Ключ к раздельному питанию - Николай Басов

Салатное смешение мяса с овощами, иногда просто не подходящими к мясу обеспечивало первый из возможных конфликтов. Второй конфликт вызывал супец, почти всегда провоцирующий ту же невозможную смесь кислого и щелочного питания, да еще разбавляющий желудочный сок двумястами граммами жидкости, которая составляла его основу. Эту жидкость желудок тоже пытался переварить, но почти всегда тщетно, потому что, пытаясь создать необходимую концентрацию, он должен был после супа выработать раза в три больше желудочного сока, чем полагалось бы по природе, разумеется, расходуя свои ресурсы в сумасшедших, едва ли не превышающих ценность обеда количествах.

Второе было просто издевательством над желудком, потому что макароны блокировали возможность разобраться с мясом, а мясо или рыба почти наверняка так провоцировали отделение желудочного сока, что он пропитывал эти макароны насквозь, и никакая двенадцатиперстная, кроме самой закаленной, не могла потом с ними справиться. Чуть легче дело обстояло, когда вместо макарон доставались каши, но если они бывали недоварены, то результат бывал плачевен вдвойне, потому что каша сама по себе травмировала стенки желудочно-кишечного тракта, да и попытка справиться с ней отвлекала ресурсы пищеварения в таких количествах, что на все остальное сил наших желез могло уже и не остаться.

Еще одним ударом по здоровью, был, без сомнения, компот. Он снова разжижал желудочный сок, снова заставляя поджелудочную изрядно «поднапрячься», но зато приносил в себе сахар, который тут же усваивался, попадая в кровь, составляя, может быть, единственную пищевую составляющую, на которой организм не растрачивался больше, чем получал от этого обеда в целом.

«Не сыт, не голоден»

И все-таки, как говорили многие тогдашние посетители столовых, они уходили из нее если не сытыми, то уж наверняка не голодными. А вот если приходилось обходиться без такого обеда, то голод подступал почти неотвратимо. И по-своему они правы.

Чувство голода та операция, которую мы называем общепитовским обедом, действительно блокировала. Для больного желудка иногда удавалось даже вовсе его погасить. И происходило это, главным образом, потому, что – держитесь за что-нибудь – питание было неправильным. То есть, чем более неправильное питание предлагали эти столовые, тем более «сытным» казался этот обед.

Дело в том, что, как я сказал раньше, хорошо приготовленная и правильно съеденная пища задерживается в желудке или в двенадцатиперстной очень недолго. Требуя только ту меру своего расщепления на составляющие, которая будет успешно усвоена тонким кишечником. Не больше.

Неправильный же обед остается в желудке очень долго, потому что желудок работает над составляющими кислотного питания этого обеда, перекисливая его целиком, включая даже и щелочные компоненты. Потом происходил обратный процесс – то есть двенадцатиперстная эту кислотность расщелачивала, а затем снова загружалась на пару-тройку часов, чтобы вытащить хоть какие-то компоненты из полученной смеси. Пообедавшему казалось, что брюхо не пусто, и голода нет как нет. Это происходит потому, что тело не посылает сигналов о голоде, когда у него есть, над чем «трудиться», есть хоть что-нибудь, что можно переваривать.

Да, голода не бывало. Особенно у тех, у кого была ослабленная поджелудочная, потому что в таком случае ей приходилось трудиться еще дольше. Или вялый желчный пузырь, или что-либо еще не соответствовало агрессивности подобного питания, и разумеется по той же причине – общая слабость каких-либо звеньев желудочно-кишечного тракта.

Конечно, и среди тогдашних клиентов общепита случались неиспорченные люди, которые помимо отсутствия голода испытывали еще кое-какие ощущения, которые никто из их приятными не считал. Чаще всего это называлось – «кусок стоит колом». И это было очень верное определение такого обеда, правильное результирование всего, что он причинял телу. Пища именно «стояла», и именно «колом», и справиться с ней было почти невозможно.

И все-таки, голода не возникало. Спрашивается – почему?

Голод желудочный и нормальный голод.

Настоящий голод, возникающий в следствие отсутсвия питательных веществ для клеток тела, этот обед изначально вряд ли мог удовлетворить. Но искусственный голод, который он сам и вызывал, вернее, то чувство желудочной активности, которое возникало незадолго до запланированного обеда во время перерыва, – а у некоторых граждан это ощущение тренировалось в течение многих десятилетий, куда уж тут павловских собакам! – он действительно гасил. То есть, происходила перестановка сигналов, своего рода негативный эффект той обратной связи, по которой построена наша система оповещения о тех или иных дефицитах организма.

Ситуация эта выглядит следующим образом. Незадолно до обеда желудок, зная, что сейчас его накормят плохоперевариваемой смесью, пытался защититься. И начинал вырабатывать желудочный сок, причем с запасом, потому что почти наверняка знал, что его все-равно не хватит. И возникало ощущение голода, которое принималось не очень просвещенными гражданами, за вполне здоровое ощущение.

Беда в том, что это был желудочный голод, который к подлинной системе запросов на некоторые вещества, нуждающиеся в соответствующей компенсации – не имеет никакого отношения. Именно так!

То есть, существует как бы два голода. Первый из них, желудочный, вызван временн'ой подготовкой к кормлению, по сути защитная рекция на последующее поступление пищи, мало отличающейся по своему суммарному токсическому воздействию от отравления. Между прочим, примерно так же организм реагирует на отравление никотином, когда выделевшиеся в организме вещества, призванные нейтрализовать никотин, «заставляют» курильщика любой ценой искать сигарету, просто потому, что они ни к чему больше не приспособленны… Любопытно, что это ощущение никому, даже самим курильщикам не приходит в голову называть нормальной, а точно такую же, с теми же физилогическими зависимостями реакцию в отношении желудка почему-то считают вполне здоровой. По-моему, это еще раз говорит если не о совершенно дремучем невежестве, в котором пребывает наша публика относительно питания, то определенно о неумении разделять и оценивать разные варианты и степени своей зависимости от пищи.

Этот желудочный голод – лишь обман, в чем нетрудно убедиться, «пропустив» обед, или переборов его сигналы, что происходит сплошь и рядом, скажем, во время выходных. Разумеется, и тогда в желудке возникает желудочный позыв к еде. Но если его не послушать, все желание поесть очень быстро проходит. Уже через час, а то и меньше, от неукротимого, как казалось, голода не остается и следа. Значит, телу ничего не нужно, попытка покормиться была ложной.

И существует другой голод, который необходимо уметь различать в себе, который не имеет никакого отношения к желудку, к общепиту, и который единственно правильно подсказывает – хочет ли тело есть, что ему предложить, в какой комбинации оно хочет требуемые вещества усваивать. Так, например, беременным женщинам удается «прочитать» очень тонкие запросы, что иногда зовется капризами, но чему не противодействуют ни в одной культуре мира, и следовательно, капризы эти признаются не пустыми, а разумными.

Этот настоящий, здоровый голод, лишен всякого «негатива», присущего желудочным позывам. Он не «разгоняет» желудок на нормативное отравление, не «зовет» его к превентивной самообороне от кормежки. Он не порабощает нас неприятными сигналами, требуя есть «для желудка», а выводит в мало-мальски тренированное для этого сознание весьма долговременные сигналы относительно такого питания, которое необходимо для здоровья всего тела. И он почти никогда не позволяет есть лишь для удовольствия, то есть, устраняется главная возможность переедания, и получаемая в итоге легкость – награда за умеренность, награда за то, что все съедено разумно и правильно.

Кстати, питание для удовольствия, для получения особенных ощущений радости, тоже имеет место, как весьма нездоровое, ведущее к переутомлению организма и желудочно-кишечного тракта. Но с ним сложнее, тут уже не привычка, которую можно вычеркнуть, тут действуют традиции, и частично, как всегда, психология. Вот как обстоит дело.

Праздничный стол – ошибка истории.

Еда всегда служила весомым, зримым подтверждением определенной, ценимой во всех известных нам обществах, степени защищенности от главного врага рода человеческого, которым является не СПИД, не чума, а голод. Кроме того, пир, устроенный для кого бы то ни было, свидетельствовал о престижном, неординарном положении устроителя, и работал на его статус, почти всегда был явным свидетельством командного положения хлебодателя. И разумеется, предлагал всем, кто сидел на этом пиру, определенную степень лояльности хлебодателю, равно как и подтверждал участнику его личное вхождение в клан, из которого уже не полагалось выходить. Недаром упрек – ты же ел за моим столом, – является и поныне одной из самых сильных констатаций черной неблагодарности.