Вокзал для одного. Волшебству конец - Роман Грачев

Мы стояли лицом к лицу на расстоянии дыхания.

– Знаешь, ты за эти месяцы стал мне очень дорог, – сказала она.

– И ты мне.

Пауза. Поцелуй пока не получался.

– Но моя подруга сказала правду. Со мной нелегко.

Я молчал, ждал продолжения. По опыту знаю – лучше не спешить с комментариями, пока не ознакомился с текстом полностью.

– Скажу это только один раз и только сейчас. Потом, если ты решишь продолжать отношения, тебе придется принимать меня, что бы ни случилось. Ты будешь слушать?

Я стоял очень близко к ней, утопал в ее бездонных глазах, чувствовал ее аромат. В те счастливые мгновения я готов был слушать любой бред в ее исполнении и подписаться даже под кабальным договором с дьяволом. Любовь – убийственная штука.

– Ты меня не испугаешь, – произнес я.

– И тем не менее, я хочу, чтобы ты меня услышал и потом не обвинял в том, что я сломала тебе жизнь.

Она положила ладони мне на грудь, как в танце. Я накрыл их своими.

– Я постоянна в своих привязанностях. Не меняю партнеров как перчатки. Могу любить только одного мужчину… да, у меня были разные мужчины, но никогда – одновременно, потому что я не начинаю новые отношения, не закрыв старые. Для меня это неприемлемо.

– А если сердце вдруг…

– Исключено. Мое сердце дружит с головой. Не уверена, что это хорошо, но это так, и до сих по сбоев не возникало.

– Суровая ты.

– Какая есть. Впрочем, мало кто из мужчин стал бы возражать против такой верности. Но дело не в этом.

Она опустила взгляд на верхнюю пуговицу моей рубашки. Руки у нее стали холодными, хотя температура воздуха в этот летний вечерний час никак не опускалась ниже двадцати пяти.

– Иногда я ухожу. Убегаю. Не прощаюсь, не извиняюсь – просто исчезаю, не говоря ни слова. Ты уже имел сомнительное удовольствие испытать это на себе.

Я молчал. Мне нечего было возразить.

– Что-то случается со мной, какой-то панический ужас в груди, и я бегу. От матери сбегала во двор, от воспитателя в детском саду – в самый дальний угол участка, где гадили соседские собаки и бомжи. От учителей и одноклассников в школе уносилась в пустую раздевалку спортзала и там сидела, пока не начинался чей-нибудь урок, или вообще пряталась под лестницей возле кладовой. Меня находили, ругали, ставили «двойки» за поведение, но ничего не менялось. Иногда мне нужно скрыться от всех, потому что я чувствую: если не исчезну, умру от разрыва сердца или меня разобьет паралич… Наверно, это чушь, но я еще ни разу не пыталась проверить.

От мужчин я просто уходила и никогда не возвращалась. Их было немного, всего двое, если считать серьезные отношения, но обоих я оставила без объяснения причин. Это было очень жестоко, я причиняла им сильную боль… но ничего не могла с собой поделать. Не спрашивай, показывалась ли я психиатру, и не пытайся убедить, что проблема моя наверняка описана в учебниках и поддается решению. Не надо, я все знаю. Только хочу тебе сказать, что ты – первый в моей жизни мужчина, к которому я хочу возвращаться. И я возвращаюсь.

Она с надеждой посмотрела мне в глаза, ожидая подтверждения. Я кивнул. Она действительно возвращалась в тот самый момент, когда я уже считал ее рыбкой, сорвавшейся с крючка.

– Хорошо. – Она подняла ладони выше, к моим плечам. Я опустил ей руки на талию. – Я хочу попробовать. Я чувствую, что с тобой у меня получится. Но если ты сочтешь, что не хочешь иметь такие нестабильные и непредсказуемые отношения, я тебя пойму. Я не могу гарантировать тебе светлое будущее и не могу обещать, что не причиню тебе боль. Но если ты сейчас скажешь мне «да», мы больше не возвращаемся к этому разговору.

Она умолкла в ожидании ответа. Клянусь, не много могу припомнить таких случаев в своей жизни, когда на принятие довольно ответственного (возможно, даже судьбоносного) решения мне отводилось столь ничтожное время.

Мне показалось это нечестным, и я спросил:

– Мы можем сейчас просто погулять и насладиться вечером?

– Конечно, – улыбнулась она. – Может, тогда пойдем ко мне?

Я слегка обалдел. Внутренне, конечно, готовился, но не ожидал, что предложение прозвучит уже сегодня.

…И была у нас ночь, ребята. Бесконечная ночь с пятницы на субботу, импульсивная, местами неуклюжая, когда мы путались в собственных конечностях и позициях, словно малолетки, не имевшие большого опыта, или стеснялись сказать о своих чувствах, краснея и лопоча милые глупости, – но запоминаемая на всю жизнь.

И было утро, когда тоска охватила мое сердце с такой чудовищной силой, что я едва не плакал. Мне пора было уходить – сдуру пообещал матери еще неделю назад помочь с перевозкой мебели на дачу. Я совсем забыл о своем обещании и даже не вспомнил о нем вчера вечером, направляясь в альков.

Она сидела на краешке постели, смотрела, как я причесываюсь у зеркала. Она боялась, что я больше никогда не вернусь – я видел это в ее глазюках, больших и удивленных, будто глаза какого-нибудь мультяшного персонажа. Я был бы рад ее успокоить и сказать, что согласен на ее сложные условия, но врать не хотел. Ограничился лишь обещанием:

– Я напишу в понедельник.

Она обреченно кивнула. Проводила меня до прихожей. Крепко обняла.

– Кажется, я влюбляюсь, – сказала она с улыбкой.

– Кажется, я тоже. Нас можно поздравить.

– Не с чем…

– …Мужчина, вы будете заказывать?

Женщина в сером пальто коснулась моей спины между лопатками. В иные времена я бы счел это фамильярностью, но сегодня (как и в предыдущие дни и, очевидно, многие последующие) меня можно трогать почти везде, не опасаясь пощечин.

– Да, извините, задумался.

– Думают в другом месте, – строго сказала женщина. – Возьмите газетку и идите думать.

Мы стояли у прилавка маленького продуктового отдела, ютившегося в углу на втором этаже вокзала возле конкорса. Магазинчик торговал растворимой лапшой и быстрыми супами, шоколадом, пивом, газетами – в общем, всякой всячиной, без которой человеку в поезде стало бы невыносимо скучно. Я зашел сюда за жевательной резинкой. После двух стаканов дешевого автоматного кофе и чипсов у меня во рту словно скунс переночевал.

Я протянул девушке пятьдесят рублей.

– Задумался он, – продолжала ворчать женщина в сером пальто, подпирая меня сзади. – А если у меня поезд уходит, я что, должна ждать, когда ты додумаешься?

Я улыбнулся. Некоторым людям на нашей планете явно не хватает драйва. Что ж, я их очень понимаю. Сам такой.

– Что смешного я сказала? – фыркнула скандалистка. – Покупай и освобождай место.

Я неспешно оглядел ее. Типичная советская Мадам Из Очереди В Кассу, возрастом примерно за пятьдесят, одетая дорого, но безвкусно, крупная, нахрапистая, бескомпромиссная, способная часами говорить на любую тему, ничего при этом не говоря, и умеющая раздуть конфликт на пустом месте. В общем, непотопляемый корабль – баба, которая переживет пятерых мужей почти безо всякого для себя ущерба.

– Я не улыбаюсь, сударыня, я сочувствую.

Заказанная мною упаковка «Орбита» уже лежала на блюдце вместе с мятыми червонцами сдачи, но я не спешил уступать место. Хамство должно быть наказуемо, так меня учила моя мама, доброй души человек, отстоявшая советских очередей многие километры и сохранившая при этом поразительное человеколюбие.

– Сударыню нашел, – буркнула дама. – Тоже мне, сударь. Ты уходишь или нет?

– А вы меня разве не узнаете? – спросил я. Голос мой звучал уверенно и звонко. На мгновение дамочка даже опешила, внимательно посмотрела на меня. – Неужели не узнаете?!

– Нет!

– Так и я вас тоже!

Она противно осклабилась:

– Ой, скажите пожалуйста, как остроумно! Умник нашелся… иди поупражняйся в остроумии в другом месте, у меня поезд уходит.

Я вздохнул. Нет, она не сумела испортить мне настроение своим неистребимым природным хамством, но отсутствие возможности если уж и не победить таких людей, то хотя бы нанести им минимальные моральные повреждения, действительно огорчает. Они всегда на коне, уверенные в своей правоте и безгрешности.

Но я упорно продолжал стоять у прилавка. Я уперся как бычок.

– Извините, – сказал я продавщице, – я подумал, может, мне еще бутылочку «колы» взять. Да, пожалуй, возьму. В стекле, пожалуйста. С самой верхней полки.

Продавщица улыбнулась одними глазами и не спеша потянулась к холодильнику с газированной водой.

– Ты издеваешься?! – вскипела моя мадам.

– Именно так.

Мою улыбку можно было использовать в рекламе коммерческого банка.

– Ну, сморчок!! – Тетка развернулась на каблуках, едва не разбрызгивая слюну, и покинула магазин.

Мы с продавщицей переглянулись.

– Сморчок?

– «Колу» будете брать? – засмеялась девушка.

Никакого срочного поезда у дамочки не было, как я и предполагал. Она сидела в соседнем ряду зала ожидания спиной ко мне. Я, незамеченный, пил «колу» и читал дешевый таблоид, купленный в том же магазине, изредка поглядывая на тетку. Не могу сказать, что я простил ей хамство, но к тому моменту кипение сошло на нет. В конце концов, если немолодые дамы на пороге твоего сорокалетия все еще говорят тебе «ты», это не может не радовать. Вот если бы она еще не плевалась…