Недоумок - Ксения Кривошеина

Документы для выезда на постоянное место жительства в Израиль были почти собраны. Не хватало двух подписей: Шуриной матери и его отца.

В Москву решено было поехать одной Мире, она предварительно много и ласково говорила по телефону, в сутки обернулась туда и назад. «Если бы все были такими сговорчивыми, как твоя мамочка! Деньги пересчитала, бумажку подписала, о тебе не спросила».

К отцу они не знали, как подступиться, а время поджимало.

В результате решили ему послать по почте письмо, с просьбой написать заявление, «что он не возражает о выезде своего сына на постоянное место жительства в государство Израиль…» и так далее, все по форме. Ждут неделю, никакой реакции, звонят по телефону, никто не снимает трубку. И вдруг, совершенно неожиданно, им какой-то человек говорит, что его отец выступил с заявлением в Обкоме партии, в газете «Труд» и по радио, что он осуждает поступок своего сына и чуть ли не отказывается от него, что «он, советский патриот и творческий деятель, положивший всю свою жизнь и силы на прославление советского театра и кино, не понимает, как можно предать свою Родину, и что никакого согласия на выезд он никому не подпишет…» И еще много-много другого было написано в этом ярком документе, а внизу приписка, что бабка-профессорша присоединяется к этому официальному осуждению.

Такой безобразной прыти от артиста Мирочка не ожидала. Она позвонила знакомому гэбэшнику (он ее родителям помогал оформляться) и рассказала о событиях. Он уже все знал и сказал, что это очень хороший поворот в деле, потому что волки сыты и овцы целы: «Отец смыл позор своего сына официальным заявлением, он за него не в ответе, от него отказывается, руки теперь у всех развязаны».

Мирочка так ликовала, что готова была этого знаменитого папашку на руках носить! Черт с ним, пусть здесь в «совке» прозябает, своей творческой бытовухой наслаждается, лишь бы им не мешал.

Через пятнадцать дней они получили повестку из ОВИРа.

Свобода, слава и деньги

Не стоит рассказывать перипетий предотъездной горячки, она ничем не отличалась от сотен других. Почти у всех прошедших унижения ОВИРа были жалкие пожитки, на сборы давалось три дня, счастливчиков, сумевших заранее переправить ценности, было меньшинство, кого-то вдали ждали родственники, кто-то до последней минуты сомневался. Заставляли уезжать семьями, старшее поколение ехать не хотело, здесь была их родина, там незнакомый язык и чужая страна. Отъезд, как эпидемия, заражал всех, и от этой лихорадки невозможно было укрыться. Другого пути покинуть Страну Советов в те годы не существовало, выезд в Израиль использовали не только евреи, но и русские, присылались фальшивые вызовы, женились на еврейках и выходили замуж за евреев. Шанс, хоть и очень сомнительный, был для многих большим соблазном. Назад дороги не было!

Поезд, на который погрузились Мира и Шура, отправлялся из Москвы проездом через станцию Чоп на русско-венгерской границе c конечной целью в Вене. Соседи по купе были спутниками «по несчастью», разговоры вертелись вокруг оформления виз, документов, садизма ОВИРных дам, предательства и трусости друзей. Народ должен был выговориться, выпотрошиться наизнанку, столько накипело, что никто не мог молчать. У каждого была своя история, рассказы, слезы, горечь и надежды. Странно, что никто не строил планов, прошлое спрессовалась в этом поезде Москва — Вена, и состояло оно из воспоминаний. Объединяли этих людей горечь и обида, зачем СССР, в который они вложили жизнь, провожал их как предателей Родины.

— Я эту страну непуганых идиотов из сердца и души вычеркнул, ностальгией болеть не буду! Это уж я вам гарантирую, — с жаром уверял слушателей гражданин лет сорока. — У меня специальность прекрасная, я врач с двадцатилетним стажем, как приеду, меня сразу в больницу возьмут, а жена моя — инженер-нефтяник, там таких уникальных спецов, как она, вообще нет. Голодать не будем, это точно!

Мирочка тоже делилась своими «прожектами», и все вокруг охали да ахали, завидовали ее ловкости и дальновидности. Так они все ехали да ехали и приехали на венский вокзал.

Суета, багаж, тюки, плач детей, старики — все это напоминало эвакуационные кадры кино. Время мирное, а у самого выхода из вагона их встретили люди со списками. На платформе все расселись кто как мог, дальше не пускают, их окружили люди в униформе и задавали вопросы каждому в отдельности. В одной группе чиновники из организации СОХНУТ,[3] а в другой — ХИАС.[4] Для пассажиров это полная абракадабра, но кто-то уже был в курсе такой проверки-сортировки, подготовились. Из СОХНУТа отбирают тех, кто хочет прямиком в Израиль, а кто сомневается, тех ХИАС забирает, в лагерь Остия, под Римом, отправляет, это вроде отстойника на долгие месяцы, зато потом если повезет, то Америка, Канада, Австралия, в Европе никого не оставляют.

— В какой степени Вы ощущаете себя евреем? — этот вопрос был задан высокому, тощему господину в пенсне, который всю дорогу провалялся на верхней полке, молчал, курил трубку, читал книжки по-французски и ни с кем не разговаривал.

Теперь он стоял на платформе, у его ног кожаный чемодан, на пальце золотое кольцо с печаткой. Мирочка ушки на макушке навострила, с любопытством на странного полуиностранца смотрит. Интересно, что он ответит?

— Ни в коей мере я не ощущаю себя евреем, я светлейший князь Г. и в Израиль не собираюсь, у меня есть родственники в Швейцарии… — Его мгновенно окружили ХИАСники, тут же появились иностранные журналисты, защелкали фотоаппараты, кинокамеры, очевидно, приезда этой «птицы» ждали.

Вот это да! Шикарный господин, видно, дело знает. В голове у Мирочки сразу все завертелось. Шестое чувство ей нашептало, что этот тощий интеллигент своего не упустит, может быть, он «сын лейтенанта Шмидта», но поступает правильно! Она потащила Шуру за руку в конец очереди и зашептала.

— Слушай, ты должен сказать, что не ощущаешь себя евреем. Этот ХИАС нас к себе возьмет под крылышко. Ты видел, как этого «князька» принимали?! А он не дурак, знает, как нужно выехать, что сказать и где причалить. Мы должны зацепиться в Вене всеми силами, а потом что-нибудь придумаем!

— А как же твоя семья? — удивился Шура.

— Не беспокойся, главное, о нас нужно думать, о твоей карьере, а к родне мы всегда успеем попасть…

Вопросы-ответы, весь народ разбился на две кучки, у многих вид растерянный, кто-то плачет, некоторые семьи разделились, молодежь в Израиль ехать не хочет, старикам все равно, они там обеспечены.

— Мы тоже не ощущаем себя евреями… У нас тоже дворянские корни, у моего мужа отец — знаменитый артист театра и кино, а бабушка из древнего рода, правда, она это забыла, но мы вспомнили.

Молодой чиновник внимательно посмотрел на Миру, ни один мускул на его лице не дрогнул, он сверил фамилии по списку, поставил галочку и на чисто русском языке сказал: «Проходите».

Через два часа все были опрошены. Одна группа через двадцать четыре часа отбывала в Израиль, другой предстояло пробыть неделю в Вене, а потом — «итальянское гетто» на много месяцев ожидания.

Всех рассадили по автобусам, группу, выбравшую «итальянское направление», повезли через весь город в домики пансионного типа, а те, кто «ощущал себя евреем», через несколько часов отлетали в направлении исторической родины. За окнами автобуса замелькали огни, непривычно чистые улицы, ухоженные парки, кафе, нарядно одетая толпа, спешившая по своим делам. Мира прилипла носом к стеклу и не могла оторваться, рассказы о «загнивающем» Западе были жалкой пародией на то, какой достаток она учуяла в воздухе этого города. Это надо же, живут же люди! Вот указатель, что до Венгрии рукой подать, от Москвы лету два часа, а все здесь как на другой планете. Потом был просторный, чистый пансионат, любезные чиновники провели инструктаж, сказали, что будут кормить три раза в день, дали карманные деньги, поселили в огромную комнату с телевизором, предупредили, что через неделю (а может, и раньше) отправка в Рим.

Вечером в большой столовой за одним столиком они оказались рядом с шустрым и веселым малым. Оказалось, что он окончил Институт Лесгафта, был мастером спорта, перед отъездом подрабатывал массажистом у друга в сауне.

Он был уверен, что нужно всеми силами зацепиться в Германии, его заветная мечта — покупка спортклуба для рядовых граждан. Дорога к успеху заранее обеспечена, он знает, как сгонять лишний вес, делать массажи, купит тренажеры, наймет хорошеньких девочек (свои дешевле), а через пару лет станет хозяином ресторана. Мира замерла, когда услышала это волшебное слово.

— Ты хочешь русский ресторан купить? Слушай, а ты знаешь, что это моя мечта, ведь Шурик — первоклассный певец, на гитаре играет, а посмотри, какое обаяние, внешность. Давай вместе к цели пойдем?!