Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со знанием дела рассуждает об этом хорошо знавшая двор изнутри А. Ф. Тютчева: «Я надеялась, что ко двору будет назначена одна из моих сестер. Дарии, старшей, было семнадцать лет, Кити, младшей, шестнадцать, они обе были очень миловидны, на виду в Смольном и жаждали попасть ко двору и в свет, между тем как мне то и другое внушало инстинктивный ужас. Но выбор цесаревны остановился на мне, потому что ей сказали, что мне двадцать три года, что я некрасива и что я воспитывалась за границей. Великая княгиня больше не хотела иметь около себя молодых девушек, получивших воспитание в петербургских учебных заведениях, так как благодаря одной из таких неудачных воспитанниц она только что пережила испытание, причинившее ей большое горе» [196] .
Это была история с ее братом. Принц Александр Гессенский, старше ее всего на один год, сопровождавший свою сестру в Россию, остался в России. Благосклонное отношение к нему императора Николая I, казалось, «предвещало молодому человеку легкую карьеру и блестящее будущее» [197] . Но у принца случился роман с дочерью гофмейстера Андрея Петровича Шувалова [198] . Император Николай запретил и думать об этом браке, что привело принца в состояние глубокой меланхолии. Рядом оказалась фрейлина Юлия Гауке, воспитанница Екатерининского института, дочь генерала от артиллерии М. О. Гауке, убитого восставшими поляками в Варшаве в ноябре 1830 г., получившая воспитание под покровительством императорской семьи. Она не была красивой, но, как замечает А. Ф. Тютчева, «нравилась, благодаря присущему полькам изяществу и пикантности»: «M-lle Гауке решила тогда утешить и развлечь влюбленного принца и исполнила это с таким успехом, что ей пришлось броситься к ногам цесаревны и объявить ей о необходимости покинуть свое место. Принц Александр, как человек чести, объявил, что женится на ней, но император Николай, не допускавший шуток, когда дело шло о добрых нравах императорской фамилии и императорского двора, пришел в величайший гнев и объявил, что виновники должны немедленно выехать из пределов России с воспрещением когда-либо вернуться; он даже отнял у принца жалованье в 12 000 р., а у M-lle Гауке пенсию в 2500 руб., которую она получала за службу отца. То был тяжелый удар для цесаревны: ее разлучали с нежно любимым братом, терявшим всякую надежду на какую-либо карьеру и вместе с тем все свои средства к существованию благодаря игре кокетки, увлекшей этого молодого человека без настоящей страсти ни с той, ни с другой стороны… И другие фрейлины императрицы, вышедшие из петербургских учебных заведений, давали повод для сплетни скандального характера. Некая Юлия Боде была удалена от двора за ее любовные интриги с красивым итальянским певцом Марио (Марио Джузеппе; Сальви; граф Кандия, выступавший в Итальянской опере в Петербурге. – А. В.) и за другие истории» [199] .
«Наряды, наряды и еще раз наряды»: дамская мода
Важную роль при дворе играл костюм – «элемент этикетной атрибутики, символ причастности к особой социальной общности» [200] .
Следование, с одной стороны, придворной регламентации костюма, а с другой – моде, подчас приобретало характер гротеска. Фрейлина А. Ф. Тютчева, описывая празднества в Петергофе, иронично заметила в своем дневнике 12 июля 1853 г.: «Я поистине удивляюсь, что были люди, которые писали воспоминания о дворе…Наряды, наряды и еще раз наряды» [201] .
Через две с небольшим недели (праздник водоосвящения) она снова печально размышляет: «По этому случаю, как по всем вообще выдающимся и парадным случаям, мы выставляем напоказ наши плечи, более или менее желтые и более или менее худые. Нет ничего безобразней и печальней женщины в бальном платье при дневном свете: это истина, вышедшая со дна колодца. И нас смеют обвинять в кокетстве, когда мы так откровенно обнаруживаем на виду у всех свои несовершенства. Ну, не права ли я, когда говорю, что все мои придворные впечатления сводятся к слову – туалет? И действительно, как только я попадаю в это море движущихся лиц, цветов, драгоценных камней, газа, кисеи и кружев, я сама превращаюсь в тряпку, становлюсь куклой, наряженной в платье и прическу. Мною овладевает чувство совершеннейшей пустоты. По возвращению мне кажется, что я проснулась после случайного сна» [202] .
Иногда «мода» декларировалась сверху.
Уже первые указы императора Павла I касались регламентации не только военного, но и гражданского костюма. Соответственно и многие мемуаристы пишут о перемене облика дворянского общества и служилого чиновничества.
Граф Ф. Г. Головкин вспоминает, что дворянам было запрещено выходить во фраке, носить круглые шляпы, длинные брюки (панталоны) вместо кюлотов (поколенных штанов), а также сапоги с отворотами [203] . Княгиня Ливен отмечала, что людей, которые попадались ему на улице в жилетах, Павел I посылал на гауптвахту: «Император утверждал, будто жилеты почему-то вызвали всю французскую революцию» [204] .
Бабушке Д. Д. Благово, Е. П. Яньковой, хорошо запомнилась перемена моды: «При императоре Павле никто не смел и подумать о том, чтобы без пудры носить волосы или надеть то уродливое платье, которое тогда уже начинали носить во Франции. Сказывали, что кто-то попался ему в Петербурге в новомодном платье. Государь ехал, приказал остановиться и подозвал модника. У того от страха и ноги не идут, верно, почуял, в чем дело. Государь приказал ему повернуться, осмотрел его со всех сторон, и так как был в веселом расположении духа, то расхохотался и сказал своему адъютанту: "Посмотри, какое чучело!" Потом спросил франта: "Что ты – русский?" – "Точно так, ваше величество", – отвечал тот, ни жив ни мертв. – "Русский и носишь такую дрянь: да знаешь ли, что на тебе? Республиканское платье! Пошел домой, и чтоб этого платья и следов не было, слышишь… А то я тебя в казенное платье одену – понял?"» [205] В другой раз в аналогичном случае Павел I приказал посадить модника на гауптвахту [206] . Здесь же следует еще одно уточнение: «При Павле все ухо востро держали. Пудру перестали носить после коронации Александра, когда отменили пудру для солдат» [207] .
Женская мода также была вынуждена вернуться ко временам, предшествующим Французской революции. Граф Ф. Г. Головкин в своих воспоминаниях отмечает, что «для дам во все коронационные торжества были восстановлены фижмы и все сидения убраны из кремлевских покоев» [208] . Сидеть в присутствии императора было нельзя, да и пышные фижмы (фишбейны, или кринолины) не позволили бы расставлять много стульев. Французские нововведения в дамской моде были изгнаны, вплоть до сочетания в костюме цветов французского республиканского флага. Например, 28 ноября 1799 г. были запрещены «синие женские сюртуки с красным воротником и белой юбкой». В том же году, 6 мая, было запрещено дамам носить через плечо разных цветов ленты наподобие кавалерских.
Различные регламентации касались и мужского костюма. 4 сентября 1799 г. последовало запрещение немецких кафтанов и «сюртуков с разноцветными воротниками и обшлагами; но чтоб они были одного цвета». Не была забыта и прическа. 2 апреля было запрещено иметь тупей (чуб. – А. В.), на лоб опущенный. 17 июня 1800 г. велено носить широкие большие букли, а 12 августа – «чтобы никто не имел банкенбард (бакенбард. – А. В.)».
Воцарение двадцатитрехлетнего Александра I, так же как и начало царствования его отца, отразилось прежде всего в семантике костюма. Мало кто понимал тогда, что на российский престол взошел далеко не ординарный человек, весьма осторожный и часто непредсказуемый в своих решениях. Позднее шведский посол в Париже Лагербиелне так характеризует Александра I: «Он тонок в политике, как кончик булавки, остер как бритва, и фальшив, как пена морская» [209] . Еще ничего не было решено, но внешне бросались в глаза вновь появившиеся атрибуты запрещенной при Павле I моды. Щеголи снова причесывались «а la Titus (прическа Тита Флавия Веспасиана: завитые и начесанные на лоб волосы), на улицах мелькают круглые шляпы и длинные со штрипками под обувь для лучшего натяжения брюки-панталоны. Писатель Анри Труайя писал: «Все единодушно восхищаются высокой статной фигурой Александра, тонкими чертами его лица, мечтательными и мягкими голубыми глазами, вьющимися светлыми волосами, ямочками на подбородке и чарующей улыбкой, унаследованной от Екатерины… Он сам любуется собой, любит красивые жесты и театральные речи, которые так воздействуют на публику…» [210] Великий князь Николай Павлович остался верен памяти отца. Позднее ему было разрешено носить мальтийский крестик в петлице, награду, запрещенную при Александре I. Отечественная война 1812 г. только кратковременно приостановила галломанию дворянского общества. Напрасно Ф. В. Ростопчин и почти вся отечественная периодика высмеивали подражание французам. Это было общее поветрие, тем более что большое значение в жизни тогдашнего дворянского общества играла ее величество мода. Люди в основном состоятельные (как будущие декабристы) пытались уследить за быстро меняющейся модой. По портретам и модным картинкам в журналах мы можем представить, как выглядели франты того времени (когда носили не мундир, а партикулярный костюм) и их близкие.