Скалаки - Алоис Ирасек

Там, где позволяла лесная дорога, князь пускал коня в галоп; камердинер, словно злой дух, скакал рядом. Шум охоты уже не доносился к ним. Они пустились напрямик. Темный лес поредел, и сквозь деревья виднелась вырубка, поросшая молодняком.

Камердинер показал направо, и молодой Пикколомини поехал в этом направлении, а слуга направил коня влево. Разъехавшись, они двигались как бы по сторонам треугольника, который составляла вырубка. Князь ехал по опушке леса под сенью деревьев, пока не очутился вблизи проселочной дороги, за которой чернела узкая полоса леса. Здесь он остановился и внимательно оглядел дорогу.

Вокруг стояла мертвая тишина. Лесная чаща не пускала сюда холодный ветер. Не качались ветви деревьев, не шелестели кусты, слышалось только жужжание шмеля. В жарком воздухе носились тысячи мух. Конь тщетно пытался отогнать их, мотая головой и размахивая хвостом; князю нелегко было сладить с ним. Было душно и знойно. Неожиданно мертвую тишину нарушил протяжный глухой звук охотничьего рожка.

По узкой пыльной дороге быстро шагала Лидушка. Ее босые ноги были в пыли. На ней была зеленая, не слишком длинная юбка и черный корсаж, через руку висела белая косынка, платок, завязанный у подбородка, скрывал почти все лицо.

Когда князь, ехавший в тени деревьев, вдруг появился перед ней, она испугалась, как лань, застигнутая охотником. Он обратился к ней на чужом языке. На лице девушки появилось выражение удивления, смешанного со страхом; она не понимала, что ему нужно, и не знала, что ответить. Стараясь, чтоб его поняли, всадник указал рукой на лес и назвал село, вставляя в свою речь чешские слова. Наконец, Лидушка догадалась, что он спрашивает, как проехать к селу П. Она указала ему направление, но он попросил, чтобы девушка проводила его лесом; после минутного колебания она согласилась и пошла, всадник медленно ехал за ней.

На них уже повеяло лесной прохладой — слишком далеко зашли они в лес, и теперь, решив, что всадник доберется и сам, Лидушка остановилась. Платок соскользнул ей на плечи, и князь увидел разрумянившееся привлекательное лицо шестнадцатилетней девушки, стройной, как молодое деревце. Он стал ее удерживать и просить проводить дальше, но она показала ему рукой в обратную сторону, давая понять, что ей предстоит еще дальний путь. Князь ласково улыбнулся и пригласил ее сесть к нему в седло. Лидушке стало страшно. Глаза незнакомого всадника как-то странно блестели, с его лица исчезло спокойное выражение. Воспоминание о несчастной дочери Скалаков молнией сверкнуло в ее голове. Она хотела уже скрыться в кустах и как лань спастись бегством, но молодой всадник схватил ее за плечи и потянул к себе. Лидушка вскрикнула и стала сопротивляться.

Но слабая девушка не смогла вырваться из рук сластолюбивого князя, которому страсть придала силы. Лидушка была уже в объятиях Пикколомини, белая косынка, покрывавшая ее плечи, как перышко слетела на зеленый мох. Вдруг из-за кустов мелькнула чья-то крепкая смуглая рука, которая изо всех сил, словно молотком, всадила острие деревянного колышка в круп коня. Конь заржал от боли, брыкнул ногами и, словно бешеный, помчался в лес. Всадник, пригнувшись, ухватился за гриву. Ветви хлестали его по лицу, треуголка слетела с головы.

Лидушка почти без чувств упала на белый платок. Придя в себя, она увидела юношу, который пел в ольшанике и после унес ее цимбалы. На нем были простые штаны и рубаха, в руке он все еще держал колышек, окрашенный кровью благородного скакуна. Лидушка густо покраснела и быстро оправила платье и растрепанные волосы.

Черноглазый парень мрачно смотрел на девушку.

— Ты ранен! — воскликнула Лидушка, видя кровь на его обнаженной руке.

— К сожалению, это только кровь панского коня, — сказал юноша, горько усмехаясь. — Пан знает тебя? — спросил он, помолчав.

— Нет, думаю, он никогда меня не видел.

— А ты его знаешь?

— Тоже нет, — тихо ответила девушка. В этот миг обычная смелость оставила ее.

— Это его сиятельство, наш молодой князь, — сказал юноша улыбаясь; Лидушка посмотрела на него. — Куда ты идешь? — спросил он снова.

— На Туров. Я бы охотнее вернулась домой.

— Нет, домой сейчас нельзя, иди дальше, но поскорей. Они охотятся на другом конце леса. Ступай прямо, пока не придешь к колодцу, оттуда по дорожке вниз, а дальше уж и сама найдешь.

Девушка поднялась, она боялась идти дальше, но слова незнакомца придали ей смелости. Он внушал ей доверие, и она его послушалась.

— Да вознаградит тебя господь бог! — сказала она горячо.

— Стоит ли об этом говорить…

— Как тебя зовут, я хочу знать, чтобы…

— У меня нет имени, — ответил незнакомец, но, увидев, как омрачилось лицо Лидушки, добавил: —Меня зовут Иржик.

Неожиданно, словно что-то вспомнив, она тревожно спросила:

— А если тебя паны схватят? Иржик слегка усмехнулся и сказал:

— Иди, иди и ничего не бойся, уже пора. С богом! — Он протянул ей руку и исчез.

Девушка пошла. Немного погодя она остановилась и оглянулась в надежде увидеть Иржика, но его уже не было. Тогда она ускорила шаг. Ей послышался какой-то шелест в кустах, она испуганно осмотрелась, но ничего не увидела. Скоро Лидушка дошла до колодца, над которым высилась темная ель. На ее мшистом стволе висел грубо нарисованный образок девы Марии. Перекрестившись, девушка поспешно спустилась по откосу вниз.

Когда она исчезла из виду, Иржик повернулся, побежал лесом и, остановившись у дороги, прислушался. Издали доносился сигнал тревоги, крики людей и звуки рожка. Он засмеялся и, как заяц, перебежав лесок по ту сторону дороги, скрылся за старой сосной. Когда некоторое время спустя юноша выбежал на поле, окровавленного колышка уже не было в его руках.

Вдова стояла у воза, запряженного тощей лошадью, и с нетерпением поджидала его.

— А я уже думала, что ты не вернешься.

— Бегал воды напиться из колодца, да засмотрелся на господскую охоту. Вот и задержался.

Взяв в руки вожжи, он осторожно свел лошадь вниз. Вдова шла рядом с ним и радовалась, что еще до дождя они свезут урожай домой.

Глава пятая

БУРЯ

Не успели Иржик с вдовой спуститься на дорогу у леса, как услышали доносившиеся сверху гул и крики. На опушке промелькнули один за другим два всадника, несколько слуг и крестьян бежали следом, словно кого-то разыскивая.

— Остановитесь! Подождите! — послышался чей-то громкий голос. По полю к вдове и ее спутнику скакал всадник из княжеской свиты. Вдова так испугалась, что не могла и слова вымолвить. Хорошо еще, что с ней был такой смелый паренек.

— Никто здесь сейчас не выбегал из леса?

— Никак нет, милостивый пан.

— А вы давно в поле?

— Я с утра, а мать с полудня…

— И раньше не замечали, не слонялся по опушке какой-нибудь подозрительный человек, не выходил из лесу?

— Никак нет, милостивый пан.

— А сами вы откуда?

— Из Мартиновской усадьбы.

Всадник что-то проворчал и, повернув коня, поехал к лесу. Иржик, выпрямившись, горделиво усмехнулся, тронул вожжи, и они направились дальше.

— Видно, что-то случилось? — недоумевала крестьянка.

— Не знаю, ведь паны за всякий пустяк преследуют. День угасал, на западе вставала туча, было душно.

— К ночи будет гроза, — предсказывала вдова. — Слава богу, вовремя домой доедем.

Овес был уже в амбаре, а хозяйка крошила в молоко хлеб, когда ее позвал сын, стоявший возле Иржика. Иржик пристально смотрел в лощину у березовой рощи. Отложив нож, хозяйка подбежала к окну и увидела нечто необычайное.

Внизу по дороге ехали две охотничьих повозки, окруженные свитой из пеших и конных охотников. На передней повозке сидели три дамы, среди них мадемуазель фон Стреревитц, которая снова расхворалась, на второй — молодой князь Иосиф Пикколомини. Голова и рука у него были перевязаны; напротив князя сидел тучный замковый доктор. За повозкой вели раненого коня. Порывы ветра раздували плащи всадников и хвосты лошадей.

Процессия вскоре скрылась за поворотом дороги, но над склоном лощины все еще виднелись темные головы всадников, затем и они исчезли.

Иржик продолжал стоять у окна, задумчиво глядя вдаль, и хозяйке пришлось дважды звать его к ужину. За окном засвистел ветер, налетел на избу, деревья закачались, застонали, и грянул гром. Старик и его сноха стали креститься, мальчик прижался к матери, а незнакомый парень повернулся к окну.

Едва они поужинали, как разразилась невиданная буря. В комнате стемнело, хозяева молились. Из ближайшей деревни ветер донес тоскливый благовест, прогонявший грозу. Ослепительные молнии прорезали темноту, в окна забарабанил дождь, и вскоре послышался шум воды, устремившейся с вершины холма мутными потоками.

— Боже мой! Господа попали в грозу, — говорила хозяйка свекру. — Ну, а Франтина, наверное, на панском дворе. Христос с нами! «Отче наш, иже еси на небесех», — молилась она, зажигая сретенскую свечку.