Антология современной французской драматургии - Жак Одиберти

МИРТИЙ. Сударь, были крестные муки? Да или нет?

СВЯЩЕННИК. Я вам отвечу. (Напыщенно.) Наш язык отказывается описывать величие и значение этого строго кавказского и византийского изобретения, воплощенного в строго определенной серии литургических проявлений, могущих подтвердить в плане практическом теорию теологическую. (Кланяется и уходит.)

МИРТИЙ(Зое). Ну что же, продемонстрируй мне его.

Зоя тянет за шнур. Появляется гигантских размеров крест, чья верхняя часть утопает в полутьме.

Я вижу… Славная работа. (Подходит ближе.)

ЗОЯ. Лак еще держится. Ремесленники морского арсенала свое дело знают. Я надеюсь, ты все понял. С этого креста, аутентичного, оригинального, скопированы бесчисленные кресты, все изобилие крестов монастырей, аббатств, министерств и кладбищ. Следовательно, ты остаешься.

МИРТИЙ(поглаживая крест). Ни одной заусеницы. Откуда же тогда взялись те фрагменты, что храним мы в дарохранительницах своих церквей?

ЗОЯ. Ты прямо как мальчишка! (Зовет.) Себастос! Вы здесь?

СВЯЩЕННИК(внезапно появляется). Мы долгое время обладали законной монополией на продажу и экспорт священных деревянных фрагментов, взятых с первых копий, выполненных непосредственно с образца-прототипа. Но, как и следовало ожидать, римская курия, в свой черед…

МИРТИЙ(хватая Патриарха, без грубости, но решительно). Я вас не отпущу.

СВЯЩЕННИК. Резоны римской курии достойны, несомненно, всяческого уважения, к тому же и древесный материал повсюду имеется в изобилии…

МИРТИЙ. Курию римскую я суну в щелку своей телке. Стало быть, истинный крест не есть истинный крест?

ЗОЯ. Вот интересно, он действительно понимает греческий язык?

МИРТИЙ(Священнику). На этот раз вы мне ответите. Крестная мука все-таки была? Да или нет?

СВЯЩЕННИК (загадочно). Если изобретение креста определяется хронологически с высокой точностью, то личные дела Предвечного Владыки касаются только Предвечного Владыки.

МИРТИЙ. О чем и говорит подвальная вода. (Отпускает Себастоса.) О чем и говорит глас мужа моей матери.

ЗОЯ. Скажите, чтобы пришла Неребис.

Священник выходит.

(Миртию.) He надо злиться. И не надо глупых мыслей. Не считай меня плохой женой. Ведь я не убивала мужа. Нет, он умер из-за сердца. Это я о своем первом муже, ты его не знаешь. А ты будешь императором. Ему же будет легче.

Входит Капитан.

КАПИТАН. Сотоварищ самодержец предлагает рыцарю один из этих вот двух свитков — здесь патент на должность византийского префекта, здесь послание турецкому военачальнику, мерзкому мужику, а может, и не мужику, командующему в Иерусалиме, куда ни единый христианин в одиночку не отправится. Ежели выбираете послание, вам следует прочесть это досье. (Оставляет свитки и досье и удаляется.)

ЗОЯ(протягивает Миртию патент префекта). Склоняйся к префектуре и к бронированным лучникам. А патриарх за мной! До конца недели все будет сказано. Не надо колебаться. Император хочет удалиться благодаря тебе, через тебя. Он сам тебя так любит. Все мы тебя любим. Император хочет заскочить в тебя, забраться в твои ноздри наподобие запаха. Он укрепляет твою руку, чтобы ты укрепил его.

МИРТИЙ. О’кей, о’кей, добрая моя подружка. Императором я стану.

ЗОЯ. Не называйте меня доброй подружкой. Мне не сто лет.

МИРТИЙ. Да о’кей же, говорю тебе. Ударим по рукам, если угодно. По рукам-рукам-рукам. Но только прежде, чем мне взять тебя и Византию, я, куда сказал отправиться — отправлюсь. Это долг мой.

ЗОЯ. Долг твой — получить Византийскую империю.

МИРТИЙ. Долг мой — сделать то, что следует мне сделать.

ЗОЯ. Значит, это не долг твой. Это твоя судьба. Долг — это западное. Восточное — это судьба. И если ты продолжишь путь, то предашь собственную Церковь и оставишь собственную мать.

МИРТИЙ. Но я вернусь.

ЗОЯ. Ты не вернешься… Когда ты вернешься, я вся побелею.

Появляется Неребис. К ее поясу пристегнут нож Классикоса.

А! Неребис! Неребис… Подойди ко мне… Ты не прекраснее меня, но изготовлена позднее. Лицо… Глаза… И губы… Эта грудь… Иди сюда, Неребис, подойди. Мы сейчас уляжемся так близко друг от друга, очень близко. (Укладывает Неребис.) Как она покладиста в укладывании своего тела! Как она чиста! И как прекрасна! Как люблю я ее кожу! Мне необходима нежность этой кожи. Передай мне нож, моя голубка. Ну, давай! Давай нож…

НЕРЕБИС. Сударыня… Вы же не сделаете мне больно?

ЗОЯ. Твое тело — небеса из меда и порфира. Твое тело спешит открываться по мужским желаниям мужчин. Возможно разве, чтобы мед с порфиром чувствовали боль?

НЕРЕБИС. Сударыня… Клянусь вам… Если я порежусь… Я очень чувствительна к боли… Как-то раз я подвернула ногу…

ЗОЯ(стоя, театрально). Не бойся. Эта сталь не для тебя. Себя убью я над тобой. Умру сама я, распластавшись на тебе… Исторгну свою душу тебе в рот. Изрыгну собственную жизнь в твой рот. И стану твоим телом. Он ведь любит твое тело.

МИРТИЙ. Успокойся… Глупости говоришь… (Отбирает нож и некоторое время жонглирует им.) Турецкому военачальнику, вдруг заупрямится…

ЗОЯ. Залог… Свидетельство… Ты… Дай мне…

МИРТИЙ. На, держи вот… Ожерелье… (Снимает с нее золотое ожерелье.) Видишь? Отдаю тебе то ожерелье, что украл. Отдаю тебе воспоминание, которое у тебя забрал. Сюда буду к Пасхе. Курию римскую, опять же — в щелку моей телке. (Зое.) Привезу тебе, возможно, безразмерное единство. Почему бы не распространить империю нашу до солнца? (Сворачивает досье. Неребис.) Пойдемте, барышня… Мне надо продиктовать вам несколько писем.

ЗОЯ. Но… Эта девушка не знает стенографии… Она танцует.

НЕРЕБИС. К тому же… Я ведь в трауре…

МИРТИЙ(обхватывает ее рукой). Пойдем… Пойдем…

Миртий и Неребис выходят.

ЗОЯ(кружит по комнате, затем валится на пол к подножию креста). Дай мне силы… Дай мне любовь… Позволь, стерпи, что я впаду в полное безразличие и полностью останусь без лица и наконец стану свободна. (Кричит.) Стану, наконец, свободна! (Почти прижимается к кресту лицом и в отчаянии трется о него лицом.)

Входит Самодержец. Одет в выходное одеяние, на голове колпак. Некоторое время наблюдает за Зоей, затем подходит и кладет руку ей на плечо.

САМОДЕРЖЕЦ. Ну что ты… Девочка моя… Ну что ты…

Зоя, взволнованная, удивленная и окрыленная, целует ему руку.

Ты не беспокойся… Я отправил впереди него людей… Дипломатов… Они скачут галопом. Чтобы предупредить о его приближении начальников арабских и начальников турецких. Ничего с ним не случится… Так же и король венгерский меня предварил. Наш рыцарь продвигается вперед под попечительством единогласия.

ЗОЯ. Но все-таки… Зачем? Зачем он должен всюду соблазнять и побеждать? И чем таким он отмечен?

САМОДЕРЖЕЦ. Я не знаю. Я — как ты. Я подчиняюсь. А скажи мне… Если ты еще желаешь, чтобы я тебя… Чтобы мы нас… Кстати, ты мила, в таком вот возбужденном состоянии… Вся мокрая… (Поднимает диадему и водружает ее Зое на голову.) Не то чтобы я безумно этого хотел, но он сказал мне, что я должен. (Берет Зою за руку.)

Та трет глаза и всхлипывает. Неожиданно раздаются торжественные церковые песнопения православного звучания.

Самодержец целует Зою в щеку; она остается неподвижно стоять лицом к публике.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Иерусалим. Сцена представляет собой открытое пространство перед увенчанным куполом зданием. Перед главным корпусом — подобие балкона без балюстрады, опоясывающее все строение. С балкона открывается вход в здание, типично сарацинских очертаний. Основанием строения служит глухая стена. Возле нее стоит араб и играет на свирели. Появляются два мамелюка. Заговаривают с арабом и знаками велят ему уходить.