Харбинский экспресс-2. Интервенция - Андрей Орлов

Сопов сморщился, отодвинулся.

Но тут страж отколол такой номер: не поднимаясь, приподнял одну ногу, а потом издал звук, слышать который приличному человеку совершенно невместно. Для измученного переживаниями Клавдия Симеоновича это оказалось слишком.

– М-мерзавец!.. – взревел титулярный советник и замахнулся, чтобы съездить охальника по уху.

Но тот оказался проворней: плеснул с места своею дубинкой, и свет тут же померк в глазах Клавдия Симеоновича.

В себя титулярный советник пришел, по всему, не скоро. Во-первых, был он уже не в соборной, а в избе у Кузьмы. И не на полу, как пес безродный, – на лавке лежал, а под боком уже знакомая медвежья шуба подоткнута.

Вздохнул, заворочался. Голова болела отчаянно.

Сопов выпростал из-под шубы руку и нащупал на лбу шишку величиною с кулак. Знатно угостил стражничек!

Но по сравнению с тем, что ожидало его впереди (обещаниями старца-кормщика), шишка была сущею чепухой.

И все-таки удивительно, подумал Клавдий Симеонович, зачем они меня сюда перетащили? Неужто прямо тут станут разделывать?

Сопов огляделся. Он не очень хорошо представлял, каким именно образом можно вытопить из человека жир. Надо полагать, какая-никакая оснастка все же потребуется.

Однако ничего подобного поблизости не наблюдалось. Ни устрашающих инструментов, ни жаровни. Да и печь, кстати сказать, не топилась.

От этого на душе несколько полегчало. Однако настоящее удивление еще ждало впереди.

Как раз в тот момент, когда Сопов изучал свою знатную шишку, за спиной раздался знакомый голос:

– Очнулся, болезный. Капитолинушка, обиходь гостя!

Клавдий Симеонович вздрогнул и оглянулся. Видит: сидит у другой стенки Кузьма, смотрит с улыбочкой и всем своим видом показывает, что рад возвращению Клавдия Симеоновича прямо-таки несказанно.

Вот тебе и морген-фри!

В китайской фанзе

Павел Романович молчал, слушал. Смотрел на вновь обретенного спутника. И размышлял: что же в услышанном правда?

Между тем Сопов отодвинул пустую миску, промокнул губы платком. Сложил его и спрятал обратно в карман.

Сказал:

– Воистину: девять жизней у кошки. Можете мне поверить.

Он пнул ногою корзину, в которой уютнейшим образом почивал Зигмунд.

Кот немедля приоткрыл глаз, глянул неодобрительно. Потом принялся мыться. Особенно обихаживал левое ухо – под ним виднелась свежая ссадина. Закончив, снова улегся и заурчал на манер маленького мотора. Что, как известно, свидетельствует о полном кошачьем удовольствии и благополучии.

Разговор происходил в китайской фанзе. Пришли они сюда прямо с вокзала. После их случайной встречи на перроне заштатного городка Цицикара – не сказать, чтобы бурной, но вполне дружеской – Клавдий Симеонович расставаться не пожелал.

– Кто знает, – заявил он, – уж не судьба ли нас сводит? Я вот склоняюсь именно к этому. Не стану больше ее искушать. Далее с вами пойду. Тем более что в чреве бронепоезда отчего-то не чувствую себя в безопасности. Скажете – парадокс?

Павел Романович пожал плечами:

– Хорошо, идемте.

Это прозвучало сухо, а зря: если б не Клавдий Симеонович, не видать бы доктору своего саквояжа. А ведь как сокрушался! Собирался нырять за ним в Сунгари, нанимать водолазов! Целую экспедицию замыслил. На деле же – вот как все обернулось. Весьма удачно. Возможно, даже и несколько чересчур…

Так что на господина Сопова не стоит косо смотреть. Его благодарить надобно.

…С сожалением покидал Павел Романович железнодорожный перрон. Хотелось повидаться с Вербицким. Как удалось избежать недавней атаки брандера? Наверняка – адъютанта заслуга. Впрочем, это их дело. Забот у начальника бронепоезда нынче достаточно, а потому не стоит отвлекать его досужей беседой.

От вокзала пустились пешком. Клавдий Симеонович сперва все пытался высмотреть ваньку, но потом сдался и поспешил следом. Дорогой он было пустился пересказывать вновь свои злоключения, но вскоре сам понял, что повторяется, и умолк. Вид господин титулярный советник имел самый бесхитростный – да только в рассказ его как-то не верилось.

Но, с другой стороны, рассуждал сам с собою Дохтуров, и мои приключения – чистой воды фантастика. Рассказать кому – на смех поднимут.

…После того как на палубе «Самсона» разорвался снаряд, пути Павла Романовича и господина Сопова временно разошлись. Контуженный взрывом, Дохтуров остался на пароходе. А после (вместе с Агранцевым) был захвачен красными в плен. Поскольку пароход вскоре погиб, Дохтуров находился в уверенности: господин Сопов отправился на дно Сунгари совместно с «Самсоном». И генерал Ртищев – с ним за компанию.

А самого Павла Романовича (и оставшихся в живых пассажиров) красные привезли на затерянный хутор. Для какой такой надобности? Вскорости прояснилось и это. Поначалу Дохтуров решил, будто – для выкупа. Ах, если бы так! Все оказалось проще – и вместе с тем страшнее.

Комиссар отряда большевиков, некто Логус, к пленникам обратился с горячечной речью. И обрисовал, так сказать, мизансцену:

– Вы – вовсе не мирное население, – сказал он. – Вы – солдаты противника. А с такими не церемонятся. A la guerre comme a la guerre! То есть на войне как на войне. Поэтому за военные действия против бойцов революционного батальона имени Парижской коммуны наш революционный суд всех вас приговорил к смертной казни…

– Как злостную контру и мракобесов, – всунулся один из товарищей.

– …и приговор нынче же будет приведен в исполнение. – Комиссар с видимым удовольствием обвел пленников взглядом.

Надо сказать, те как один были связаны (руки назад) и вдобавок притянуты веревкой к длинной колоде.

Рядом с Павлом Романовичем сидела молоденькая барышня лет девятнадцати. Он запомнил ее еще с парохода: мадемуазель Дроздова.

– Нас расстреляют? – прошептала барышня одними губами.

Но их не собирались расстреливать: комиссар заявил, что всем пленникам-мужчинам уготована жуткая казнь на колу. (Дело в том, что к тому времени красные в Забайкалье несли потери. В том числе и от местного населения. Приходилось им очень несладко – и тогда большевики измыслили, как им казалось, вполне оригинальный ход. А именно: захватить пленных и казнить с особой жестокостью. Причем весь, с позволения сказать, процесс запечатлеть на фотографических карточках. Логус даже продемонстрировал пленным специалиста – некоего Симановича, в недавнем прошлом содержавшего фотографическое ателье где-то в Чите.

Попросту говоря: красный батальон имени Парижской коммуны был послан в Маньчжурию именно с целью террора. И, как полагал Павел Романович, эта идея вовсе не являлась пустой или вздорной. Если опубликовать эти снимки… Да, возмущения будет немало – однако еще больше окажется страха. А страх куда эффективнее любого оратора.)