Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Русская классическая проза » Рахиль - Андрей Геласимов

Рахиль - Андрей Геласимов

Читать онлайн Рахиль - Андрей Геласимов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 38
Перейти на страницу:

"Выяснилось", что группа проштрафившихся омских курсантов, отправленных вместе с "Бобром" на фронт, была неудачно сброшена на парашютах в Белоруссии прямо на головы мотострелковой дивизии СС. Группа попала под пулеметный огонь и практически вся была уничтожена еще в воздухе. Кроме одного человека. Которым, разумеется, и был "настоящий Бобров".

Ему удалось отстреляться, он долго скитался в лесах, вышел на партизан, разбил немцев и участвовал в Параде Победы на Красной площади. Правда, знамя фашистское ему дали не самое главное. Он хотел, чтобы там был портрет Гитлера, но какой-то наглый маршал с папиросой "Казбек" знамя с портретом у него отобрал. Тем не менее он дошел до Мавзолея, чеканя шаг, и плюнул на это "фашистское говно" всей своей гордой "бобровской" слюною.

А в это время его зловредный "двойник", которого "якобы" пожалели и не отправили тогда, в сорок четвертом, на фронт, уже перебрался из Сибири в Москву и забивал всем подряд, играя за ЦДКА. Шустрый "самозванец" успел даже съездить в Англию в составе "Динамо" и заколотить там в ворота "Челси" и "Арсенала" те самые голы, которые по справедливости должен был забивать уставший уже от разочарований пациент доктора Головачева.

В конце концов он до такой степени свыкся со своей новой личностью, что, наверное, даже самому Всеволоду Боброву она не была так близка, как ему. Он прильнул к ней так же искренне, стремительно и порывисто, как юноша на лестничном проходе прижимается к еще малознакомой девушке, когда лифт, к счастью, сломан, и кто-то постоянно поднимается по ступенькам, и надо всех пропускать, но лестница слишком узка и так просто не разминуться.

На этой почве наш "бомбардир" эпизодически попадал в больницу к доктору Головачеву, ибо чей разум и сердце выдержат всю эту восхитительную гимнастику в полутемном подъезде, если она длится не двадцать минут, как у обычных людей, а всегда. Со всей силой и простотой бесконечности.

Врачи старались ему помочь, но, на самом деле, только заставляли его страдать. Попробуйте объяснить влюбленному юноше, что его девушка любит другого, а потом попытайтесь снова поверить в абсолютную ценность истины. Он приезжал в больницу совершенно счастливым и через месяц-другой отправлялся по месту жительства с мрачным лицом, запасом таблеток и массой сомнений.

И вот однажды все эти сомнения самым благополучным образом разрешились. Он смог наконец их проверить в лифте гостиницы "Москва". Непонятно каким ветром его туда занесло, но на втором этаже в кабину лифта, где он посматривал на свое отражение в зеркале, предчувствуя уже некоторые интересные события и перемены, упругой походкой вошел высокий и красивый Сева Бобров. Неизвестно о чем они говорили, пока лифт поднимался на пятый этаж, однако этого времени вполне хватило, чтобы "Бобровы" выяснили - кто из них кто, и, когда дверь лифта на пятом этаже плавно раскрылась, к ногам изумленной дежурной по этажу выкатился ни в чем уже не сомневающийся, слегка взлохмаченный, обыкновенный бывший учитель сестрорецкой начальной школы.

После всей этой веселой неразберихи, смуты и толкотни так и осталось неясным, узнал ли великий форвард того, кто учил его читать по слогам и писать на серой ворсистой бумаге "Мы не ра-бы", "Се-ва", "Ло-шадь", "Ма-ма" и другие для начала пока двусложные слова ("Вот так, не торопись, здесь черточка, осторожней, обмакни ручку еще раз, не видишь - она у тебя рвет бумагу?"). Бобров, как и на поле, решительно проявил все свои бомбардирские качества и поддержал реноме советского нападающего. Он стал нападающим в лифте.

Тем не менее, для его первого учителя эта встреча, - спустя столько лет, - оказалась настоящим спасением.

Через несколько дней по Москве поползли совершенно нелепые слухи. В гастрономах и в поликлиниках люди передавали друг другу на ухо, что "Бобер" избил внука Ленина. Причина этой несообразности состояла то ли в том, что взволнованная дежурная по этажу, увидев катящегося по полу лысоватого толстячка, вообразила себе невесть что; то ли народ так сильно любил Боброва, что не мог себе представить, как он избивает кого-то менее значимого в мифологическом смысле, чем он сам; то ли вообще все привыкли к тому, что он вечно попадает в истории, и если в прошлый раз был генерал, которого он вытащил за погоны из такси и получил от Василия Сталина за это дело лично по физиономии, то теперь это должен быть кто-нибудь ну никак не меньше, чем внук Ленина, потому что сына ведь не изобьешь - он, наверное, уже совсем старичок, а старичков колотить даже самому Боброву вроде бы неприлично. Не комильфо.

При этом никто не хотел вспоминать, что никакого сына никогда не было (если только его не прятали где-нибудь за границей, и вот теперь его отпрыск инкогнито явился в лифт гостиницы "Москва" и врезал там скорому на ответ футболисту). А следом за отсутствующим сыном не могло быть и внука.

Но все это уже никого не волновало - вся эта причинно-следственная генеалогия. Кому интересно, откуда берутся внуки? Да ниоткуда. Важно, что они ездят в лифтах и дерутся с Бобровым. Наотмашь. А потом выпадают к ногам испуганных дежурных по этажу.

Вот это весело.

Так или иначе после случая в гостинице жизнь сестрорецкого учителя круто переменилась. Он перестал бывать в больнице наездами и переселился туда насовсем. Уступая молве, он сменил в своем сердце шаткий и ускользающий образ Боброва на ясный и близкий каждому советскому человеку ленинский задор и ленинскую улыбку. Склонив голову над невидимой рукописью, он теперь часами писал воззвания к революционным солдатам, едко издевался над эсерами и социал-демократами, не сомневался больше ни в чем и являл собой образец полной гармонии и счастья.

Заканчивая процесс наблюдения за ним, я с грустью понял, что для своих планов мести я не смогу воспользоваться моделью его поведения. Любое возмездие предполагает в своем носителе незавершенность природы. Недостачу чего-то важного - нехватку, из-за которой, собственно, и начинается весь этот ужасный душевный зуд.

Внук Ленина достиг в своем развитии полного завершения. Его цикл замкнулся. Он, наконец, встретил самого себя и совершенно не подходил мне, потому что счастливые люди мстить не умеют.

* * *

"Жизнь, молодой человек, - это более или менее череда упущенных возможностей, - говорил мне Головачев. - Странно как вы, однако же, свою тряпку выжимаете".

"Не факт, - отвечал я. - Для многих людей, уважаемый психический доктор, жизнь - это тайный план Бога".

"Вот как? - удивлялся он. - Вы что, тоже стали религиозны? А как же комсомол? Да перестаньте вы елозить этой тряпкой. Забрызгаете мне весь халат. Вы член ВЛКСМ?"

"Мне надо домыть. Старшая сестра будет ругаться. Она и так меня ненавидит".

"Не выдумывайте. Вы слишком много анализируете. Поверьте, поведение окружающих не всегда поддается анализу. То, что вам показалось ненавистью с ее стороны, скорее всего было просто минутным раздражением. Что она вам сказала?"

"Неважно".

"Вот видите. У нее, наверное, просто были месячные. Скажите... а у Любы... восстановился месячный цикл? - Он запинался, но тут же суетливо добавлял. - Меня беспокоит воздействие тех препаратов, которые она получила у нас".

"Я не в курсе", - отвечал я, чувствуя, как лицо тяжело и неуправляемо наливается краской.

"Вы смутились, - говорил, улыбаясь, Головачев. - Ну да, вы ведь еще совсем молоды. Сколько вам лет?"

"Какая разница?"

"И хамите по-прежнему. Вам нравится работать у нас?"

Я молча тер шваброй и без того уже сверкающий участок пола.

"И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее".

Головачев был прав. Комсомолец не должен интересоваться религией. Но я чувствовал, что, говоря "вы тоже стали религиозны", он вольно или невольно объединял меня с моей Рахилью. Помещал меня туда же, где находилась она со своими новыми идеями, стриженой головой, проколотыми ушами и бесконечными лихорадочными разговорами о диббуках, суккубах и каббале.

Внутренние согласные в трех последних словах удваиваются, сигнализируя о твердом, несгибаемом и даже упрямом характере говорящего. Повышенная частотность употребления в повседневной речи лексических единиц с двойными согласными свидетельствует также о торопливости, ажитации и постоянном состоянии возбуждения. Удвоение близкого к фрикативному согласного "к" в слове "суккуб" является фонетической аллюзией на фрикционные процессы совершенно иного свойства и тоже имеет непосредственное отношение к упомянутому выше состоянию возбуждения.

Которое удовлетворяется неизвестно кем.

N.B. Как это неизвестно? Мужской вариант суккуба называется инкуб. Проникает к женщинам по ночам в закрытые спальни.

Поэтому в глазах Головачева я был ей пара. Хотя бы в этом смысле. В смысле моей якобы "тоже религиозности".

А Любу тем временем завораживал весь этот чувственный мистический бред, эти мощные сексуальные черти, рядом с которыми я, очевидно, выглядел, как робкая, полупрозрачная, рогатенькая улитка, уставшая от своего домика, от самой себя, от солнца, от слишком широкой и сухой песчаной тропинки, которую надо - вопрос жизни и смерти - обязательно пересечь.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 38
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Рахиль - Андрей Геласимов торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться