Дети Хаоса - Дэйв Дункан

— Я сказал, не подумав, госпожа. Как мы объясним отсутствие Альса? — спросил Верк. — Мой брат не слишком умен, но я его люблю и не хочу, чтобы его выпороли.

— Хватит говорить о порке! Никто никого не порет в Скьяре. Он выпал из колесницы, когда сломалась ось.

Ложь во спасение, без злого умысла, только затем, чтобы защитить отца от ненужных волнений.

— Да, тогда накажут конюха, который закреплял колеса.

Френа возмущенно открыла рот и снова закрыла. Наверное, он прав. Все эти разговоры о наказаниях были ей в диковинку. Она никогда не задумывалась о жизни, в которой случаются понятые вещи.

— Это моя вина. Я ехала слишком быстро, и колесница Альса перевернулась, налетев на камень.

Лицо Верка, покрытое золотой щетиной, наморщилось, словно он пытался сдержать улыбку.

— Разве хороший стражник позволил бы вам такое безрассудство? Меня посадят на кол, как пить дать!

— Прекрати! Ты прекрасно знаешь, что отец никого не наказывает без суда.

— Сорок плетей для человека моего возраста, — грустно проговорил Верк. — Но кто считает? Суд все равно постановит, что могучий стражник выдержит и больше, а кто потом возьмет его на работу с такими шрамами?

— Гром напугал онагров Альса, и они понесли. Такое может случиться с кем угодно.

Верк с серьезным видом кивнул.

— Хозяин посчитает сломанную руку достаточной карой. Но я не должен был подпустить вас к тем крестьянам, так что придется мне упасть ему в ноги и молить о пощаде.

— Это же моя вина! Я не позволю тебя наказать.

— Миледи добра, — повторил Верк, но без особой убежденности в голосе.

Когда они подъехали к тому месту, где река Скьяр брала свое начало из озера, Френа передала вожжи Верку. Вскоре по обеим сторонам пропасти появились высокие стены, которые назывались Ворота Веру. Там на бесчисленных каменистых островах расположился крупнейший торговый город Вигелии. Когда река разделилась на дюжину резвых речушек, дорога свернула от берега и повела через Первый мост к Колокольному Звону, самому высокому острову Скьяра. Вскоре воздух стал слишком сырым и горячим, и Френа почувствовала себя, как рыба в густой похлебке. Верк выбрал Верхнюю дорогу к Желтому Молоку.

Весь Скьяр состоял из бесчисленного множества мостов. Некоторые нависали над водой, соединяя скалы, извиваясь и вздыбливаясь, точно змеи. Другие, веревочные, на которых кружилась голова, повисли между каменными шпилями. А еще были узенькие мостики из простых досок, и такие, по всей длине которых стояли двойные ряды лавок и домов.

От Желтого Молока к Змеиной Шкуре и Яйцу…

Некоторые острова были широкими и относительно плоскими, другие высокими и скалистыми, с прилепившимися к их бокам и вершинам домами, похожими на грибы. Жители города считали, что любой камень, возвышающийся над поверхностью воды, годится для того, чтобы стать фундаментом, пусть даже для обычной пристани у моста, а если таких камней оказывалось три или четыре, на них вполне можно было возвести дом.

От Яйца к Излучине Лимпет…

Скьяр представляли его люди: плотники, шорники, ткачи, писари, пивовары, купцы, грузчики, священники, медники, красильщики и самые разные мастера. Среди них нередко встречались веристы в накидках, Свидетельницы в белых одеяниях, настриане в зеленых плащах и последователи других легко узнаваемых культов. Кроме того, в столице наверняка имелись представители религиозных общин, которые не требовали определенной одежды.

Скьяр был невероятно древним городом и одновременно вечно молодым, построенным из дерева по старейшим законам судостроения. Год за годом его изводила гниль, землетрясения, зимние бури или случайные пожары. Френа провела в Кирне совсем немного времени, однако заметила, что Скьяр изменился: Треугольник сгорел до самого основания, между Овечкой и Сотами наконец открыли новый мост.

Воздух был липким и затхлым, пропитанным запахами еды, отбросов и большого количества людей.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что крестьяне будут просить священного Укра не вмешиваться? Он ведь и их бог.

Верк пожевал губу, ловко маневрируя между прилавками маленького рынка и следя за тем, чтобы Мрак и Ночь не прокладывали себе дорогу при помощи зубов.

— Я плохо подумал, мне не следовало так говорить, госпожа.

— Отвечай!

Он мельком посмотрел на нее, затем снова уставился вперед.

— Умоляю, позвольте мне не отвечать. Хозяин и так не одобрит мою болтливость.

Значит, между ними вновь появится секрет — между ней и слугой в доспехах с металлическими пластинами.

— Обещаю, я ничего ему не скажу.

Ночь выбросила вбок копыто, толкнув какую-то пухлую матрону на ее спутниц; тут же раздались громкие угрозы и ругань. Верк оказался великолепным знатоком непристойностей. Френу удивило, что, когда все улеглось, он вернулся к ее вопросу.

— В трудные времена у крестьян голодают дети, госпожа. Да и в хорошие за урожай дают не слишком высокую цену. Городская мышь всегда питается лучше деревенского быка.

— А какое это имеет отношение к Укру?

— Говорят, Укр присматривает за своими почитателями.

— В смысле?

— Понимаете, госпожа, — вздохнув, сказал он, — чтобы выжить, крестьянам приходится брать еду в долг. Те, у кого она есть, дают ее тем, кому ее не хватает. А потом они требуют долг назад и получают землю за гроши. Крестьянин становится крепостным, а его детей ждет еще более жалкая участь… так говорят, — добавил он, метнув в нее короткий взгляд.

Френу передернуло.

— Хочешь сказать, так поступает мойотец?

— Никак нет, госпожа! Ай! Стражник, который говорит, что охраняет чудовище, — плохой стражник, верно, госпожа? Кто же будет ему доверять?

Он явно над ней потешался, и Френа не решилась ответить, чтобы не выставить себя еще большей дурой. Никто из слуг до сих пор не осмеливался говорить с ней так откровенно. Верк показал ей совершенно новый взгляд на отца и, разумеется, на нее саму.

Вверх по Крутому мосту к Великому, еще выше к Отваге Оссы, над мачтами корабля к Мертвому Звонарю, потом к Живому Звонарю и по почти отвесной дороге к Храму…

— Ты действительно не знаешь, зачем отец за мной посылал?

В дощечках о новых конюшнях, которые он прислал ей меньше шестидневки назад, не было даже намека на это.

— Он не поставил меня в известность, госпожа. Люди говорят, что рты умеют болтать, но не хранить секреты.

— То есть, до тебя доходили слухи?

— Ничего подобного, — твердо ответил Верк. — Даже мышь не пискнула.