Якорь (СИ) - Караванова Наталья Михайловна

— Чтобы избежать ненужного ажиотажа, — поспешно вступил помощник, — министерство приняло решение работать по этому объекту без привлечения внимания общественности…

— Да, — министр слегка наморщил нос, — представьте себе, сколько было бы желающих испробовать это на себе, если бы нам удалось доказать, что трансформация проходит безболезненно, и по завершении процесса сохраняется прежний жизненный опыт… это нам было совершенно ненужно. И сейчас ненужно тоже. В сущности, чем отличается преобразованный человек от обычного?

— Всем. — Гилоис поджал губы. — Поверьте, я их навидался.

— Они глупее? — заинтересовался профессор Ханчиэни.

Глупее ли? Нет. Но…

— Не знаю. Они другие. А, вот. Они замкнуты, не интересуются ничем кроме простейших надобностей…

— Иными словами, уровень их потребностей и интересов существенно ниже, чем у нормальных людей. Так?

— Так. Но не только это…

— А вы задумывались, — у профессора, очевидно, это была одна из любимых тем для разговора, — почему так происходит? Ведь то, что мы имеем на выходе после трансформации, это потенциально не просто нормальный, это очень развитый человек. Пен-рит лучше регенерируют, их память, я не говорю о стадиях трансформации, я говорю о результате — надежней, они быстрей соображают. Физически они почти безупречны и имеют высокий иммунитет. Так что же мешает им стать полноценными членами общества?

— Вы хотите в этом обвинить институт кураторства? — возмутился Гилоис.

— Ни в коей мере. Моя теория — всему виной именно отсутствие у объекта социального опыта на момент проведения трансформации. Белый лист мы превращаем в белый лист. А ведь личность человека формируется медленно, переходя через все стадии взросления. На нее накладывают отпечаток детские радости, юношеские переживания. Первая любовь, предательства, смерть близких, дружба. Как можно создать полноценную личность за год-два, когда на самом деле на это тратятся годы и годы? В этом причина, господин куратор. Именно в этом.

— Действительно… я никогда не задумывался, но вы, конечно правы. Однако мы видим, что память теряется все равно.

— Разумеется! Но ведь у любого человека организм постоянно обновляется. Одни клетки заменяются другими. Вся беда, что с пен-рит это происходит очень быстро. Впрочем, возможности подтвердить или опровергнуть эту теорию у нас до недавнего времени не было.

— Именно поэтому наши ученые ухватились за предложение иномирян провести эксперимент на их… э… материале, — заметил Вилитэри.

— Удобная возможность избежать ненужной огласки, — добавил профессор Ханчиэни. — Кроме того, женщина в любом ином случае непременно погибла бы. На результат мы не надеялись, и сочли за благо подтвердить факт смерти объекта при первом удобном случае.

Гилоис кивнул. Если он обо всем этом и не знал доподлинно, то, конечно, догадывался.

— Результат эксперимента нам важен даже сейчас. Может быть, вы удивитесь, но в наше время, когда демографическая проблема на планете почти решена, пен-рит исследования становятся куда более актуальными. Если удастся доказать, что память пен-рит можно восстановить… не мне вам объяснять. Мы все эти годы отслеживали ваши успехи и высоко оценили вашу деятельность. Поверьте, если бы это было не так, рядом с объектом уже давно находился бы другой куратор.

Гилоис снова кивнул. Слова министра казались взвешенными и убедительными.

— И ваши отчеты изучаются самым тщательным образом.

— Однако память она все-таки теряет. Регресс очевиден и, на мой взгляд, его скорость увеличивается.

Куратор, как профессионал не мог этого не сказать. Однако профессор Ханчиэни вежливо возразил:

— Это нормально. Идет интенсивная замена клеток головного мозга. Аналоги никогда не воспринимали информацию о процессах в полном объеме. И, Гилоис, вы, очевидно, нас не совсем правильно поняли. Конечно, для науки важен чистый эксперимент. Но мы должны учитывать в первую очередь стратегические возможности. Как только проблема будет достаточно изучена, мы планируем провести несколько опытов на добровольцах. Остается открытым вопрос, как трансформация скажется на пожилых объектах. Такой статистики просто нет. Ни клоны, ни люди с патологиями головного мозга до нужного возраста еще не доживали. А представьте, как заманчиво — вернуть молодость и силы лучшим людям нашего века?

— С этой идеи и начиналась пен-рит программа, — напомнил министр, — пятьдесят лет назад. И к этому мы идем. Но мы отвлеклись. Профессор…

Ханчиэни продолжил объяснения:

— По нашим расчетам, ваша подопечная прекрасно выдерживает происходящую перестройку организма. Ее показатели очень далеки от критических, и есть шанс, что память ее можно будет восстановить хотя бы частично.

— Другое дело, — добавил помощник Вилитэри, — что сейчас пен-рит программа жестко контролируется со стороны международных организаций, в первую очередь — Вторым отделом Бюро космических исследований, с которым у нас подписан ряд соглашений, и нарушить их мы не в праве. Мы оказались в очень шатком положении.

— Правильно ли я понимаю, что контролирующих интересует именно эта часть пен-рит программы?

— Совершенно точно. В результате грубой ошибки одного из функционеров Второй отдел Бюро обнаружил нашу секретную лабораторию. Пусть и не основную, и выяснить они ничего не смогли, потому что все данные были успешно уничтожены. Но они получили ниточку, и будут дураками, если за нее не потянут, а, уверяю вас, в БКоИ работают не дураки.

— Именно поэтому нам сейчас так важно избежать провокаций, — хмуро заявил помощник. — И если всплывет история с вашей подопечной… ведь она у вас сейчас имеет полную свободу передвижений, ходит по городу, разговаривает с людьми…

— Она замкнулась в себе, — возразил Гилоис, — почти не разговаривает и ни с кем не общается. Все ее маршруты давно известны, я способен, взглянув на часы, точно сказать, где она. Единственное место, где она бывает, кроме дома — это ее работа.

— Было бы неплохо, если бы она временно перестала покидать дом. — Министр удрученно вздохнул. — В свете последних событий это может быть опасно для нее самой. И нам спокойней.

— Вряд ли это подействует. Она становится нервной, если хоть как-то нарушается привычный режим. Этот режим, повторяю, создала себе она сама. По-моему, он для нее что-то вроде суррогата свободы. Любая попытка навязать что-то приводит к отрицательному результату. Может привести к истерике, может к побегу.

— Гилоис, вы ее куратор. Найдите выход. Соблазните ее, я не знаю. Не можете сами, найдите кого-нибудь. Она у вас хорошенькая…

— Не выйдет.

— Почему?

— А вы пробовали соблазнить робота? Повторяю, этот ее режим, как программа, в которую входит множество запретов. Запрет на секс, на досуг. На долгие разговоры со мной. Кроме запретов в этой программе есть необходимость заниматься каким-нибудь делом, даже если она не на работе. Необходимость каждое утро совершать прогулку по привокзальной площади. Необходимость ежедневно и развернуто отвечать на десяток вопросов, которые она сама же и сформулировала несколько недель назад. Возможно, это ее метод защищаться от саморазрушения. Но повторяю, действует он плохо: она забывает.

Помощник внимательно оглядел присутствующих и медленно произнес:

— Может быть, имеет смысл как-то подстегнуть этот процесс? Память… в конце концов, нам одной проблемой меньше. Узнают о ней в пространстве, будет скандал. А так… не придется ломать голову, что с ней делать, если память однажды восстановится.

Профессора зримо передернуло.

— Не перегибайте палку, коллега. Что-то предпринять можно, но только в том случае, если опасность из абстрактной станет конкретной. В конце концов эта женщина все еще единственный разумный человек, переживший полную трансформацию.

Помолчали. В любом случае, последнее слово за министром.

— Поступим так. Вы, Гилоис, продолжайте наблюдать. Все материалы по этому делу должны быть у меня. Особенно если вдруг вам хотя бы покажется, что к нашей пен-рит возникло особое внимание… ну, не мне вас учить.