите ли переночевать странника с котомкой?

Считай, с ножом. И тут вижу, на жену как будто кто-то живой водой брызнул. Говорит:

 – В старину и замков на двери не вешали, люди были добрее и честнее. Вас пустить ночевать, что ли?

 – Да!

Лицо у нее просветлело, и она сказала:

 – Милый... хороший человек, с удовольствием!.. пустили бы, да никого дома нет.