Редкая обыкновенность - Александр Сергеевич Глухов

как правило фельдъегерей, под углом 90 градусов, напротив стола заместителя начальника почтового вагона, сокращенно ВПНЗ. Еще есть стол сортировки корреспонденции и, вдоль стен, клетки сортировки, со сменными бирками. В тамбуре, около обменной кладовой находится жиденькая металлическая дверца, за которой стоит холодильник. В туалете имеется умывальник и душ, но случается и так, что горячей воды не бывает.

В транзитной кладовой, рядом с входной дверью, стоит шкаф, типа «Вулкан», используемый для спецсвязи. Там же перевозятся группы посылок, журналы, газеты и книги, но, никогда – корреспонденция, которая бывает трех видов – простая, заказная и ценная, так называемая – страховая. Простая и заказная корреспонденция, сортируется, связывается в постпакеты и упаковывается в мешки, необычайно пыльные от трущийся бумаги, к которым крепят ярлыки со штемпелем и адресом. Страховую почту, просто складывают в мешки, но уже с сургучной печатью…

Ташкентский 186-ой, раньше трогался с Казанского вокзала около часа дня. Рабочий день на маршруте считается шестнадцатичасовым, но это на бумаге. В зависимости от места следования, времени года и целого ряда других причин, он может длится и двадцать, и двадцать четыре, и пять часов. Нехватка сна и круглосуточная активность (станции и остановки случаются в любое время дня и ночи) накладывают свою специфику. Коллектив, вместе с Виталием, составлял четыре человека. Проводником оказался толстенький, невысокий егорьевец, житель дома номер один, нового, четвертого микрорайона Иван Хренов, с двадцатилетним стажем работы. Веселый и добродушный, он быстро нашел общий язык с новичком, к тому же земляком. Начальница, Мария Федоровна Шилова, строгая на вид пятидесятидвухлетняя москвичка, чуть выше среднего роста, оказалась дамой не истеричной и крикливой, но властной. Она мягко, но непререкаемо приказала:

– Виталя поедет «на заказе», Сережа – «на простой». Это означало, кому, что сортировать и за что отвечать.

Рослый и крепко скроенный Сергей Ежов, однофамилец грозного наркома, бывший армейский старшина двадцати пяти лет, уроженец города Раменское и заместитель начальника, производил впечатление интеллигентного раздолбая, каким и оказался.

Три с половиной часа пути, до станции Рязань 1, можно было поспать. «Бубновый» решил поразевать рот не летние пейзажи за окном, с решеткой, наподобие тюремной, но суровая начальница отправила его на верхнюю полку со словами:

– Успеешь еще наглядеться, тебе всю ночь работать, так, что спи.

После Рязани, на пути к Шилову и Сасову, начинается размеренная работа, переходящая в авральную, при заезде в Мордовию. В десятом часу поезд подходит к Потьме ее гроздью лагерей – Явас, Озерный, Лесной, Леплей и т.д. Надо спешно переработать почту до следующей станции райцентра Торбеево, до которого полчаса хода, а девять минут назад была станция Зубова Поляна. И везде полно почты. Далее Ковылкино и, большой узе, Рузаевка, после которой напряжение в работе несколько спадает. После Рузаевки Виталия пожалели и отправили в купе, где он проспал три Ульяновские станции: Инза, Барыш и Кузоватово.

Перечисление станций и полустанков, с их особенностями, займет столько места, что никакой бумаги не хватит, поэтому, я постараюсь давать информацию в экстренном виде.

От Сызрани до Куйбышева (ныне Самары) три часа езды и от Куйбышева до Бузулука столько же – в эти промежутки можно отдохнуть. Далее, тяжелый подъезд к Оренбургу, расстояние до которого чуть превышает полторы тысячи километров. Поволжская жара, которая настоящей жарой еще не является, на работоспособность действует расслабляюще. Серега успокаивал Виталия:

– Тридцать один градус – почти лафа.

– А завтра? – боязливо поинтересовался практикант.

– Завтра, тоже ерунда градусов 35-36.

– Что же тогда не ерунда?

–Не спеши, все увидишь сам и, береги воду.

За Актюбенском, а особенно за узловой станцией Кандагач, начиналось приятное путешествие, а не работа. Скучные равнинные пространства, с однообразной картиной, меняют свой облик на Мугоджарском перевале – степном продолжении Уральских гор. Горами, это скопление невысоких гранитных скал и холмов, назвать можно, лишь с натяжкой.

Дальше дорога петляет к Челкару, именно петляет, на, казалось бы, ровном пространстве. Легенда гласит, что платили из казны за проложенные километры рельсов и, хитроумные строители, прокладывали дорогу зигзагами.

Все, кроме Марии Федоровны ходили полуодетыми, да и сама она обходилась легким, коротковатым для ее возраста платьем.

По просторам Казахстана 186-ой поезд следует подобно пригородной электричке -кланяясь, что называется, каждому столбу, останавливаясь через каждые два-три километра. Для местного населения очень удобно, но утомительно для транзитных пассажиров.

Сергей с Иваном деловито предупредили:

– От Челкара до Туркестана тысяча километров, питьевой воды не будет сутки с лишним. Учти у нас на четверых двадцать литров всего. В Челкаре, на заправке, пей сколько влезет; завтра, после обеда и будешь рад попить, да нечего будет.

– А что, дальше воды нет?

– Вода есть, для душа и туалета сгодится, но не только пить, ты ее нюхать не сможешь, к тому же она соленая.

Ближе к станции Саксаульская, дохнуло жарой. Приаральских Каракумов, начиналась восьмисоткилометровая, обожженная зноем Кзыл-Ординская область. Появились заросли саксаула и большое количество верблюдов, в основном бактрианов, попадались и одногорбые дромадеры. Домики из глины удручали своей убогостью. Лишь в более-менее крупных поселках и городах, типа Аральска и Новоказалинска, жилье выглядело поприличней. Аральское море высыхало ударными темпами. Странно смотрелись портовые краны и корабли на песке. Воды Сыр-Дарьи и, особенно Амударьи растащили на полив безразмерных пустынных и полупустынных пространств.

Байконур, раскинувшись между Казалинским и Кармакчинским райононами, встретил утренней свежестью, но, уже в Джусалах стало Жарко. Виталию мучительно хотелось пить. Джалагаш и Теренозек добывили температуры. Он тщетно бегал с десятилитровым алюминиевым бидоном на всех остановках, в поисках воды. Больше одного глотка мерзкой жидкости, соленой и воняющей сероводородом, единственно, что прохладной, его организм принять не мог.Наиболее худьшая вода оказалась в Теренозеке.

В Кзыл-орде, Виталий забежал в станционный магазин и купил пять бутылок лимонада, радостно предвкушая будущее блаженство. Сергей с Иваном переглядывались с ухмылкой. Потек холодильник, не сломался, а растаял, не выдерживая жары. Все окна держали плотно закрытыми и зашторенными. В пустынях берегут не тепло, а прохладу.

За Кзыл-Ордой начинался ад. Температура поднялась до сорока шести градусов. Туземный лимонад оказался солено-сладким напитком, который кроме рези в животе, ничего не давал.

–Ты не резвись, не создавай активность – учил его Иван Хренов. – старайся не шевелиться и почаще бегай в душ.

Пульсирующими ударами боль била в виски, мучительно хотелось пить и лечь на полку, но огнедышащая кровать, через десять секунд выталкивала Виталия обратно.

–Намочи простыни и, не выжимая их, ляг на одну и укройся второй – видя его маяту, посоветовал Серега.

Начальница спать не ложилась с самой Москвы, толи принимала таблетки, толи имела такой организм. За окном проносились пески с зарослями верблюжьей колючки. Солнце, после обеда переместилось на запад и восточную сторону расшторили. При въезде в Чиилийский район, далеко на востоке, показался