Господин Малоссен - Даниэль Пеннак

– Сколько лет…

Он прижал Сюзанну к своему мощному бычьему торсу. Янтарный беж его кожи, золото побрякушек, светлое с проседью руно шевелюры, белизна здоровых зубов, взгляд, светящийся простодушием, щедро одаривали всех окружающих светом, монополизированным его съемочной компанией.

– Дай хоть посмотрю на тебя…

Он отстранил Сюзанну, удерживая ее на вытянутой руке. Улыбка играла на его пухлых, детских губах.

– Все такая же задира?

Он рассмеялся, открыто и благодушно, и снова обнял Сюзанну, на этот раз, прижав ее к своему плечу, а потом обернулся к нам с Жюли:

– Мадам, мсье, кто бы вы ни были, рад вам представить совесть кинематографа.

Потом обратился к Сюзанне:

– Не поверишь, не далее как сегодня ночью пересматривал записи в своих блокнотах, еще тех, оставшихся со счастливых времен на студии «Парнас»: ну и давала же ты нам жару, честное слово, то-то были споры! Правда, я все сохранил, я тебе потом покажу.

И опять обернулся к нам:

– Я не шучу, совесть целого поколения! Может, вы этого и не знаете, но вы обязаны ей всем, что достойного было сделано французским кино, где-то с начала шестидесятых.

Тут он вдруг замялся:

– Поэтому ничто из того, что я сделал сам… я немного… скажем… сбился с пути.

Именно в этот момент зазвенел колокольчиком смех Сюзанны:

– И чему же я обязана такой честью, заблудший?

Он наконец выпустил ее. Его руки упали, с размаху шлепнув по ляжкам, он пожал плечами и изрек как само собой разумеющееся:

– Угрызения совести, понимаешь?

Сюзанна, должно быть, сочла, что это последнее нуждается в некотором уточнении, потому что она предложила ему кресло, виски и представила нас:

– Коррансон?! – воскликнул он. – Жюли Коррансон? Журналистка?

Жюли тут же отрезала:

– Это Бенжамен пишет мои статьи.

Он не стал задерживаться на столь ничтожном предмете, как я, и сразу приступил к делу.

– Так вот, Сюзон, недели две назад, Френкель, врач, сказал мне, что старый Иов, его отец, передает тебе свою фильмотеку.

По взгляду Жюли я понял, что мне лучше промолчать, но было поздно: мое живое удивление уже звенело у нас в ушах:

– Вы знаете Маттиаса Френкеля?

– Он был гинекологом моих первых четырех жен, а сейчас и пятая его пациентка.

Отступление, которое все же не сбило нас с главного сюжета.

– Но ты знаешь, Сюзон, у этих хороших докторов ни капли здравого смысла в финансовых вливаниях.

(«В финансовых вливаниях»… кто наливает, тот и закладывает… я мысленно улыбнулся Маттиасу…)

– Передать в дар, это, конечно, замечательно, но и государство с этого свою ленту поимеет! Во сколько, по-твоему, можно оценить фильмотеку старого Иова? Всё просто, у него есть всё. По крайней мере, все стоящее. Копии и негативы… Сейчас она вытащит свой калькулятор, жди! Сюзанна веселилась от души. Ликование, неуловимое для глаз, ослепленных своим собственным светом.

– Дальше. Кроме этого налога, еще проблема хранения. Надо будет не только содержать материал в порядке, Сюзанна, придется, пожалуй, реставрировать добрую половину роликов. Как ты собираешься со всем этим справляться?

– Входные билеты, я думаю…

– Дорогая, твоих входных билетов хватит разве что на налоги. Не думай, что зритель к тебе толпой повалит. Во всяком случае, не в первый же год. Кино как искусство уже труп, поверь, я-то в этом разбираюсь, сам его закапывал.

И, разводя руками, обращается к нам:

– Да! Именно. Король Живых Мертвецов!

Опять к Сюзанне:

– Так вот что я предложил Маттиасу.

Он сделал многозначительную паузу, отмечая решающий момент.

– И? – вежливо осведомилась Сюзанна.

– Я все беру на себя.

– Ах так! Ты, значит, все берешь на себя? – не удержалась от улыбки Сюзанна.

– Все. Включая ремонт твоего заведения, которое, того и гляди, рухнет нам на голову. Кстати, тебя, случайно, не достают с выселением?

– Я ведь только управляющая; договариваюсь…

– Тебе не придется больше договариваться, и ты будешь владелицей, я знаю свое дело.

– И что ответил Маттиас Френкель? – осторожно осведомилась Сюзанна.

– Обрадовался, конечно! Еще бы, такой случай подвернулся!

– Случай…

Слово понравилось Сюзанне… и она медленно повторила, сверкая пылающими углями синих глаз:

– Ты сделаешь свое дело, и это прекрасный случай… так?

На этот раз он уловил особый акцент в словах улыбающейся Сюзанны. И то, что мы с Жюли увидели потом, похоже было на затмение: он потух.

Да, именно так, как я тебе сказал: Король Живых Мертвецов потух! Он вдруг стал землисто-серым. Куда девалась его лучезарность? Его высокий голос вечного подростка внезапно оборвался, упав до неуверенности, до хрипоты – почти до самой земли. В дыхании – шипение старой пластинки. Старческая ломка голоса.

– Ладно, Сюзанна, – он помедлил, – я знал, что ты нисколько не изменилась с тех пор, как я тебя оставил, я так и знал.

– Как я тебя оставила, – вежливо поправила Сюзанна.

Нет в мире человека вежливее Сюзанны О’Голубые Глаза, сам убедишься. И веселее ее тоже нет. И более неподкупной в этой своей вежливой веселости.

– Как ты меня оставила, твоя правда.

О да, обычно, правда – не в вышине, она здесь, внизу. Она под пудовыми плитами. Чтобы добраться до нее, надо спускаться. Надо копать.

Жюли, почувствовав, что мы нечаянно вторглись на территорию личного, легонько дотронулась до моей руки и уже стала подниматься, но Сюзанна взглядом остановила ее и подняла указательный палец. Мы сели снова. К тому же для Короля мы не существовали. Он говорил только с Сюзанной.

– Слушай же, Сюзанна. Я Король Живых Мертвецов, дело ясное, я испортил свою пленку и не смог тебя закадрить. Да и теперь пробовать не стану.

Он уставился на свои ботинки, нервно шевелил толстыми пальцами, подыскивая слова.

– Я не предлагаю тебе это дело, Сюзанна, и я не пользуюсь удобным случаем, нет… Я плачу, и все. Я плачу, и ты сохраняешь свою свободу.

– Как, по-твоему, что бы сказал на это старый Иов? – спросила Сюзанна. И добавила: – Давай-ка стакан, я тебе еще налью.

Он отрицательно покачал головой:

– Старый Иов это тебе не Маттиас. Он не такой простак. Явись я к нему и предложи сыграть в хранителя его сокровищ, он поступил бы так же, как ты: послал бы меня подальше. (Горькая усмешка.) А между тем один Бог знает, сколько он мне сбагрил своей пленки, пройдоха!

– Зачем же ты тогда сюда пришел?

– Чтобы сказать тебе, что сейчас речь не обо мне.

Он поднял глаза. Теперь он уже торопился высказаться.

– Еще раз, Сюзанна: я плачу и точка. Старый Иов выбрал тебя и правильно сделал. Ты покупаешь старушку «Зебру», создаешь ООО, придаешь ему какой угодно статус, берешь адвокатов по своему усмотрению, мое имя нигде не фигурирует, ты мне ничего не должна, я не имею никаких прав, и я все оплачиваю, безвозмездно, до конца твоих дней, возобновление договора об аренде в случае моей кончины, а на случай твоей – ты сама назначаешь себе преемника. Это гигантское предприятие, Сюзанна, правда. Без денег тут не обойтись.

– Я могу найти другой источник финансирования…

– Который давал бы тебе полную свободу? И не ищи. Любой потребует участия в прибыли и свою долю славы, разумеется. Ты знаешь их всех, как меня, и ты всю жизнь старалась их избегать: спонсоры, банкиры, телевизионщики и издатели, они потянут одеяло на себя, и ты останешься с голыми пятками. Старый Иов доверил тебе память, которую они присвоят себе.

– А если меня профинансирует сам старый Иов?

– Фонд? Я думал об этом: слишком дорого. Старик уже лет двадцать как прикрыл лавочку; сын и внук, сама знаешь, сделали ручкой. Он плюнул на свои лаборатории и сбыл их с рук, за гроши все распродал, немало удивив всех таким безразличием. Сейчас сам еле концы с концами сводит. Только парижский офис и оставил.

– Министерство культуры?

– Где ты видела министерства? Одни министры кругом. Хочешь попасть в лапы министра? И надолго?

Сюзанна, улыбаясь, покачала головой.

– Словом, остался один ты.

– Нет, мои деньги. Еще раз повторяю, я здесь ни при чем.

Он резко поднялся.

– Слушай, Сюзанна, если какой-нибудь проныра-журналист спросит, не я ли король всех пройдох в нашем краю, я отвечу «да», даже если это не так, только затем, чтобы сохранить легенду о великом надувателе; но если кто-нибудь станет вгонять мне иглы под ногти, чтобы я признался, что финансирую «Зебру», одну из первых фильмотек в мире, я скажу «нет», даже если это правда…

– Порыв души?

– Порыв юнца, которым бы я остался, если бы ты не бросила поводья.

Он бил издалека, за тридцать лет отсюда. Удар обрушился с огромной силой и должен был причинить страшную боль. Но Сюзанна подняла свой ясный взгляд, такой ясный…

– Поводья не по мне.

Голова Короля поникла на сдувшейся груди. Опять повеяло мертвечиной. Из-под благоухающих доспехов сочились прескверные испарения.