Невеста была в черном - Корнелл Вулрич

Шеф успокаивающе махнул рукой:

— Ну-ну, погоди, не кипятись. Он вот что имеет в виду, причем я понимаю его точку зрения. Миссис Морэн и вправду получила — во всяком случае, утверждает, что получила, — фальшивую телеграмму, подписанную именем ее сестры. К сожалению, никаких следов телеграммы в доме не обнаружено, она исчезла. Так что проследить, откуда она была отправлена, невозможно. Ее ведь могли послать прямо отсюда, из города, а миссис Морэн от волнения не обратила внимания на дату и место отправления. Правда, малыш рассказывает о том, как с ним играла «леди». Но у нас лишь два факта, которые определенно указывают на то, что тут не обошлось без вмешательства взрослого, — перерезанный телефонный провод и записка на одеяле малыша…

Уэнджер презрительно выпятил нижнюю губу.

— А как же замазка?

— Ты считаешь, что ребенок не смог бы добраться с нею до верха двери, так? Нет, Клинг говорит, на этот счет они его уже проверили. Не вмешивались, просто протянули ему замазку и сказали: «Давай-ка посмотрим, как ты замажешь дверь, ты же сделал это на днях». А сами отошли в сторонку и наблюдали за ним. Когда он дошел до высоты, дальше которой не доставал, то подтащил табурет на трех ножках, из-под телефона, взобрался на него и аккуратно заделал щель вверху. Причем, если он сделал это добровольно и без каких-либо подсказок во второй раз, почему же, хотели бы они знать, он не мог это проделать в первый?

— Кхе-кхе! — Уэнджер возмущенно прочистил горло.

— Парни Клинга подвергли его еще одному испытанию. Они спросили его: «Сынок, если бы твой папа зашел туда, что бы ты сделал: выпустил бы его или оставил там?» Он ответил: «Пусть останется и поиграет со мной в прятки».

— Эти ребята что, с ума посходили? Где у них головы? Да, теперь я не сомневаюсь — ребенок и телефонный провод перерезал. И записку написал печатными буквами…

— Позволь мне закончить, хорошо? Они вовсе не собираются утверждать, будто ребенок сделал все это сам. Но они действительно склонны думать, что это несчастный случай. Просто — вполне допускаю — какой-то человек, испугавшись оказаться втянутым в это дело, предпринял неуклюжую попытку замести следы.

Такова версия людей Клинга — и не забывай, она еще не устоялась, ее лишь обыгрывают, пока не подвернется что-нибудь получше. К примеру: у Морэна имелась подружка на стороне. Фальшивая телеграмма была отправлена жене, чтобы обеспечить им свободу действий. Прежде чем женщина пришла, он, будучи один в доме с сыном, стал играть с ним в прятки. Он случайно заперся в чулане, а глупый малыш взял и заделал замазкой дверь. Появляется подруга, а Морэн уже задохнулся. Она теряет голову, смертельно опасаясь за свою репутацию. Укладывает ребенка и оставляет для жены неподписанную записку, приколотую к одеялу. Возможно, пока она все еще мечется там, начинает звонить телефон, и она, боясь снять трубку, еще больше теряет голову и в отчаянии перерезает провод. Они даже предполагают, что бедняжка настолько чокнулась, что, открыв дверь и увидев мертвого Морэна, в панике опять закрыла кладовку — лишь бы оставить все, как было, и даже опять замазала щели, чтобы это напоминало детскую работу, и ничью другую. Иными словами, несчастный случай плюс неумелая попытка со стороны человека с нечистой совестью скрыть свою причастность к нему.

— Фу-у-у! — выдохнул Уэнджер, зажав нос. — Ну а вот мнение на этот счет вашего подчиненного Уэнджера, без лишних слов: дерьмо. Я остаюсь или выхожу из игры?

— Оставайся, оставайся, — неожиданно смешавшись, согласился шеф. — Я свяжусь с Клингом. В конце концов, один раз ошибиться может каждый.

Казалось, они играют в креп — все сидели кружком на корточках, возвышаясь над чем-то в середине на полу. Что это, было не видно из-за их широких спин: во всяком случае, нечто ужасно маленькое. Иногда одна из рук поднималась и в недоумении чесала затылок. Иллюзия была абсолютная. Недоставало только стука — этого извечного языка игры в кости.

У дверей, не принимая участия в происходящем, но внимательно за всем наблюдая, высилась мужеподобная дама-инспектор. Что-то в ее облике противоречило человеческим представлениям о здоровье и эстетике. Смотревшего на нее сверху вниз она обманывала тем, что обещала закончиться раздвоенной, то есть в паре брюк. Но в конце концов она таки оказывалась в длинной юбке, и тогда естественное чувство гармонии восставало.

Уэнджер, появившийся в дверях, постоял, никем не замеченный, вбирая взглядом происходящее, пока ему не надоело. Наконец он прошел вперед, и согбенный конклав распался, обнаружив пигмея среди гигантов. На фоне их мощных фигур Куки казался даже еще мельче, чем был.

— Только не так, только не так, — запротестовал Уэнджер. — Нет, что это вы задумали — подвергнуть такого малыша допросу третьей степени?

— Да кто его допрашивает?

Уэнджер понял, что ошибся. Один из полицейских убрал поблескивающие карманные часы, которые он, очевидно, совершенно безрезультатно раскачивал на цепочке, пытаясь соблазнить малыша.

Инспектор запрокинула голову и заржала как лошадь.

Куки, с той дьявольской быстротой, с какой дети угадывают сочувствие и моментально ему подыгрывают, бросил взгляд на Уэнджера, сморщил по-обезьяньи свою забавную мордашку и принялся издавать умеренные всхлипы, грозившие перерасти в рыдания.

— Ага. Видали? — констатировал Уэнджер, окидывая собравшихся обвиняющим взглядом. — Вы что, не знаете, что дети такого возраста боятся фараонов? Каждый из вас в отдельности для него — натуральный враг, а когда вы собираетесь вокруг все сразу…

— Мы ж все в гражданском, а, ребята? — на полном серьезе возразил один из них. — Он же не видел наших блях, откуда ж он мог знать?

— Эксперт по младенцам, — хихикнул себе под нос другой, когда полицейские направились к двери.

Уходивший последним угрюмо бросил:

— Надеюсь, вам больше повезет, чем нам. Господи Иисусе, да лучше я каждый день буду работать с «медвежатниками», чем с этакой мелюзгой, толкуешь ему, толкуешь, а он даже не понимает.

— Еще как понимает, — буркнул Уэнджер. — Просто подход нужен умелый, только и всего.

Мужеподобная инспекторша, однако, осталась в комнате, хотя польза от нее была сомнительная. Уже в самом начале этой игры обнаружилось, что одна она наводит на «главного свидетеля» больший ужас, чем все остальные вместе взятые. Стоило ей сделать движение от двери — Куки тут же заходился в кошмарной истерике.

Уэнджер подтащил стул, уселся, расставил ноги под прямым углом и посадил на одно колено Куки.

— И опять же мы поиграем в Чарли Маккарти, — язвительно захихикала матрона. — Я даже думаю, что в тот вечер он вообще все проспал…

— А я думаю — он не спал. Занимайтесь своими делами.

Куки уже начал признавать Уэнджера после предыдущих бесед «на коленях». Он благосклонно, а может, даже и небескорыстно улыбнулся ему снизу вверх:

— У вас есть еще леденцы?

— Нет, доктор говорит, что я и так дал тебе слишком много. — Уэнджер принялся за работу. — Кто все-таки заставил твоего папу войти в кладовку, Куки?

— Никто его не заставлял, он сам захотел. Он играл в одну игру.

— На этом самом месте вы уже не раз застревали, — радушно подбросила матрона.

Уэнджер, ощутив вспышку непритворного гнева, что случалось с ним редко, рывком повернул голову:

— Послушайте, сделайте одолжение!

Он набрал полную грудь воздуха — чтобы хватило для того, что, он знал, его ждет.

— С кем он играл в эту игру, Куки?

— С нами.

— Да, но с кем «с нами»? С тобой и еще с кем?

— Я, он и леди.

— Какая леди?

— Леди.

— Какая леди?

— Леди, которая была здесь.

— Да, но какая леди здесь была?

— Та леди, которая… та леди, которая… — И не то чтобы Куки не хотел говорить, просто диалектика всего это дела приводила его в замешательство. — Та леди, которая с нами играла, — вдохновенно заключил он.

Уэнджер уже израсходовал почти все дыхание, которым запасся: с удрученным шипением он выпустил остальное.

— Видите, как он каждый раз уходит? Этому малышу, когда он вырастет, рот будет не нужен.

— Послушайте, Макговерн, я не шучу, если вы сделаете еще хоть одно замечание не по делу, пока я этим занимаюсь…

— А чем вы занимаетесь? — пожелала узнать инспектор, однако вопрос задала предусмотрительно невнятно.

Уэнджер вытащил черную записную книжицу. Снова повернулся к восседавшему у него на колене свидетелю, беспечно покачивающему ножками.

— Ну, послушай, как называлась эта игра?

— Прятки! — с радостной уверенностью заявил Куки. Он уже попал на знакомую территорию.

— Чья очередь была первая?

— Моя.

— А затем чья?

— Затем этой леди!