Побег - Ольга Лаврова

— Семен Григорьич подготовил? — переспросил тихо. — А я и не знал.

— Мало ли чего ты не знал! — подливала масла в огонь Катя. — К примеру, мама до сих пор во сне уроки ведет. Ты храпишь с перепою, а она бормочет: «Алабин, иди к доске…»

— А Семен Григорьича во сне не поминает?

— Отчего и не помянуть? Уж не хуже тебя!

— Катька!! — вне себя гаркнул он.

— Ну, ударь, ударь! Маму уже бил, теперь меня давай!

Багров схватил ее за плечи и затряс:

— Мать бил?!.. Я — бил?.. Пальцем не трогал!

— Своими глазами видела! Прямо по лицу!

— То один раз… тогда причина была… — оттолкнул он дочь, стремясь вместе оттолкнуть и постыдное воспоминание.

Но та не дала «закрыть тему»:

— Знаю, какая причина! Думаешь, спала, не слышала? Мама уйти хотела. И почему только не ушла!.. Я бы на ее месте без оглядки…

Земля на могиле зашевелилась, холмик стал осыпаться.

— Куда ж бы она ушла? — спросил Багров со зловещей вкрадчивостью. — К кому?

— Господи, будто на тебе свет клином сошелся! Жили бы сейчас тихо, культурно…

— Тихо-культурно… С Загорским, что ли?

Катя закусила удила:

— Да хоть бы и с ним!

Призрак полез наружу, обдавая загробным холодом. Призрак с незапятнанной репутацией, с двумя высшими образованиями, трезвый, уважаемый, очень культурный — первая любовь Майи, проклятие жизни Багрова. Оцепенение, с которым тот готовился вновь принять на плечи весь сброшенный было груз, внешне могло показаться спокойствием.

— Говори, дочка, говори, я кое-что соображать начинаю… — медленно и как бы равнодушно произнес он. — Только вопрос, будет ли ей с Загорским счастье?

Обманчивое спокойствие отца окончательно лишило Катю разума.

— Да Семен Григорьич — золотой человек! — закричала она в каменное его лицо. — Он бы с мамы пылинки сдувал! Еще бы не счастье! Это ты вот — горькое горе!

В раскрывшуюся могилу ухнуло все — покаяние перед Майей, ее умиротворяющие речи, решение идти с повинной. Туча бесов ринулась в душу Багрова.

— Та-ак… — протянул он, зверея под их натиском. — Так, Майя Петровна… Поверил, развесил уши… Иудиным поцелуем предала. «Иди, объявись». Чтобы, значит, место очистить!.. Ну, все. Кланяйся мамаше! Да пусть своему Загорскому учебник географии в гроб положит! Еще, поди, заблудится на том свете!

Он круто и четко развернулся и стремительно двинулся прочь от дочери, от города, от жены.

Разумеется, Катя не сознавала, что делала. Она просто закатывала скандал, чтобы дать выход накипевшему и спровадить отца. Накипело много, за полгода его заключения особенно, а за последние дни — прямо невыносимо. И она надеялась избежать хотя бы той бури пересудов, которая подымется, если его заберут «на дому». На этом Катя «зашкалилась».

И только сейчас поняла, на чем «зашкалился» отец, зачем — за кем! — рвался на волю. И что она порушила удачным скандалом. В ней взыграла лихая кровь, а отец воспринял злые реплики как откровение, как наконец-то достоверно узнанную правду.

— Папа! Папа, погоди!.. — не своим голосом завопила она и побежала следом.

Растолковать ему… признаться, что врала со зла… Семен Григорьевич готовил к экзаменам не ее отдельно — целую группу… мама никогда не звала его во сне… и совершенно ничего между ними не было…

Но Багров удалялся, Катя отставала. Отчаявшись, повалилась в сугроб. Когда вернулось дыхание, побежала обратно.

Дома записка от мамы добила ее: «Катюша, где ты? Приходи в милицию повидаться с отцом. И, пожалуйста, будь с ним поласковей».

21

В дежурную часть возвратилась первая, затем вторая группа захвата во главе с Гусевым. Обе разочарованные.

Конопатый связной сообщил, что Майя Петровна вернулась домой и, не раздеваясь, снует по кухне, а Кати пока нет. С ним послали кого-то из освободившихся людей; решено было не выпускать из виду жену и дочь Багрова: их вечерняя суета вызвала сомнения.

Так что дежурка встретила Майю Петровну удивленным и выжидательным молчанием.

— Добрый вечер, — сказала та с порога; она несла аккуратно перевязанный сверток и старенькую сумку со сломанной молнией, полную консервных банок, пачек сахара и другой провизии.

— Здравствуйте, Майя Петровна… — отозвалось несколько голосов.

Томин с любопытством всматривался в жену Багрова. После всего о ней слышанного ему рисовалось нечто яркое, впечатляющее. А в Багровой не было даже «изюминки». Никакого женского задора, кокетства. Хорошее лицо, спокойное благородство в повадке. Вроде бы не из тех, вокруг кого разыгрываются «роковые страсти-мордасти».

Томин представился.

— Вы по поводу моего визита?

— А-а, Лена мне говорила… — не поняла она. — Нет, я не к вам.

По лицам присутствующих догадалась, что ее появление неожиданно и, следовательно, мужа в милиции еще нет.

— Михаил в городе. Сейчас он придет… Я принесла теплые вещи и продукты. Надеюсь, это можно?

Обращалась она к дежурному как наиболее, очевидно, знакомому.

— Вы видели мужа? — скорее всех отреагировал Томин.

— Да.

— Где?

— У Василия Васильевича Полозова, — сообразив, что заправляет тут Томин, сосредоточилась на нем.

— У деда Василия! — ахнул в досаде Гусев.

— Как вы узнали, что он там?

— Василий Васильевич записку принес.

Томин укоризненно покосился на дежурного, тот развел руками:

— Думал, сороковины…

— Да-а… Старика Полозова мы не предусмотрели! — корил себя Гусев.

— Сколько времени назад вы расстались? — Томин задавал вопросы быстро, чтобы получить ответы раньше, чем Багрова оценит ситуацию.

— С полчаса примерно… нет, больше.

— И он сказал, что явится в милицию?

— Он обещал.

— Сколько ходу от Полозова до вас?

— Минут двадцать — двадцать пять, — отозвался за нее Гусев.

— От Полозова забежали домой и прямо сюда?

— Да.

— Дома пробыли долго?

— Вот только собрала…

— Ровно четверть часа, — доложил от дверей мальчишеский голос.

Это конопатый связной — согласно инструкции «контролировать передвижения» домочадцев Багрова — притопал за Майей Петровной.

— И до милиции от вас ходу… Быстро шли?

— Нет.

— Тогда еще пятнадцать, — определил сам Томин.

— Имеем пятьдесят минут, как минимум, — подытожил Гусев. — Напрямик от Полозова сюда два раза можно гуляющим шагом поспеть.

— Михаил вот-вот будет, — старалась убедить присутствующих Багрова. — Он понимает, что это единственный выход в его положении.

— Пора бы уже, Майя Петровна, если решил.

— Ну… надо и с духом собраться, Алексей Федорович.

Томин прислушался к себе… нет, не приближался Багров к милиции… все это розовые мечты — будто он мирно сдастся на милость правосудия.

Гусев нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

— Да, конечно, — сказал ему Томин.

И Гусев спешно отошел, чтобы сколотить группу и отправить к деду Василию. «Необходимо, но безнадежно», — мельком подумалось Томину.

— Муж объяснил вам цель побега? — осведомился он, отвлекая Багрову от суеты за ее спиной.

Под нацеленными со всех сторон взглядами Багровой стало душно. Она расстегнула пальто, сдвинула с головы платок.

— Пусть Михаил сам расскажет. Избавьте меня…

— Только одно: Калищенко замешан? — тихо спросил Томин.

Она немного отвернулась и кивнула. Томин спросил еще кое-что, осторожно уточняя суть происшедшего между супругами объяснения. Женщина говорила с неловкостью, через силу.

Помещение заполнялось сотрудниками, которые пачками прибывали с пустых адресов. При виде Майи Петровны у каждого новоприбывшего возникал естественный интерес, и вокруг нарастали говор и перешептывание. А она все тянулась взглядом к поминутно хлопавшей двери, надеясь, волнуясь, недоумевая, почему Михаила нет и нет.

Зазвонил телефон.

— Дежурный еловского горотдела милиции слушает… Спокойнее, гражданин, ничего не разберу. Фамилия ваша? Давайте по буквам.

Записывая, он прикрикнул на своих:

— Потише, мужики!

— А что там?

— Угон машины… Да, гражданин, слушаю вас… Ну ясно… Ясно. Номер какой?.. Кто?! Точно, без ошибки?.. Ясно, спасибо.

Выругался сквозь зубы, хлопнул трубку на аппарат и грузно встал. И сразу как-то все замолкли.

— Упустили Багрова, — мрачно сказал он Гусеву. — Остановил самосвал, вытряхнул водителя, сам за руль — и прощайте! По Новинскому направлению. В сильно нетрезвом виде…

— Давно?

— Точно сказать не может. Пока, говорит, добежал до автомата у заправки… Минут двадцать-то наверняка уж.

— Шофер еловский?

— Кто-то из Степановых, не разобрал кто.

Вот оно! — стало ясно Томину. Вот теперь началось то самое.