Визит старой дамы - Фридрих Дюрренматт

Бургомистр. И во имя совести.

Горожане. И во имя совести.

Бургомистр. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Горожане. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Бургомистр. Ему нет среди нас места.

Горожане. Ему нет среди нас места.

Бургомистр. Мы не позволим растлевать наши души.

Горожане. Мы не позволим растлевать наши души.

Бургомистр. Попирать наши святые идеалы.

Горожане. Попирать наши святые идеалы.

Илл (кричит). Боже мой!

Все стоят, торжественно воздев руки, но в эту секунду с кинокамерой случилась авария.

Кинооператор. Какая обида, бургомистр. Свет отказал. Повторите, пожалуйста, заключительную сцену.

Бургомистр. Еще раз?

Кинооператор. Да, для кинохроники.

Бургомистр. С удовольствием.

Кинооператор. Свет в порядке?

Голос. Наладили.

Кинооператор. Начали.

Бургомистр (принимает соответствующую позу). Кто с чистой душой голосует за торжество правосудия, прошу поднять руку.

Все поднимают руки.

Дар Клары Цаханассьян принят. Единогласно. Но не из корысти.

Горожане. Но не из корысти.

Бургомистр. А во имя торжества справедливости.

Горожане. А во имя торжества справедливости.

Бургомистр. И во имя совести.

Горожане. И во имя совести.

Бургомистр. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Горожане. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Бургомистр. Ему нет среди нас места.

Горожане. Ему нет среди нас места.

Бургомистр. Мы не позволим растлевать наши души.

Горожане. Мы не позволим растлевать наши души.

Бургомистр. И попирать наши святые идеалы.

Горожане. И попирать наши святые идеалы.

Тишина.

Кинооператор (тихо). Ну, Илл. Ну? (Разочарованно.) Как хотите. Жаль, что радостное «Боже мой» на этот раз у вас не вырвалось. Это было самое эффектное место во всем эпизоде.

Бургомистр. Господа журналисты, радиоработники, операторы, милости просим к столу. Вас ждут в ресторане. Рекомендуем покинуть зал через служебный выход. Женщинам подадут чай в саду.

Журналисты, радиоработники, операторы уходят в глубь сцены, направо. Мужи города не трогаются с места. Илл поднимается, хочет уйти.

Полицейский. Сиди! (Силой сажает Илла на скамейку.)

Илл. Вы хотите сделать это сегодня? Уже?

Полицейский. А ты как думал?

Илл. По-моему, лучше, если это произойдет у меня дома.

Полицейский. Это произойдет здесь.

Бургомистр. В зрительном зале нет посторонних?

Третий и четвертый осматривают зал.

Третий. Никого.

Бургомистр. А на балконе?

Четвертый. Ни души.

Бургомистр. Заприте двери. В зал больше никого не впускать.

Третий и четвертый сходят в зрительный зал.

Третий. Все заперто.

Четвертый. Все заперто.

Бургомистр. Гасите люстры. В окна светит луна с балкона. Света хватит.

Сцена погружается в темноту. При слабом лунном свете неясно видны фигуры людей.

Выстройтесь друг против друга. Оставьте проход.

Мужчины становятся в два ряда, образуя узкий проход, в конце которого стоит гимнаст, теперь он в элегантных белых брюках и в майке, с красной лентой через плечо.

Господин священник, исполните свой долг.

Священник. (медленно подходит к Иллу и садится возле него). Ну, Илл, для вас настал горестный час.

Илл. Дайте сигарету.

Священник. Дайте ему сигарету, господин бургомистр.

Бургомистр (ласково). С радостью. Лучший сорт.

Передает священнику пачку сигарет, тот протягивает ее Иллу. Илл берет сигарету, полицейский дает ему прикурить, священник возвращает пачку бургомистру.

Священник. Как сказал пророк…

Илл. Не надо. (Курит.)

Священник. Вы не боитесь?

Илл. Теперь уже не очень. (Курит.)

Священник. (беспомощно). Я помолюсь за вас.

Илл. Молитесь лучше за наш город. (Курит.)

Священник. (медленно встает). Господи, помилуй нас. (Медленно становится рядом с другими мужчинами.)

Бургомистр. Поднимитесь, Альфред Илл.

Илл колеблется.

Полицейский. Вставай, скотина! (Силой заставляет его встать.)

Бургомистр. Вахмистр, возьмите себя в руки.

Полицейский. Извините. Не стерпел.

Бургомистр. Подойдите сюда, Альфред Илл.

Илл роняет сигарету, затаптывает ее ногой. Потом медленно идет к середине сцены, поворачивается спиной к зрителям.

Илл колеблется.

Полицейский. Тебе говорят. Иди!

Илл медленно направляется в проход, который образовали молчаливые горожане. В конце прохода, как раз напротив Илла, стоит гимнаст. Илл замирает, поворачивается, видит, как безжалостно смыкаются ряды, падает на колени.

На сцене теперь неясно виден клубок тел; не слышно ни звука; клубок все сжимается и постепенно опускается на пол. Тишина. Слева входят газетчики. Зажигают люстры.

Первый газетчик. Что здесь происходит?

Толпа неторопливо расходится. Горожане собираются в глубине сцены. В центре остается только врач, он стоит на коленях перед мертвым телом, накрытым клетчатой скатертью, какие обычно стелют в кафе. Врач встает, прячет стетоскоп.

Врач. Паралич сердца.

Тишина.

Бургомистр. Он умер от радости.

Второй газетчик. Каких только увлекательных историй не преподносит нам жизнь!

Первый газетчик. А теперь за дело.

Газетчики поспешно уходят направо в глубь сцены. Слева появляется Клара Цаханассьян в сопровождении дворецкого.

Увидев мертвое тело, она останавливается, потом медленно идет к середине сцены, поворачивается лицом к зрителям.

Клара Цаханассьян. Принесите его сюда.

Роби и Тоби входят с носилками, кладут на них Илла и опускают носилки к ногам Клары Цаханассьян.

(Стоит как каменная.) Открой ему лицо, Боби.

Дворецкий приподнимает скатерть с лица Илла.

(Пристально, долго рассматривает мертвого.) Теперь он опять такой, каким был много лет назад. Мой черный барс. Закрой ему лицо.

Дворецкий снова закрывает лицо Илла.

Положите его в гроб.

Роби и Тоби выносят мертвое тело налево.

Отведи меня, Боби. Пора укладываться. Мы уезжаем на Капри.

Дворецкий подает ей руку, она медленно идет налево, останавливается.

Бургомистр!

В глубине сцены из группы молчаливых горожан медленно появляется бургомистр, выходит вперед.

Возьми чек. (Передает ему бумагу и удаляется с дворецким.)

Все более нарядная одежда горожан Гюллена без слов говорит о том, как они богатеют. Внешний вид города становится неузнаваем; теперь это уже не заштатное и нищее местечко, а преуспевающий, ультрасовременный город. Финал пьесы, ее счастливый апофеоз выражает это всеобщее благоденствие. Вновь отремонтированное здание вокзала украшено флагами, гирляндами живых цветов, транспарантами, неоновой рекламой. Жители Гюллена — мужчины во фраках, женщины в бальных платьях — образуют два хора, как в античной трагедии. И не случайно нам кажется — это вполне в духе происходящего, — будто мы слышим сигналы бедствия, которые подает идущий ко дну корабль.

Первый хор.

Кошмаров предостаточно:

Колоссальные землетрясения,

Огнедышащие горы,

Морские водовороты,

К тому же и войны,

Топчущие пшеницу танки,

Солнцеликий гриб атомного взрыва.

Второй хор.

Однако ничего нет кошмарнее бедности,

Потому что в ней нет благородства.