«Если», 2005 № 08 - Журнал «Если»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никто не любит эльфов. С чего вы взяли, что эльфы не отвечают взаимностью?
— Я люблю эльфу, — сказал Рохля. — Пойдемте, поговорим с тем, кто там жестянками кидался.
Заглянув в темный подъезд, мы начали подниматься по лестнице.
— Тебе не откроют, — предупредил я.
— Дверь вышибу, — беспечно откликнулся он. — У меня — Полынь.
За нужной нам дверью двое — мужчина и женщина — орали друг
на друга что есть мочи, но стихли, стоило нам постучать. Женщина что-то сказала.
— Сама отпирай, — огрызнулся муж. — Нашла дурака!
— Или вы сами откроете, или потом будете чинить дверь, — сказал Дерек. — Есть вопрос, а на лестнице я говорить не привык.
Обычный полицейский борзеж, когда нет ордера. В большинстве случаев срабатывает. В мозгу у обывателя любой расы крепко сидит, что вот придет кто-то, имеющий право, и спросит с тебя.
Нам открыли.
А они оказались молодые: наверное, снимают жилье, пока нет денег на собственный домик. Оба люди. Парень серенький, в очках, из категории язвительных интеллектуалов. Клерк, наверное. Несвежая майка, треники. Впустил нас и сел в сторонке, оседлав стул. А у девчонки, между прочим, свежий синяк под глазом. Кто-то ломится в чужие двери утолять жажду крови, а кто-то разбирается между собой, в комнатенке с продавленным диваном. Чужим здесь и взять-то нечего. Ни один посторонний не поймет, как они друг дружку ненавидят. Он растоптал ее жизнь, она ежедневно пьет его кровь. На кухне полно немытой посуды, и битые тарелки на полу в луже не то соуса, не то супа. Полная пепельница окурков, при взгляде на которую Альбина чуть не стошнило.
Было что-то ужасно неловкое в том, что мы, чужие, видим все это.
— Вопрос первый. Когда тут проходила толпа, не было ли с ней эльфе нка?
Девушка молча покачала головой. В соломенных волосах моталась забытая папильотка.
— Подумайте. Мальчик четырнадцати лет. Вы бы его заметили даже без тартана Дома.
— Нет. Я весь день смотрела из-за занавески. Толпа была как река. — Она показала рукой, какая была река. — Может, другой улицей прошли?
— Может, и так, но вряд ли. Тут узкое место, другой улицей далеко обходить, если идти к гномам. Толпа, как река, — Дерек поклонился, благодаря за сравнение, — ищет удобное русло.
В их тесной конуре он казался неожиданно огромным и ярким, словно солнце. Девушка потянулась к нему, как герань с кухонного окна.
— И второе. Вам дан сегодня шанс развязаться друг с другом. Чего ж вы, голубчики, им до сих пор не воспользовались? Или вам нравится сам процесс?
— Не воспользовались? Думаете, я такой дурак, что буду сегодня жрать ее стряпню? Эта кретинка не удосужилась даже воды в банки набрать! Запас всегда должен быть. Кто за этим следить должен? Я?
— А неохота, — женщина вынула пачку сигарет из кармана халата и прикурила Привычным жестом, не глядя. Наш эльф выпучил глаза и бочком-бочком протиснулся к форточке.
— А что, воду тоже отключили?
— Есть, но мало ли что в водопровод сыпанули шутки ради.
— Вы спрашиваете: кто придумал Полынь? — вполголоса проговорил Альбин. — Вот она, Полынь — в их головах. Она была бы там, даже если бы ее не принял Парламент. Он ее когда-нибудь придушит, если она его прежде не отравит. Только сейчас все — можно. Только сейчас. Почему же он не придушил ее? Почему она его не отравила? Или их пугает сама возможность? Может быть, когда они поймут, что могли сделать, но не сделали, вспыхнет и разгорится какой-то ничтожный огонек? Может, они поглядят друг на друга с робкой надеждой… ведь можно все исправить, если идти с двух сторон навстречу…
Горькую речь его прервал утробный кошачий вопль из подъезда, и эльф умолк, досадливо махнув рукой.
— Что там?
— Да кот соседский бесится. Вроде и не весна.
Дерек вышел на площадку, прислушался, затем одним ударом ноги снес запертую дверь, заодно продемонстрировав, как бы это выглядело, если бы хозяева не вняли его предложению поговорить. Большой черно-белый зверь в смертном страхе метнулся через лестничную клетку, влетел в квартиру, которую мы покинули, и затаился где-то под мебелью.
Квартирка соседки была совершеннейшей противоположностью гнездышку молодых супругов. Кружевные подзоры, вышитые прорезной гладью занавесочки на шнурках, по старинке закрывающие только нижнюю часть окна. Семь слоников на комоде и подушки горкой. Никелированная кровать с шариками. Половичок из тряпочек. Палантира нет. Я лет сорок не бывал в таких квартирах.
Старушка в платочке, завязанном под подбородком, лежала на койке, скрючившись, лицом к стене.
— Вызовите врача. Завтра, — сказал Дерек. Голос его внезапно сел. — Сегодня все равно никто не приедет.
— Как же? — изумился сосед. — Чего это она?… Ведь Полынь?
Видимо, у него в голове не укладывалось, что к кому-то в этот день
смерть может прийти своим чередом. Жена задела его локтем:
— Давай кота возьмем? Ты ж вроде хотел… — И ушла в свою квартиру, выманивать зверя, кыская его и клича по имени: Тюльпан.
— Кактусом назвать было бы вернее, — буркнул муж. — Во всех смыслах. Почему котам дают эльфийские имена?
— Они с нами в родстве, — серьезно сказал Альбин. — ДНК почти одинаковы.
— Э-э… постой, — Рохля придержал «клерка» за рукав. — Думаешь, тебе с ней трудно?
— Ха! Был бы ты женат…
— Я женат. На полуэльфе. Представляешь, каково это?
— На полуэльфе? — его глаза вспыхнули. — Надо же… она, должно быть, само совершенство.
— Поясняю. У нее тоже есть халат.
Выражение лица «клерка» сказало нам, что он противник халатов на полуэльфах. Что он вообще противник чего бы то ни было на полуэльфах, если они, полуэльфы, женского пола!
— Само совершенство, вот именно. А теперь подумай, как тебе повезло. Смог бы ты жить с совершенством?
* * *Идея покинуть осажденный Шиповник была своевременной: пообедав, чем Бог послал, нападавшая сторона раздобыла где-то рожки и барабаны, и дело у них пошло веселей. Правда, чуткое эльфийское ухо Марджори, урожденной Пек, ловило в том веселье нотку искусственности: еще побьются-побьются да и бросят до следующего раза. Оттянулись, а так, по большому счету, ничего от разгрома Шиповника не зависит. Что-то вроде съемок исторического фильма: дубль двести восемьдесят шестой — а теперь не выпить ли всем пива? К тому же пролетела весть, что вроде бы Черемуху почти взяли, осталось чуток додавить, и туда еще можно успеть, если пошевелить ногами, а терять время здесь нет ни малейшего смысла.
Бунтующую армию голодранцев Мардж миновала, прикрывшись простенькой отводкой глаз: заклинания такого рода лучше всего действуют в толпе. Когда-то в прежней жизни Марджори водила подростковую банду, но теперь, оказавшись одна, чувствовала себя потерянной. И то ушло, и это… куда-то пропало.
С другой стороны, она очень рассчитывала на свой навык выживания во враждебном мире.
Дальше город выглядел разгромленным и пустым, будто по нему прокатилась волна. Завернувшись в плед из тартана Шиповника и бредя практически наугад, Марджори миновала перевернутую будку, где прежде торговали чарами. Острый верх, похожий на колпак, фанера покрашена малиновым, на ней намалеваны блестящие фейерверки: золотые, серебряные, зеленые… Девчонкой замирала перед такими будками, как перед храмом — задрав голову и разинув рот. Да и теперь пользовалась дешевыми заклинаниями для того-этого, но как их делают, оставалось для нее тайной. Она никогда не видела чаропевца за работой. И никто, насколько она знала, не видел. Вроде бы для этого не только образование нужно, но и врожденный дар, который, как слышала Мардж, по наследству не передается.
Излишне говорить, что для занятия подобным искусством требуется лицензия, и все, способные петь чары, находятся у правительства на строгом счету.
Внутри будка оказалась простым полым цилиндром, темной трубой с окошком, прорезанным для кассы, даже не окрашенной. Тут же рассыпаны и втоптаны в грязь десятки малых бумажек. Чары, уже не разберешь какие. Наверное, и размокли уже, не действуют.
Есть чары, позволяющие отыскать потерянное: для этого надобно иметь либо подобное, либо от целого часть. Чина дала Марджори носок Люция, и вроде бы даже домашний колдун Шиповника заговорил его, но пока вещица лежала в кармане спокойно и не вздрагивала.
Далеко ваш Люций.
Темнело, но фонарей сегодня не зажгут. Пьяные орки будут бегать с факелами, и еще ой сколько всего погорит. Марджори двинулась вперед, наугад, обходя лужи и трупы. Или ей показалось, или носок в кармане затрепетал. Совсем несильно, будто вздохнул, но и того довольно. Для верности Мардж переложила носок за пазуху.
Навстречу из фиолетовой сумеречной мглы вынырнул пожилой мужчина. Марджори не стала уклоняться: он был один, к тому же нес на плече тяжелый тюк. Отводка работала, стоило отступить с его пути, и он ни за что бы ее не заметил…