Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы. - Франсис Карсак

Он протянул мне толстое кольцо, скрученное восьмеркой.

— Сила этих мышечных волокон просто невероятна!

На следующее утро меня разбудил стук в дверь. То был посыльный от Луи, сообщивший, что вот-вот начнется суд над теми из пленных, которые не были ранены, и что как член Совета я должен в нем участвовать.

Я вышел. Уже поднималось голубое солнце.

Суд собрался в большом сарае, превращенном в зал заседаний. Трибунал состоял из членов Совета и наиболее влиятельных граждан, среди которых были Вандаль, Бреффор, мой брат Поль, Массакр, пятеро крестьян, Бевэн, Этранж и шестеро рабочих. Мы — члены Совета — расположились за столом, установленном на небольшом возвышении, остальные расселись слева и справа от нас. Перед нами осталось свободное пространство для обвиняемых; дальше стояли скамьи для публики. Все выходы охраняли вооруженные автоматами люди. Прежде чем ввели обвиняемых, мой дядя, избранный председателем в силу его возраста и авторитета, поднялся на ноги и сказал:

— Еще никому из нас не доводилось судить себе подобных. Сегодня же нам пришлось стать членами чрезвычайного трибунала. У обвиняемых не будет адвокатов, так как мы просто-таки не можем терять время на бесконечные споры. Поэтому мы должны быть столь справедливыми и беспристрастными, сколь это вообще возможно. Двое главных преступников мертвы, и я вынужден вам напомнить: на этой планете, где так мало людей, нам дорог каждый. Но не будем забывать и о том, что по вине обвиняемых погибли двенадцать наших парней, а три наших девушки долгое время подвергались грубому и постыдному обращению. Введите обвиняемых.

— Где Менар? — шепнул я ему.

— Работает с Мартиной над теорией катастрофы. Это очень интересно. Вернемся к этой теме позднее.

Один за другим, в сопровождении вооруженной охраны, вошли уцелевшие пленные — тридцать один человек. Иду Оннеге́р и Мадлен Дюше ввели последними. Мой дядя снова взял слово:

— Вы все обвиняетесь в убийствах, грабежах и вооруженных нападениях, а также в заговоре против безопасности Государства. Есть среди вас кто-то главный?

Обвиняемые с пару секунд колебались, потом вытолкнули вперед рыжеволосого великана.

— Когда хозяев не было, командовал я.

— Ваше имя, возраст, профессия?

— Жан Бирон, тридцать два года. Раньше был механиком.

— Вы признаете те факты, в которых вас обвиняют?

— Признаю я их или же нет, это не имеет значения. Вы все равно меня расстреляете!

— Не обязательно. Вы могли заблуждаться. Да и потом, вы ведь были не один! Что заставило вас поступить таким образом?

— Что ж... После того переворота патрон толкнул речь, сказав, что деревню захватила — вы уж извините — всякая шваль, что мы теперь на другой планете и нужно спасать цивилизацию, и что если. — тут Бирон на мгновение запнулся. — все пройдет хорошо, мы будем жить, как сеньоры былых времен.

— Вы участвовали в нападении на деревню?

— Нет. Можете спросить у других. Все, кто участвовал, мертвы. Это были люди сына хозяина. Сам патрон тогда жутко разозлился, буквально рвал и метал. Шарль Оннеге́р заявил, что взял заложников, а на самом деле он давно хотел эту девку. Патрон был против. Да и я тоже. Это Леврен его надоумил.

— Чего же добивался ваш хозяин?

— Я вам уже сказал. Он хотел быть властелином этой планеты. В замке у него была куча оружия — на Земле он занимался его контрабандой, — и потом, у него были мы. Вот он и рискнул. Что до нас, то нам просто некуда было деваться. Когда-то, в прошлом, мы все наделали немало глупостей. Патрон знал, что у вас почти нет оружия. Он не думал, что вы его изготовите так быстро!

— Хорошо. Уведите! Следующий!

Следующим оказался тот самый блондин, который выкинул белый флаг.

— Ваше имя, возраст, профессия?

-Анри Бельтер, двадцать три года. Учусь в политехе.

— А вы-то какого черта во все это ввязались?

— Я знал Шарля Оннеге́ра. Как-то вечером я проиграл в покер все свое месячное содержание. Он выплатил мои долги, пригласил меня в замок и во время горной прогулки спас мне жизнь. А потом произошла катастрофа. Я не одобрял ни планов его отца, ни его собственного поведения. Но я не мог предать Шарля. Ему я обязан жизнью. Однако и в вас я не стрелял ни разу!

— Это мы еще проверим. Следующий. Ах да, еще один вопрос! Что вы изучали?

— Я занимался аэродинамикой.

— Как знать, может когда-нибудь это и пригодится...

— Я вот еще что хотел сказать. Ида Оннеге́р... она сделала все, что могла, чтобы вас предупредить.

— Мы знаем. и обязательно это учтем.

Допрос продолжился. Здесь были представители практически всех профессий. В основной своей массе обвиняемые принадлежали к организации более или менее фашистского толка.

Не знаю, что в тот момент думали остальные, но я, по правде сказать, пребывал в замешательстве. Многие из этих людей, казалось, искренне раскаиваются, а некоторые и вовсе производили впечатление честных парней. Ясно было, что главных виновников уже нет в живых. Бельтер, в его преданности другу, вызывал у меня симпатию. Никто из обвиняемых не сказал о нем ничего плохого; наоборот, большинство из них подтверждало, что в сражении он не участвовал. Вошел двадцать девятый обвиняемый. Он заявил, что его зовут Жюль Леврен, что он журналист и что ему сорок семь лет. Это был невысокий тщедушный мужчина с костлявым лицом. Луи сверился со своими бумагами.

— Согласно показаниям свидетелей, вы не принадлежите к подручным Оннеге́ра. Вы были гостем, и некоторые даже полагают, что вы и есть главный босс. Думаю, вы не станете отрицать, что стреляли по нам. Кроме того, свидетели жалуются на. скажем так, определенную жестокость с вашей стороны.

— Это ложь! Я никогда не видел этих людей. И я ни в чем не участвовал. Просто был там в гостях!

— Вот же наглец! Врет как сивый мерин! — не выдержал один из парней, стоявших на карауле у дверей. — Я собственными глазами видел его у центрального пулемета, того самого, из которого убили Салавена и Робера. Трижды я брал этого сукиного сына на мушку, да всякий раз упускал возможность его снять!

Многие из присутствовавших в зале гвардейцев, явившихся в качестве зрителей, поддержали сделавшего это заявление парня. Журналист пытался протестовать, но его выволокли наружу.

— Введите мадемуазель Дюше.

Несмотря на обилие косметики, выглядела девушка неважно. Она казалась испуганной и растерянной.

— Мадлен Дюше, двадцать восемь лет, актриса. Но я ничего не сделала!

— Вы ведь были любовницей папаши Оннеге́ра, не так ли?

— Да обоих сразу! — выкрикнул кто-то из зрителей. Зал содрогнулся от хохота.