Боярин - Олег Гончаров

– Что это? – спросил я Рогоза. – Или режут кого?

– Нет, – ответил он. – Это волхвы местные народ на требу созывают.

– Чего же они так надрываются? – усмехнулся Просол.

– А ты рожу-то не криви, – урезонил его Ромодан-кормчий. – Всяк по-своему богов славит, и не тебе обычаи чужие осмеивать[20].

– Да я ничего, – стушевался малый.

– Ничего – это место пустое, – сказал кормчий. – Ты когда в город выйдешь, себя блюди, чтоб по поступкам твоим нас хаять не начали.

Пока грузали ладью опорожняли, Стоян нас на берег отпустил. Шумным мне град показался. Стены у Булгара каменные, башни высокие, а ворота широко распахнуты. Время осеннее – время торговое. Со всех концов света купцы товар везут. Торжище здесь Ага-Базар прозывается. Вот по этому базару мы и прошлись.

– Ой, что за лошадь чудная? – Просол глаза от удивления выпучил.

А я, хоть и не робкого десятка, однако от невидали такой за рукоять меча схватился.

– Это животина добрая, – Рогоз нам пояснил. – Верблюдой прозывается. Вишь, горбыль у нее какой? Она в том горбыле воду возит. Потому может по полю дикому целый месяц скакать и поклажу на себе тащить. За то купцы ее и ценят. Да не пужайся ты, – хлопнул он Просола по плечу. – Она же не лягается. Плюнуть может, ну так ты утрешься да дальше пойдешь.

– Чудеса! – не смог сдержать восхищения малой.

– То ли еще будет, – пообещал старик.

И прав Рогоз оказался – на Ака-Базаре чудес хоть отбавляй. Пестро вокруг и многоязыко. От товаров диковинных лавки ломятся, от каменьев и украшений ярких глаза разбегаются, только мне не до чудес базарных. Надо мне было Ильяса Косоглазого найти. Потому я потихоньку от своих отстал и на невольничий рынок отправился.

Пустым оказался рынок.

– Время для торгов не настало еще, – посетовал замухрышка-сторож. – По весне торги начнутся, а пока тихо у нас. Ловцы только по морозу в походы уходят, когда Священная река в лед оденется.

– А Ильяса мне где найти? – спросил я его.

– Косоглазый в домине своей живет. Во-он там, за бараками. А тебе чего от него нужно?

– Так, – отмахнулся я. – Поговорить нужно.

Дом у Ильяса и впрямь большим был, в два этажа и с пристройками. Глиной обмазан, мелом выбелен. Прав сторож – не дом, а домина.

Постучал я в ворота низкие, за тыном кобели забрехали.

– Кого там шайтан принес? – мне из-за двери крикнул неласково.

– Мне Ильяса бы повидать.

– Зачем тебе хозяин?

– Дело у меня к нему выгодное, – отвечаю.

Стихло все за тыном. Я постоял, подождал – никого.

– Чего они там? Вымерли, что ли? – собрался уже через забор лезть.

Слышу, шаги как будто. Точно.

Открылась калитка.

– Заходи, – говорят. – Хозяин принять может.

Зашел я внутрь. На пороге меня двое встретили. Огромадные детины, а лица у них – не приведи Даждьбоже с такими в темном лесу встретиться.

– Оружие есть? – спрашивают.

– Меч вот, – говорю, – да кинжал еще.

– Отдавай.

– Это зачем еще? – удивился я.

– Чтоб хозяину спокойней было.

Отстегнул я меч и кинжал отдал.

– Пойдем, – говорят.

Ильяс Косоглазый не таким уж и косым оказался. Глаза у него обычные, только уж больно колючие.

– Рад повидаться, гость дорогой. Как здоровье, все ли в порядке? – говорит, а на лице улыбка широкая, словно и вправду только и ждал, когда я к нему наведаюсь.

– Хвала Богам, – с поклоном я ему отвечаю. – А у тебя, надеюсь, все ладится?

– Слава Аллаху, все движется, – он мне, а потом в сторонку отступил: – Проходи, присаживайся, угощайся, – жестом широким меня приглашает.

Посреди клети просторной у него ковер дорогой. На ковре подушки расшитые, а меж ними яства всяческие на блюдах дорогих.

– Я уж как-нибудь после хозяина, – ответил я степенно.

Он на подушку уселся, ноги под себя подвернул, ну, и я присел рядышком.

– Я хотел…

– Ты вначале поешь, а потом о деле поговорим, – перебил он меня.

Что ж поделаешь тут? Пришлось согласиться.

Пока ели, о пустяках разговаривали. Он меня про пути-дороги мои пытал: откуда приехал да как добрался? Я ему и рассказал, что издалека со Стояном-купцом мы пришли, мед с патокой да воску духмяного на Ака-Базар привезли. Он меня слушает, а в глаза не глядит, лишь изредка взгляд бросит и отвернется. Ягоду зеленую от грозди отщипнет и жует тихонечко. А взгляд у него цепкий, чувство такое, словно он меня им ощупывает. Выходит, не зря его Косоглазым нарекли.

– А еще тебе Махмуд-ратник велел поклон передать, – закончил я свой рассказ.

– Махмуд? – удивился он. – Жив еще вояка? Не высох?

– Вроде нет, – пожал я плечами.

– А теперь и о деле можно, – увидел он, что я наелся, и разговор ближе к делу направил.

– Слышал я, – говорю ему, – что ты двуногим товаром приторговываешь?

– На все воля Аллаха, – склонил он голову.

– Мне Махмуд говорил, – продолжил я, – будто он тебе полонянок из моей родной земли приводил.

– Было дело, – снова кивнул Ильяс.

– А еще говорил, что среди них была одна, ростом невеликая, – я старался правильно выговаривать слова чужого мне языка, чтобы понял он, о ком речь веду. – Волос у нее светлый, а глаза зеленые, с искоркой карей, сама бойкая и красотой не обделена.

– Как же не помнить, – вдруг скривился он. – Бешеная рабыня. На всех в драку лезла, чуть покупателей у меня не отбила. Никак продать ее не мог.

– Где она? – Я почувствовал, как сердце в груди заухало и кровь в висках застучала.

– Ой, какой прыткий, – пожал плечами Ильяс. – У вас всегда так?

– Как?

– Жить спешат? – Он отщипнул еще ягодку, пожевал ее задумчиво, а потом сказал: – Один мараканский дирхем, чтобы мне лучше вспоминалось.

– Хорошо, – поспешно ответил я, обрадованный, что все обойдется мне так дешево, запустил руку за ворот, вынул из кошеля золотой кругляш и бросил его Ильясу.

Тот поймал деньгу на лету, мельком взглянул на персуну базилевса на желтом металле, попробовал золото на зуб, взвесил на ладони и бросил на меня колючий взгляд.

– Здесь весу на три дирхема, – сказал со знанием дела.

– Бери, – я ему говорю, – все равно других нет, а к менялам идти некогда.

Он поднял глаза к потолку.

– Во имя Аллаха милостивого и милосердного, – сказал.

– Так где же она? – спросил я нетерпеливо.

Он немного помолчал, видно, решил меня помучить, а потом улыбнулся и сказал:

– Шесть дирхемов, чтобы еще лучше освежить мою память.

И еще три золотых кругляша оказались в его руке.

– Так и быть, – сказал он. – Приходи завтра, а я пока пороюсь в моих записях, ведь столько товара проходит через мои руки, что всех не упомнишь.