Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили - Габриэль Маркес

Расчет оправдался. На следующий день ровно в час серебристая акула остановилась на углу проспекта Апокинадо, напротив салона «Рено». Я забрался внутрь и закрыл дверцу — Элоиза при виде меня сильно изумилась, но потом все же узнала, по улыбке.

— Ты с ума сошел! — воскликнула она.

— А ты сомневалась?

Мы отправились обедать в кафе, где я в первый день перекусывал в одиночестве, но обнаружили заколоченные крест-накрест двери и объявление, больше похожее на эпитафию: «Закрыто навсегда». Пришлось пойти в знакомый мне французский ресторан неподалеку. Названия не помню, но ресторан очень уютный, с хорошим обслуживанием, расположен напротив самого известного и стильного мотеля в городе. Элоиза, пока мы обедали, шутила на тему припаркованных рядом автомобилей своих клиентов, приехавших в мотель предаваться любовным утехам, и я не уставал восхищаться ее богатым чувством юмора.

Потом я перешел к сути дела. Рассказал без утайки о цели своего тайного приезда и попросил помочь связаться с нужными мне людьми, поскольку для нее, как для представительницы своего класса, это было чревато меньшим риском. Наша встреча состоялась, когда мы еще не решили, как снимать в побласьонах, не заручившись пока подходящим политическим «прикрытием», и я надеялся, что Элоиза может вывести меня на общих знакомых по «Народному единству», затерявшихся во мраке ссыльных лет.

Элоиза не только с большим энтузиазмом откликнулась, но и три вечера ездила со мной на подпольные собрания в те районы, куда можно было без особой опаски сунуться на таком роскошном автомобиле.

— Кому придет в голову, что на «БМВ-635» ездит борец с диктатурой? — восклицала она в восторге.

Эта уловка помогла мне избежать ареста в один из вечеров, когда нас застали врасплох на тайном собрании из-за отключения электричества, устроенного в городе силами сопротивления. Организаторы предупредили меня заранее: сперва отключат свет на сорок минут, потом на час, и, наконец, Сантьяго погрузится в темноту на два-три дня. Встречу назначили на самое раннее время, поскольку полицию такие отключения приводили в неистовство, граничащее с истерикой, и уличные патрули зверствовали не на шутку, а затем наступал комендантский час. Однако по какой-то причине нас всех что-то задержало в последнюю минуту, и к первому отключению мы еще не закончили разговор.

Организаторы решили, что нам с Элоизой надо уходить сразу же как дадут свет, а остальные разойдутся по одному чуть погодя. Так и сделали. Как только электричество включилось, мы выехали на неасфальтированную дорогу, вьющуюся по горному склону. И вдруг на одном из поворотов перед нами вдруг показался «тоннель», образованный грузовиками Национального информационного центра, стоящими вдоль обочин. Рядом караулили сотрудники в штатском с автоматами. Элоиза хотела притормозить, но я ей не дал.

— Нужно остановиться, — настаивала она.

— Езжай спокойно, не нервничай, разговаривай, смейся как ни в чем не бывало и не тормози, пока не потребуют. Документы у меня в порядке.

С этими словами я похлопал по сумке — и похолодел. Папка с паспортом осталась в гостинице. Один из сотрудников преградил нам путь, подняв руку, и Элоизе пришлось остановиться. Нам посветили в лицо фонариком, обшарили лучом салон автомобиля — и отпустили без единого вопроса. Элоиза оказалась права: роскошь — гарантия благонадежности.

Бабушка с парашютом

В то время я и познакомился со свекровью Элоизы, которую мы с первой встречи договорились называть Клеменсия Изаура — в силу общих необъяснимых ассоциаций. В ее роскошный дом под номером семьсот двадцать семь в верхней части города мы нагрянули без предупреждения в пять часов вечера. Хозяйка невозмутимо попивала чай с английским печеньем под звуки выстрелов и льющиеся на экране телевизора реки крови. Одета она была в дорогой костюм со шляпкой и перчатками, потому что каждый день ровно в пять часов она садится пить чай, наряжаясь, как на праздник, хоть ей и некому составить компанию. Однако подобные привычки знатной леди из английского романа с ее характером не очень вязались, поскольку, уже будучи солидной замужней дамой с детьми, она летала в Канаде на планерах и имела высокий разряд по прыжкам с парашютом.

Узнав, что нужна нам для участия в одном важном, тайном и рискованном деле, она обрадовалась:

— Замечательно! А то сплошная скукотища — одеваешься, прихорашиваешься, а зачем — непонятно.

Однако выяснив, что мне всего-то нужно отыскать пять человек в труднодоступных районах города, несколько разочаровалась:

— Я-то думала, нужно будет по крайней мере взрывчатку подкладывать.

Искать этих пятерых по обычным подпольным каналам мне не хотелось. Со всеми пятью я работал еще до времен «Народного единства». Никого из них не выслали. Как раз один из них сообщил Эли в день военного переворота, что меня расстреливают перед зданием киностудии. Другого отправили в первый год диктатуры в концлагерь, а потом, выйдя, он жил в Сантьяго обычной вроде бы жизнью, но вел неустанную политическую работу. Третий какое-то время провел в Мексике, налаживая связи с высланными чилийцами, затем с легальными документами вернулся работать в сопротивлении. С четвертым мы вместе начинали в театральном училище, потом продолжили в кино и на телевидении, а сейчас он активный рабочий руководитель. Пятый два года прожил в Италии, теперь водит грузовики, параллельно исполняя обязанности координатора. Все пятеро сменили за это время и адреса, и работу, и фамилии, поэтому выйти на них у меня не было никакой возможности. На самом деле таких, как они, в Чили пруд пруди — участников сопротивления, сменивших все документы после 1973 года, поэтому Клеменсии Изауре предстояла нелегкая задача — отыскать кончик ниточки, чтобы размотать весь клубок.

Заодно она должна была прощупать почву, выяснить, в каком расположении духа пребывают мои давние знакомые, прежде чем обрушивать на них новость, что я в Чили и нуждаюсь в их помощи.

Я не знаю точно, как она шла к поставленной цели. До моего отъезда мы толком не успели спокойно поговорить, и я ее подробно не расспрашивал, поскольку тогда не думал, что ее рассказ пригодился бы для этой книги. Помню только, что, по ее словам, ни один остросюжетный фильм не сравнится с тем, что ей довелось пережить во время поисков.

Знаю, что она бродила без устали целыми днями — тут спросит, там разузнает, цепляясь за те обрывочные сведения, которые мне удалось выудить из глубин памяти. Мой совет одеться как-нибудь поскромнее, чтобы в побласьонах сойти за свою, она пропустила мимо ушей и в дебри трущоб вокруг бойни отправилась, нарядившись точно так же, как на свой чай с английским печеньем. Представляю, какое изумление испытывали жители побласьонов, когда к ним вдруг начинала приставать с подозрительными расспросами о непонятных адресах невесть откуда взявшаяся рафинированная старушка. Однако благодаря своему непередаваемому обаянию и энтузиазму она мгновенно располагала к себе. В результате уже через неделю ей удалось разыскать троих и пригласить их к себе домой на ужин, не уступающий пышностью гала-приему. С этого началась организация чилийской съемочной группы и завязывание контактов для съемок в побласьонах.

Бесспорным кандидатом на главную роль для следующего этапа подготовки стала одна восхитительная женщина — миниатюрная, скромная, почти незаметная, невероятно трудолюбивая и отлично разбирающаяся в хитросплетениях подпольной сети. Благодаря ей съемки в побласьонах прошли как по маслу, без единой накладки. Прозвище, которое мы ей придумали (поскольку настоящее имя оставалось для нас тайной), отражает не только ее характер, но и наше преклонение перед ее подвигом. Мы назвали ее «несокрушимая муравьишка».

Долгая охота на Дженерал Электрика

Пока Клеменсия Изаура работала над заданием, я использовал свободное от съемок время, чтобы с помощью Элоизы завязывать контакты на высшем уровне. Однажды вечером, когда мы сидели с ней в ресторане, дожидаясь связного, который, разумеется, так и не прибыл, в зал вошли два генерала, ослепившие всех блеском своих медалей. Элоиза помахала им издалека рукой, и у меня сразу появились нехорошие предчувствия. Один подошел к нашему столу и, не присаживаясь, завел с Элоизой какую-то светскую болтовню, не удостоив меня даже взглядом. Точное его звание я определить не мог, потому что никогда не умел ориентироваться по звездам ни на погонах, ни в отелях. Когда он вернулся к себе за стол, Элоиза, понизив голос, впервые сообщила о своем знакомстве с высокими военными чинами, с которыми часто контактировала по работе.

Она поделилась со мной своим соображением относительно немаловажного фактора, благодаря которому Пиночету удавалось удерживать власть: после того, как ушли в отставку многие чиновники его поколения, на высоких постах оказались их преемники, гораздо ниже Пиночета рангом, никогда не водившие с ним дружбу и плохо его знающие, поэтому подчиняющиеся ему беспрекословно. Однако отсюда же проистекала уязвимость Пиночета, поскольку новички не считают себя причастными ни к убийству Альенде, ни к кровавым зверствам первых лет режима, ни к захвату власти. Не считая себя замаранными, они видят свое предназначение в том, чтобы, достигнув понимания с гражданскими, вернуть страну на демократические рельсы. Видя мое изумление, Элоиза пошла еще дальше: по крайней мере один знакомый ей генерал готов открыто заявить о наметившихся в Вооруженных силах фундаментальных разногласиях.