Смута - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Верно! Как это верно, да! — комиссар взирал на Ирину Ивановну с искренним восхищением. — Точно так! Так оно и будет!..
— У пролетария ведь нет отечества, — заметила товарищ Шульц. — Отечество ему — весь земной шар. Нечего терять пролетарию, кроме своих цепей, и нет ему нужды считаться кровь, кто тут русский, кто немец, кто поляк, а кто француз. Всем вместе подняться надо, гнёт вековой скинуть… Но это, товарищ Михаил, ещё не сейчас. Пока что нам победить надо. Здесь, в Петербурге. И мы победим!
— Победим! Непременно! — горячо поддержал комиссар. И, словно в растерянности после такой горячей речи, завертел головой, будто ему невыносимо жал воротник:
— Но что же делать? У нас приказ — удерживать станцию…
— Мы и удерживаем, — усмехнулась Ирина Ивановна. — Как видите, бескровно и без особых усилий. А с этими немцами мы договоримся. Вот увидите.
— Но… но… мы-то здесь сидим, а другие…
— А вы оставьте тут проверенных бойцов, — посоветовала товарищ Ирина. — Немного, человек десять. А с остальными — поедем к Таврическому. Там сейчас будут главные события…
Сказано — сделано. Десяток солдат и впрямь остались на телефонной станции — немец-гауптманн лишь кивнул; правда, Ирине Ивановне он подмигнул при этот очень понимающе.
Загрузились в кузова. Завели моторы.
Невский, против всех ожиданий, был не пуст и не тих. Тротуары заполняли толпы; прямо из окон в народ кто-то кидал охапки листовок. Немцев почти не было видно — а где они и имелись, то в происходящее никак не вмешивались.
У Аничкова моста громоздились мешки и брёвна разобранной баррикады; у стены дворца Белосельских-Белозерских до сих пор уныло торчал желтовато-ржавый остов сгоревшего «мариенвагена», стены обильно побиты пулями.
— Здесь, кстати, рота кадет-александровцев стояла, — заметил Жадов. — Крепко держались, хоть и мальчишки сопливые… не удалось прорваться, даже немцы не смогли, кровью умылись…
Ирина Ивановна холодно кивнула.
— Я очень надеюсь, что они теперь уже разбежались по домам. К родителям.
— Не знаю, не знаю… — проворчал комиссар. — Уж больно твердо стояли. Такие не разбегутся. Жалко дураков, пропадут ведь, окажутся на пути у мировой революции…
— Жалко, — сухо проронила товарищ Щульц. — Но прогресс не остановить! Малой кровью сегодня мы предотвратим великую кровь завтра. Не думайте, что вы меня этим смутите, товарищ комиссар.
— Помилуйте, товарищ Ирина! — заторопился Жадов. — И в мыслях не держал!
Она кивнула.
— Подумаем об этом после. Пока что, — она усмехнуась, — пришла пора сказать — «которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!»
— Именно! Именно кончилось!
Грузовики отряда едва пробились через заполненную народом Знаменскую площадь. Всюду — красные знамёна, растянуты транспаранты: «Вся власть Петросовѣту!», смешанные с ещё старыми «Долой самодержавіе!»; кучка немецких солдат застыла у входа в Николаевский — ныне Московский — вокзал, но непохоже было, что они что-то пытались охранять. Да и их толпа словно не замечала.
Рядом с немецкими солдатами стояли и другие, в русских долгополых шинелях, но по виду — никак не возрастные мужички третьей очереди из запасных полков; нет, спокойные, сосредоточенные, сдержанные бойцы при английских «льюисах». С немцами они обменивались короткими понимающими взглядами.
Грузовики комиссара Жадова оставили позади вокзал, понеслись по Суворовскому проспекту. Хотя, конечно, «понеслись» — громко сказано: к Таврическому дворцу торопился сейчас и стар, и млад.
— Кончаем временных!
— Долой!
— Да здравствует революция! — надрывным фальцетом выкрикивал какой-то бледный юноша в приличном пальто, вскарабкавшись до середины фонарного столба.
Ирина Ивановна отвернулась. Пальцы сильнее сжались на рукояти «люгера».
Возле Таврического сада и его оранжерей слышалась, однако, частая стрельба. Громкая россыпь винтовочных выстрелов, перемежающаяся пулемётными очередями.
— Кто-то там засел, защищаются, — озабоченно, но без страха заметил Жадов. — Кто ж такие дурные-то? Может, немцы какие?
— Может, и немцы, — Ирина Ивановна пожала плечами. — Да только дело их — табак. Дворец окружат, деваться «временным» некуда. Сдадутся. Пойдут под суд трудового народа.
…К самому дворцу подъехать не удалось. От Мариинского института до угла суворовского музея протянулась кое-как наваленная баррикада — несколько телег с мешками, груда бочек, каких-то ящиков и прочего.
Машины остановились — несколько рабочих с винтовками и алыми бантами на отворотах пальто.
— Сто-ой! Куда, болезные?! Не видите, что ль — пуляют тут «временные»! Да ещё как — головы не поднять!
— Никуда мы не лезем, чай, голова на плечах, — огрызнулся Жадов. — Вот что, товарищи — позовите-ка лучше кого-нить, кто тут распоряжается!
— Это мы враз, эй, Митька! Гони-ка до начальства!..
Подошёл военный в перетянутой ремнями шинели, с красной появязкой на рукаве; выправка — настоящая. Из кадровых. Аккуратные усы, идеально выбритый подбородок, стальные серые глаза. Холодные и злые.
— Отряд товарища Жадова?
— Так точно! — отозвался комиссар. — Приказ Петросовета выполнен, телефонная станция занята без боя, оставлена под надёжной охраной!
Военный кивнул. Шинель была хоть и офицерская, но без погон.
Посмотрел холодно, пронизывающе.
— Вашему отряду надлежит занять позицию на углу Кирочной и Таврической, у музея Суворова. Противник силами до роты при самое меньшее трех пулеметах пытается укрепиться в саду, сразу за протокой. Ведет беспорядочный ружейный огонь. Ваша задача — сковать его действия до сигнала к общей атаке. Сигнал — три красных ракеты, сразу после того, как закончит артиллерия. Задача ясна, товарищ комиссар?
— Так точно! — повторил Жадов, очень стараясь, чтобы это вышло бы и лихо, и молодцевато. Военный кивнул, в упор взглянул на Ирину Ивановну.
— А это кто такая? — осведомился без малейшей приязни. — Почему женщина в боевых порядках?
— А вы сами-то кто такой? — Товарищ Щульц тоже в карман за словом не полезла. — Ваш мандат, товарищ?
Комиссар пихнул её локтем в бок.
— Полковник Иванов. Товарищ Иванов. Первый заместитель товарища Благоева по военным и морским делам!..
— Простите, не имела чести быть представлена, — холодно кивнула Ирина Ивановна. — Шульц. По…
— Мой заместитель по деловой части, — поспешно перебил её Жадов. — Навела порядок в бумагах! И бойцов правильно ориентирует! В текущем моменте разбирается!..
— Да у неё же на лбу контра написана, — без выражения бросил полковник Иванов. — Смотри, комиссар, обведут тебя вокруг пальца. Я б на твоём месте гнал эту дамочку куда подальше. Не место им среди авангарда трудового народа.
— Поговорим об этом после победы, товарищ Иванов, — твёрдо ответил Жадов. — Я за товарища Шульц ручаюсь всем моим большевицким прошлым и настоящим.
— Ну, если ручаешься, комиссар, — пожал плечами его собеседник. И отошёл, махнув рукой в тонкой лайковой перчатке. — Выполняй приказ Петросовета.
— Приказ
