Фальконер - Джон Чивер

— Джоди, ты слишком несерьезно относишься к учебе, — отвечал Фаррагат. — Не может быть, чтобы она не приносила пользы. Нужно найти на курсах нечто важное для себя.

— Наверное, кому-то такая учеба приносит пользу, — возражал Джоди, — но только не мне. Видел я их все: Школа Успеха, Школа Обаяния, Элитная Школа. Все одинаковые. Я десять раз в них учился. А они мне сообщают, что собственное имя звучит для человека сладчайшей музыкой. Да я это в три года знал. Знаю я это все. Не веришь? Вот, пожалуйста! Первое, — называя каждый пункт Джоди ударял по решетке, — пусть он думает, что эта мысль сама пришла ему в голову. Второе: брось ему вызов. Третье: начинать надо с похвалы и признания его достоинств. Четвертое: сразу же замечай свои ошибки. Пятое: заставляй его отвечать «да». Шестое: говори о своих промахах. Седьмое: пусть он думает, что всегда прав. Восьмое: подбадривай его. Девятое: пусть он поверит, что все это проще простого. Десятое: пусть он радуется, когда делает то, что ты от него хочешь. Любая проститутка это знает. Это моя жизнь, это история моей жизни. Я пользовался этими приемами с раннего детства — и вот где оказался. Посмотри, куда меня завело знание правил обаяния собеседника, правил успеха, основ банковского дела. Блин, малыш, честное слово, хочу бросить эти курсы.

— Не надо, Джоди. Не бросай. Надо закончить, это запишут в деле — будет большой плюс.

— В мое дело никто не заглянет еще сорок лет.

Как-то вечером, когда падал снег, Джоди пришел к нему и сказал:

— Я попросился завтра к врачу. Завтра понедельник. Будет много народу. Подожди меня у госпиталя.

И ушел.

— Он тебя разлюбил? — спросил Тайни. — Ну, если он тебя больше не любит, я очень рад. Ты в самом деле хороший парень, Фаррагат. Ты мне нравишься, а вот он — нет, никчемный тип. Уже отсосал у половины народа — и это только начало. На прошлой неделе или на позапрошлой — не помню — он изображал танец с веером на третьем ярусе. Это мне Толедо рассказал. Сложил газету веером и давай танцевать: то свой член прикроет веером, то задницу. Толедо говорил, настоящая мерзость. Просто мерзость.

Фаррагат попытался себе это представить и не смог. Он подумал, что Тайни просто завидует. Он не знает, что такое любить мужчину. Его можно только пожалеть. Фаррагат написал просьбу о посещении врача, сунул листок между прутьев решетки и лег спать.

В приемной госпиталя столпилось много народу, они с Джоди встали за дверью, чтобы никто их не подслушал.

— В общем так, — начал Джоди, — я знаю, что ты расстроишься, но выслушай меня. Ничего не говори, пока я не закончу. Завтра я брошу курсы. Не говори ничего. Понимаю, что ты против, потому что относишься ко мне, как отец, который мечтает, чтобы его сын многого в жизни добился, но погоди: дай я изложу тебе свой план. Не говори ничего. Я сказал: помолчи. Уже известно про вручение дипломов. Никто этого пока не знает, кроме тех, кто на курсах. Ты тоже скоро узнаешь. Послушай: кардинал нашего диоцеза прилетит на вертолете вручать дипломы. Честное слово. Не спрашивай, откуда мне это известно. Наверное, кардинал приходится родственником кому-то из университетского начальства. Его появление привлечет внимание прессы — ради того и затеяно. На курсах учится один парень — помощник капеллана. Его зовут Ди Маттео. Он мой близкий друг. Ди Маттео отвечает за все эти сутаны, которые надевают в церкви. Так вот, у него есть красная сутана как раз моего размера. И он мне ее даст. Когда приедет кардинал, будет много шуму. Я поотстану, спрячусь в бойлерной, надену красную сутану, а когда кардинал начнет мессу, встану у алтаря. Нет, ты послушай. Я знаю, что делаю. Знаю. Я прислуживал в церкви еще в одиннадцать лет. Тогда и прошел конфирмацию. Знаю: ты думаешь, меня поймают. Ничего подобного. Во время мессы священник не смотрит на своих помощников. В этом состоит суть молитвы — никто не смотрит по сторонам. Даже если видишь незнакомого прислужника, ты не спрашиваешь, кто он и откуда взялся. Месса — святое дело, а если делаешь святое дело, ничего не замечаешь. Когда пьешь кровь Спасителя — не смотришь, грязный ли потир и не плавают ли в вине мошки. Ты должен проникнуться, словно перейти в другой мир. Через молитву. В молитве все дело. Молитва поможет мне выбраться из этой дыры. Сила молитвы. После мессы я в своей красной сутане залезу в вертолет и, если кто спросит, откуда я, скажу: из церкви Святого Ансельма, Святого Августина, Святого Михаила — да какого угодно святого. А когда приземлимся, я сниму сутану в ризнице и спокойно выйду на улицу. О чудо! Выпрошу у кого-нибудь денег на проезд в метро, доеду до 174-й улицы — там у меня есть друзья. Малыш, я говорю тебе все это потому, что люблю тебя и доверяю тебе. Теперь моя жизнь в твоих руках. Нет более великой любви. Но отныне мы с тобой не сможем встречаться. Я нравлюсь этому парню, который даст мне сутану. Капеллан приносит ему еду с воли, так что я заберу электроплитку. Быть может, мы с тобой больше не увидимся, малыш, но, если получится, я приду с тобой попрощаться.

Джоди прижал руки к животу, согнулся, застонал и вошел в приемную. Фаррагат последовал за ним, но больше они не разговаривали. Фаррагат пожаловался на головную боль, и врач дал ему аспирин. Одежда у врача была грязная, носок на правой ноге — с дыркой.

Джоди больше не приходил, и Фаррагат страшно скучал. Среди миллионов разных тюремных звуков он пытался различить знакомый скрип кроссовок. Это был единственный звук, который он хотел услышать. Вскоре после встречи с Джоди в госпитале Фаррагату поручили напечатать объявление: «27 мая Его Преосвященство кардинал Тадеус Морган прибудет в тюрьму на вертолете, чтобы вручить дипломы прошедшим курс Опекунского университета в присутствии губернатора и начальника управления исправительных учреждений. Будет проведена месса. Посещение мессы обязательно, более подробные инструкции получат старшие по блоку».

Толедо размножил объявление, но не переусердствовал, и листки не кружились по двору, как в прошлый раз. Это известие сперва не произвело никакого впечатления на заключенных. Диплом получат всего восемь человек. А сама идея: посредник между Богом и людьми спускается с небес к осужденным — никого не потрясла. Фаррагат, разумеется, напряженно прислушивался. Если Джоди придет попрощаться, то наверняка вечером, накануне приезда кардинала. Значит, от встречи с любимым — минутной встречи — Фаррагата отделяет целый месяц. Оставалось только смириться. Он понимал, что Джоди, скорее всего, спит с помощником капеллана, но настоящей ревности не чувствовал. Он не мог с уверенностью сказать, сработает ли план Джоди, потому что его план, как и план кардинала, был совершенно нелеп, хотя о намерениях кардинала и писали в газетах.

Фаррагат лежал на койке. Он хотел, чтобы Джоди был рядом с ним. Желание рождалось в его бессловесных гениталиях, и клетки мозга докладывали об этом Фаррагату. От гениталий желание растекалось по животу, поднималось к сердцу, наполняло его душу, мозг, захватывало все тело. Он ждал, когда послышится скрип кроссовок и потом голос — молодой, возможно, нарочито молодой, но не слишком высокий — скажет: «Подвинься, малыш». Он ждал скрипа кроссовок, как ждал стука каблучков Джейн на мощеных тротуарах Бостона, как ждал грохота лифта, в котором Вирджиния поднимется на одиннадцатый этаж, как ждал, когда Доди откроет проржавевшие ворота дома на Трейс-стрит, когда Роберта сойдет с автобуса С на итальянской пьяцце, когда Люси вставит колпачок и выйдет голая из ванной, ждал телефонных звонков, звонков в дверь, колокольного звона, отмеряющего время, ждал, когда окончится гроза, которой боялась Хелен, ждал автобуса, корабля, поезда, самолета, парома, вертолета, фуникулера, гудка в пять часов и пожарной сирены, которая вернет ему его любовь. Выходит, столько времени и сил было потрачено впустую, но даже бессмысленное ожидание не расстраивало его, потому что оно затягивало, как водоворот.

Но почему же он так тоскует по Джоди, если всегда считал, что смысл его жизни в обладании самыми красивыми женщинами? Женщины несли в себе величайшую тайну, дарующую удивительную радость. К ним надо подкрадываться в темноте, а иногда и овладевать ими в темноте. Женщина — это крепость, мощная и осажденная, ее стоит завоевывать, ибо в ней скрыты несметные сокровища. В сексуальных фантазиях Фаррагата одолевало желание воспроизвести себя в бесчисленном потомстве, населить своими детьми деревушки и города, села и мегаполисы. Это стремление к воспроизводству порождало мечты о пятидесяти женщинах, одновременно вынашивающих его потомство. Женщина — это пещера Али-Бабы, утренний свет, водопад, гром и молния, необъятность планеты — и, когда он это понял, он скатился голый со своего последнего голого вожатого бойскаутов и выбрал женщин. В воспоминаниях об их великолепии чувствовался смутный упрек, но не в нем было дело. Учитывая царственный характер его непокорного члена, только женщина была достойна увенчать его красный блеск.