После первой смерти - Роберт Кормер

  Руки отца покоились на его коленях. Он снова прямо смотрел на меня. Но теперь он показался мне мягче. Те самые движения старческих рук на его коленях всегда были интродукцией к решению какой-либо трудноразрешимой задачи, как это всегда казалось. Что-то вроде того: выйдем и побросаем в кольцо мяч. Или: почему в кинозале не только мы вдвоём? Теперь он сказал:

  - Теперь видишь, Бен. Я хотел, чтобы ты знал правду. Ещё многое будет по радио, телевидению и в газетах. Будет много искажений и неправды. И мы должны будем позаботиться об этой неправде. Мы должны сохранить Иннер Дельта. И какую-то часть правды придётся скрыть или… - он искал правильное слово, специально для меня, и нашел его. - Или пустить в ход смутную информацию. Но я не хочу, чтобы тебя как-то пугало или смущало что-то из того, что ты слышишь. Я лишь выложил некоторые факты. Я хочу быть уверенным в безопасности твоей и твоей матери. Но все предосторожности мы должны взять, как процедуру, как важную процедуру, Бен.

  Но был один вопрос, который я был должен задать, в секрете это было или нет. И я спросил:

  - Вы будете выполнять требования террористов, Папа?

  Он долго не отвечал и внезапно стал выглядеть утомленным.

  - Мы должны подождать, пока будет объявлена официальная позиция, - сказал он. - Но я не могу представить себе, чтобы все их требования были выполнены. Это установило бы прецедент, который может вызвать массовые захваты в заложники во всём мире, в которых будут погибать невинные люди и даже дети. Мы не настолько беспомощны, Бен. Мы начали одно из наиболее масштабных расследований в истории нашей страны. Это вовлекло тысячи людей на всех уровнях закона и исполнительной власти. Подключены федеральные, государственные, и местные власти. У нас есть ключ – методы, используемые захватившими автобус. Информаторы, готовые предоставить нам информацию. Мы основали национальный центр, чтобы получать и обрабатывать информацию. Всё это происходит наперегонки со временем, конечно, но у нас уже есть успехи. Тем временем, мы должны быть готовы к сделке, которая должна стать обманным манёвром. И другие возможности, о которых я говорить сейчас не могу. Так или иначе, мы приходим к условию, когда мы не будем должны выполнить все их требования, и вместе с тем дети будут спасены.

  И он медленно и с трудом поднялся, словно его собственное тело предъявило ему свои требования, которые ему трудно было выполнить. Он снова вздохнул:

  - Один ребенок уже мертв, Бен.

  - Они его убили? - спросил я ошеломленно. В мире действительно есть люди, которые убивают детей?

  - Мы в этом не уверены. Один из террористов сбросил его тело с моста. После того, как он исполнил свой сумасшедший танец с ребенком на руках.

  - Этот захватчик был на виду? Почему никто в него не выстрелил?

  - В их письме было указало, что за смерть каждого из них будет умирать ребенок. У нас не так много возможностей, Бен. И мы не знаем, отчего этот ребёнок умер. На его теле не было никаких следов насилия. Вероятно, он умер от передозировки наркотиков. Прямо сейчас проводятся лабораторные анализы. Но факт остается фактом – ребенок умер. В автобусе остались ещё пятнадцать детей, плюс девушка-водитель, - он прошёлся по комнате и положил руку мне на плечо. Он годами не прикасался ко мне, кроме редкого обмена рукопожатиями как, например, когда мой аттестат в конце учебного года был необычайно хорош. - Мне пора назад, - сказал он. - Но я буду звонить. Мать тебе позвонит немного позже. Мы воспользуемся специальными линиями. Но оставайся дома, Бен. И прояви терпение. Ладно?

  - Ладно.

  Он стоял в наглаженной рубашке и в галстуке строгого стиля, цветом похожего на проступающее серебро в его волосах. Он не походил на генерала и не напоминал человека, возглавляющего секретную службу, оперативные работники которой разбросаны по всему миру. Всё, что казалось невозможным. И также почти невозможным казалось, что кучка детей, чьи жизни были в опасности, имела какое-то отношение ко мне, к нам, сидящим здесь в этом доме на Форт Дельта, где всегда, казалось, было тихо и спокойно, что даже иногда раздражало. Снова я почувствовал, что кто-то поставил наш мир с ног на голову, и все его части ещё не стали на свое место. И мне было интересно – станут ли когда-нибудь.

  На секунду нам нужно сделать паузу – всего лишь для того, чтобы уточнить: где я и кто я.

  На минуту, печатая в бешеном темпе, я вернулся домой, в тот самый день, когда был захвачен автобус. Со своим отцом. И теперь я снова в этой комнате, и мои пальцы вспотели от дикого темпа работы на клавиатуре, и они продолжают соскальзывать с клавиш. В спине боль от сутулой позы за пишущей машинкой.

  Его уже нет полчаса.

  Он вышел на гораздо более длинный отрезок времени, чем он находился здесь в этой комнате и говорил со мной.

  Трудно поверить, что он действительно здесь побывал.

  Он много не говорил, он лишь посматривал на меня, иногда бросая украдкой быстрый взгляд. Ему, наверное, казалось, что я не наблюдаю за его взглядом. И наша беседа не состоялась. О, он мне сказал, что Иннер Дельта была сохранена, ущерб был лишь незначительным, но он и не мог сказать что-то большее. Снова секреты. И мы снова стали говорить ни о чём.

  Я спросил его, почему с ним нет матери – его жены.

  Он сказал, что она приболела – грипп, ничего серьезного, но она предпочла никуда не ехать, остаться дома, но сегодня она ещё должна позвонить мне. Он собирался остаться на ночь и заказал себе место в гостинице «Помпея». Возможно, мы могли бы пообедать вместе, там хороший ресторан. Он приехал сюда как гость одного из преподавателей, по случаю и также, чтобы побывать на уроке или на двух. И эта старая школа продолжала выглядеть всё также хорошо. Здесь прошли одни из его самых счастливых дней. Но что-то, конечно же, изменилось. Большинство из его старых преподавателей здесь больше уже не преподавали. Жизнь не стоит на месте. В разговоре с отцом я не упоминал старого Чатхема. Я главным образом слушал и удивлялся, как подолгу он мог на меня не смотреть. Его глаза были во всех местах комнаты, но только не на мне. И мне вдруг стало интересно: а нахожусь ли я здесь вообще? Если он, наконец, посмотрит на меня, то, что он увидит?

  Наконец, он сбежал из этой комнаты со своими оправданиями.

  Теперь я его вижу.

  Он вместе Деном Албертсоном пересекает площадь. Теперь они расходятся, и отец машет ему рукой. В руках у Дена Албертсона рождественский венок. Я забыл, что скоро наступит Рождество.

  Рождество ли тот самый день, когда все католики должны успеть исповедаться, или для этого есть ещё какой-нибудь святой день? Я должен буду спросить Донателли, он, кажется, католик. Возможно это – то, что мне нужно. Не быть католиком, но исповедоваться. Потому что после признания следует прощение, не так ли? Как они это называют? Отпущение грехов. И всё же я понимаю, что я не должен ни в чём ему признаваться. Он уже и так знает то, что я тогда натворил. На мосту. Но я всё ещё должен просить прощение. Если я это сделаю, то он простит меня?

  И вот он возвращается в комнату.

  Я знаю. Я могу почувствовать, как он приближается.

  И теперь я должен бежать, выйти отсюда и скрыться.

  Скрыться.

  Но найдётся ли такое место, где можно скрыться?

6. 

  -Туалет, - произнесла Кет.

  - И что туалет? - спросил Миро.

  - Дети. Одному из них нужно выйти. И это значит, что каждому из них рано или поздно захочется в туалет.

  - У нас нет туалета, - сказал Миро. - Они не смогут пойти в туалет. Тут некуда выйти вообще. Это – автобус.

  - Объясни это им. Если дети хотят в туалет, то ты никак не сможешь остановить их, - сказала Кет, получив немного удовольствия этой крупинки вызова.

  На лице у Миро выступила гримаса раздражения. Ему впервые пришлось отвечать за такого рода проблему – дурацкую проблему. Он сам был достаточно выдержан, чтобы не поддаваться капризам организма. К этому его когда-то долго приучали. Он смотрел на детей с отвращением и не хотел идти к Арткину с такой проблемой. Тот бы посмотрел бы на него как на дурака.

  - Хорошо, и что вы будете с этим делать? - спросила Кет, удовлетворённая  дискомфортом Миро.

  Миро повернулся к детям:

  - Кто хочет… - он размахивал руками, чтобы закончить предложение. Он ненавидел сырые и грубые американские слова. Дети безучастно смотрели на него. - Кому нужно в туалет? - сумел проговорить Миро.

  Девочка подняла руку:

  - Я, - подскочила другая рука, и третья.

  - Тут… для этого… некуда идти, - неистово проворчал Миро, адресуя это Кет. Он ещё раз повернулся к детям. - Никто никуда не идёт, - завопил он на них.

  Чтобы подчеркнуть слова, он стянул маску и механически закачал головой.

Маленькая девочка встала и вышла в проход. Поток влаги устремился вниз по её ногам прямо в её синие сандалики, превращая их ярко-синий цвет в тёмно-фиолетовый. Она начала плакать.