Возвращение странницы - Патриция Вентворт

Лилла сидела, подперев подбородок ладонью, и в ее озадаченных карих глазах отражалась тень улыбки.

— Почему же ты недолюбливаешь ее, тетя Милли?

— Не знаю, просто не люблю — и все. Филипу она никогда не годилась в жены, и если бы не этот досадный случай, они наверняка расстались бы. Но когда мужчина понимает, что ошибся в выборе жены, а потом три с половиной года считает себя вдовцом, какие чувства он может испытать, узнав, что на самом деле он женат? Да еще эта его привязанность к Лин…

— А он привязан к ней? — Карие глаза стали тревожными.

Милли Армитидж кивнула.

— Наверное, мне не следовало заговаривать об этом, но это правда. Все шло как по маслу, пока не вернулась Энн. Лин — прекрасная пара для Филипа, а он — для нее. Как, по-твоему, он должен теперь чувствовать себя? Уверяю, я только рада уехать к Котти — никогда в жизни ее приглашения не были так кстати. И хуже всего то, что оба изо всех сил стараются поладить — впервые вижу такое. Энн из кожи вон лезет, чтобы завоевать его расположение. Мне неловко видеть, как предупредительно, заботливо и тактично она держится, а Филип, в свою очередь, старается быть вежливым и сдержанным. В душе он корит себя за то, что не признал ее с самого начала, но ведь он, в сущности, ни в чем не виноват! Если бы они повздорили, вспылили, устроили скандал, всем стало бы легче — но они сдерживаются и терпят.

— Какой ужас… — подавленно пробормотала Лилла. Милли Армитидж состроила гримаску, строго запрещенную ей еще в десятилетнем возрасте. При этом она на мгновение приобрела поразительное сходство с лягушкой, и эта гримаска сказала Лилле больше, чем любые слова. Милли продолжала: — Когда они переселятся в город, Лин придется нелегко. Ведь она так предана Энн — по крайней мере, была предана раньше. Не знаю, что осталось от этой преданности, но Лин считает своим долгом быть подругой Энн и страдать молча. Им придется встречаться. Вряд ли Энн что-нибудь узнала — думаю, она ни о чем не подозревает. К Лин она относится так же, как до войны, — как к влюбленной в нее школьнице. А Лин всеми силами скрывает свою тайну. Значит, они будут встречаться и поддерживать дружеские отношения — по мнению Лин, так будет справедливо, а она верна своему слову. Но она совершенно беззащитна, ее очень легко обидеть. А мне невыносимо видеть ее муки — вот почему я завела этот разговор, — Милли Армитидж сделала порывистый жест. — Именно поэтому я так радуюсь визитам Пелема Трента. Но вряд ли между ними возникнут серьезные чувства: для Лин он слишком стар.

— Он выглядит довольно молодо.

— Ему уже тридцать семь лет, но это неважно. Хорошо, что есть человек, который восхищается Лин, навещает ее, пытается развлечь. Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет, но он нравится Лин, к тому же старается ее утешить.

Разговор начался с Пелема Трента и закончился им же.

Глава 16

Мисс Нелли Коллинз устроилась в углу пустого вагона третьего класса, надеясь, что ее попутчики окажутся милыми и разговорчивыми людьми. В пустом вагоне она чувствовала себя неуютно, ей было страшновато. В детстве она услышала историю о сумасшедшем попутчике подруги ее тети Крисси, который кормил ее морковью и брюквой всю дорогу от Суиндона до Бристоля. После этой встречи подруга тети Крисси пережила сильный нервный срыв. Хотя это произошло пятьдесят лет назад, а поезд по пути из Блэкхита в Ватерлоо делал множество остановок, позволяющих отделаться от любого попутчика-безумца, мисс Нелли предпочитала не рисковать. Она сидела очень прямо в своем лучшем жакете, юбке, воскресной шляпке и меховой горжетке, которую она берегла для особых случаев, потому что мех уже немного вытерся, а при нынешних ценах на меха новой горжетки она не могла себе позволить. Жакет и юбка были синими, довольно яркого оттенка, потому что в юности Нелли Коллинз один человек сказал ей, что она должна одеваться под цвет своих глаз. Он женился на другой, но Нелли продолжала упрямо хранить верность синему цвету. Впрочем, ее шляпка была черной — мисс Коллинз с детства внушили, что настоящие леди носят только черные шляпки. Лента на шляпке не совпадала по оттенку с жакетом и юбкой в отличие от пучка искусственных цветов. Из-под широких полей головного убора мисс Коллинз ниспадали кудрявые пряди волос — когда-то они имели оттенок спелой пшеницы, а теперь выглядели тусклыми и словно припорошенными пылью, как стерня в августе. В молодости цвет лица мисс Коллинз был нежным, оттенка лепестков яблони но от него не осталось даже воспоминаний. Только глаза по-прежнему изумляли пронзительной синевой.

Когда Нелли уже думала, что ей обеспечены покой и одиночество, полдюжины пассажиров подошли к кондуктору, протягивая билеты. Двумя из них были мужчины. Они вошли в соседний вагон, и мисс Коллинз испустила вздох облегчения: мужчины показались ей слишком развязными, к тому же один из них нетвердо держался на ногах. Затем в поезд села коренастая женщина с двумя детьми и хрупкая дама в черном суконном жакете с меховым воротничком, видавшим лучшие времена.

Все они вошли в соседний вагон, а к вагону мисс Коллинз подошла невысокая дама в скромном пальто. Мисс Коллинз воспряла духом, надеясь, что она и станет ее попутчицей, и даже приподняла задвижку на двери и позволила себе скромную полуулыбку. Но дверь открылась, когда поезд уже трогался с места. Вошедшая дама в черном уселась напротив мисс Коллинз, которая сочувственно покачала головой и воскликнула:

— Боже, вы чуть не опоздали!

Ее спутницей оказалась мисс Мод Силвер. Прежде она служила гувернанткой и до сих пор походила на представительницу именно этой профессии, но уже много лет в уголке ее скромной визитной карточки значились слова «Частные расследования». Профессиональным успехом мисс Силвер была отчасти обязана своей общительности: она на удивление легко находила общий язык с людьми. Ее не отпугивали ни чопорность, ни развязность. Впрочем, она предпочитала золотую середину между этими крайностями. Вот и сейчас она ответила незнакомке сдержанно, но дружелюбно, согласившись, что чуть не опоздала на поезд, но ее часы «вдруг остановились, поэтому пришлось смотреть на часы в столовой племянницы, а они оказались ненадежными». Именно такой завязкой разговора мисс Коллинз никак не могла пренебречь.

— Так вы гостили у племянницы? Как мило!

Мисс Силвер покачала головой. Свою черную фетровую шляпу она носила с довоенных времен, только в последнее время обновила отделку — ленту и пучок анютиных глазок.

— Я приезжала к ней на ленч, — объяснила она, — и никак не могла пропустить этот поезд: я спешу в Лондон, меня пригласили на чай.

Мисс Коллинз ответила ей завистливым взглядом. Ленч с племянницей, потом чаепитие — как богата событиями жизнь этой дамы!

— Как мило! — повторила она. — Я часто думаю о том, что иметь племянниц и навещать их очень приятно. К сожалению, у меня нет родственников, кроме моей сестры, и мы обе не замужем.

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Браки бывают разными: и счастливыми, и несчастными.

— И все-таки хорошо иметь племянниц. За них не несешь такой ответственности, как за родных детей — вы же понимаете, о чем я, — но испытываешь к ним родственные чувства.

Мисс Силвер сдержанно улыбнулась. Если бы она только что побывала в гостях у своей племянницы Этель Бэркетт, она ответила бы попутчице иначе, более воодушевленно, однако мисс Силвер всегда считала, что Глэдис слишком избалованна, а сегодняшний визит только подкрепил ее убежденность. Глэдис была моложе Этель и гораздо миловиднее, к тому же сделала неплохую партию, выйдя за вдовца вдвое старше ее, адвоката с прекрасной репутацией. Разумеется, сообщать об этом незнакомке мисс Силвер не собиралась, но втайне считала, что на Глэдис можно положиться с таким же успехом, как на ее неисправные часы. К тому же Глэдис снисходительно и покровительственно относилась к Этель и ее мужу, управляющему банка, а также к детям Этель, к которым сама мисс Силвер питала глубокую привязанность. Открыв сумочку, мисс Силвер извлекла из нее добротный серый чулок, который вязала для Джонни Бэркетта.

— Конечно, — продолжала мисс Коллинз, — воспитывать детей — это огромная ответственность, будь они родными детьми или племянниками. Мы с сестрой воспитали одну девочку, и будь она сейчас жива, я навещала бы ее — я привязалась к ней, как к родной.

Мисс Силвер с сочувствием взглянула на собеседницу.

— Ваша воспитанница умерла?

— Кажется, да, — нерешительно ответила мисс Коллинз, и на ее скулах проступил неяркий румянец. — Видите ли, мы с сестрой делали игрушки и рождественские календари» я до сих пор занимаюсь этим. Нам принадлежал целый дом. После смерти матери мы решили сдавать первый этаж, у нас поселились замечательные, очень приличные супруги с девочкой трех-четырех лет, они не доставляли нам ровным счетом никаких хлопот. Мы привязались к ребенку — такое случается. А потом миссис Джойс умерла. Мы не могли выставить бедного мистера Джойса за дверь — он был убит горем. Словом, мы стали опекать малышку Энни. Наверное, люди болтали бог весть что, но Кэрри намного старше меня, и, в конце концов, человеческие чувства никому не чужды. А знатные родственники о мистере Джойсе даже не вспоминали.